Солдат удачи - Дина Лампитт

Мистер Хикс поднялся рано утром и вышел прогуляться по парку с Полли и Энфусом. Энн, хорошенько укутавшись, тоже выбралась на свежий воздух с Идой Энн, но они погуляли всего несколько минут: Ида Энн все время ворчала из-за луж и грязи и никак не могла дождаться ланча. Впрочем, несмотря на все это, Ида Энн все же была счастлива: венская военная служба прислала письмо, в котором сообщалось, что ее сестра с мужем освобождены из плена, и Джон Джозеф снова сможет присоединиться к своему полку. Ида Энн все же не могла сосредоточиться на мыслях о Горации и Джоне Джозефе, поскольку в последние дни ее слишком мучила мысль о том, что о ней все забыли. Ведь ей исполнилось уже двадцать три года, а женихи не искали ее общества. Она проклинала Саттон на чем свет стоит. Конечно, кто потащится сюда, в такую глушь?!

Подобные мысли заставили ее глубоко вздохнуть и сказать:

— Как ты думаешь, мама, я могла бы поехать в Вену, к Горации? Говорят, что это самая веселая столица в Европе.

— Говорили, — ответила Энн, — но она побывала в руках революционеров, так что Бог знает, что там теперь происходит. Впрочем, когда окончится эта ужасная война, путешествие в Европу тебе не повредит. В австрийской армии много молодых англичан, и я уверена, что Джон Джозеф знаком со многими из них.

— Но когда же окончится война?

— Твой отчим говорит, что теперь это может произойти с минуты на минуту.

— Как странно, — проговорила Ида Энн, для вида сменив тему беседы, но, в сущности, продолжая прежнюю, — что у некоторых женщин бывает по три мужа, а других — ни одного.

— Ты говоришь о Фрэнсис?

— В этом нет ничего странного, — поджав губы, ответила ее мать. — Она знает, как угодить мужчине.

— Что ты имеешь в виду?

— Этого я тебе сказать не могу, — ответила Энн, памятуя о необходимости поддерживать строгую нравственность, вошедшую в моду в последнее время.

— Ну, хорошо, а почему я этого не умею? Я имею в виду — угодить мужчине?

Энн слегка смутилась и ответила:

— Нам уже пора возвращаться домой. Пойдем, моя дорогая. Ты проголодалась.

Но в глазах у Иды Энн осталось недовольное выражение, и она решила при случае обязательно спросить Кловереллу, что нужно делать, чтобы нравиться мужчинам. Ведь, в конце концов, раз мать не хочет с ней об этом говорить, пусть хоть кто-то объяснит ей, в чем состоит секрет.

Впрочем, когда они вернулись домой, внимание Иды Энн оказалось целиком поглощено другим письмом — от Горации.

«Дорогая мама, Элджернон и Ида Энн!

Как я рада, что могу наконец сообщить вам: мы с Джоном Джозефом вернулись в Вену! Столица выдержала тяжелые обстрелы артиллерии, но в целом почти не изменилась. Рассказать вам подробно о том, каким чудесным образом нам удалось освободиться, я не могу: ведь война еще не окончилась, и о таких вещах не положено говорить в письме. Но когда вы услышите эту историю, вам она очень понравится, а услышите вы ее сразу же, как только нам удастся приехать домой. Ах, как мне хочется домой!

Одним словом, мы оба чувствуем себя хорошо и очень счастливы, что вам не придется больше беспокоиться за нас. В понедельник мы отправляемся в полк и надеемся изо всех сил, что очень скоро проклятая война окончится и мы сможем устроить свою семейную жизнь.

С любовью, ваша Горация».

— Устроить семейную жизнь! — воскликнул Элджи. Энн многозначительно взглянула на него, потому что в глазах Иды Энн появился завистливый огонек. Но сердце ее переполняла радость. Энн очень любила внуков и хотела, чтобы их было больше. А после всех злоключений Горации ее мать особенно хотела увидеть наконец ее ребенка.

— Просто не могу дождаться, когда окончится война, — взволнованно произнесла Энн. — Ах, Элджи, как ты думаешь, когда же это, наконец, произойдет?

— В ближайшие полгода, дорогая. Я в этом убежден.

И он оказался прав. Однажды летним утром, когда вся семья собралась за завтраком в комнате, окна которой выходили в сад, Элджи развернул свежий номер «Таймс», прочистил горло и торжественно провозгласил:

— Послушайте вот это!

Графиня с дочерью выжидающе воззрились на него, и он продолжал:

— «Вена, 18 августа. Наш корреспондент сообщает, что состоятся торжества по случаю дня рождения императора (ему исполняется 19 лет) и что венгерскую войну можно считать практически оконченной».

Дальше читать Элджи уже не мог. Энн разрыдалась, Ида Энн была готова ей последовать.

— Ну, ну, дорогая, — произнес Элджи, погладив жену по руке. — Зачем же плакать? Теперь они в безопасности.

— Ах, я надеюсь, — ответила она. — Теперь у меня действительно появилась надежда. Элджи, ты уверен?

— Конечно. Фронта уже нет, лишь кое-где остались маленькие очаги сопротивления. Больше не о чем волноваться.

Графиня сделала мужественную попытку улыбнуться, но в глазах у нее оставалось выражение тревоги.

— До тех пор, пока они не вернутся домой, мне не будет покоя, — сказала она. — Лишь когда хозяин Саттона вновь переступит порог своего замка, мы сможем от души посмеяться над древним проклятием.

Элджи склонил голову набок.

— Проклятием? — переспросил он. — Да, действительно, я и забыл об этом. Ну, ничего, дорогая. Теперь-то оно уж не коснется Джона Джозефа.

— Но я думала, что это всего лишь небольшой очаг сопротивления, — сказала Горация. — Я и не подозревала, что здесь мощная цитадель!

— Опять ты преувеличиваешь, — с улыбкой ответил Джон Джозеф. — Это обычная крепость. Теперь, когда генерал Торги сдался русским, Клапка сложит оружие и приведет своих солдат с поднятыми руками. Вот увидишь.

Они обменялись улыбками. Каждый раз при упоминании о генерале Клапке они вспоминали блестящий спектакль, разыгранный Джекдо благодаря его некоторому внешнему сходству с генералом. Они вспоминали, как Джекдо мастерски подделал подпись генерала и увел их из крепости в Карлсбурге под покровом ночи. То, что ему удалось пробраться в крепость незамеченным, было настоящим чудом. Он от души позабавился, куря сигару за сигарой и корча страшные рожи коменданту, когда Горация повторяла, что будет визжать без остановки, если ей не позволят взять с собой ее мужа и собаку.

Как он поцеловал ее тогда! Она не могла забыть об этом даже теперь, хотя прошло уже пять месяцев. Его губы оказались такими твердыми и требовательными, все его тело напряглось от желания. Трудно было поверить в то, что все это — лишь спектакль. Он осыпал ее поцелуями, и Горация с изумлением увидела на его лице непритворное блаженство. Она подумала, что Джекдо — непревзойденный актер, когда он прижал ее к груди и зарылся лицом в ее волосы.