Гончаров - Владимир Мельник

Сходное ощущение испытывал у гроба Гончарова и другой посетитель — беллетрист и драматург Иван Леонтьевич Леонтьев (псевдоним — Иван Щеглов) (1856–1911), который записал в своем дневнике: «На панихиде у И. А. Гончарова. (Моховая, 3). Лежит тихий и приятный, точно не умер, а глубоко заснул и видит светлый, мирный сон. Народу вдвое меньше, но зато много молящихся… чуть не впервые на литературных похоронах (курсив наш. — В. М.). Выдающееся, благолепное служение Пантелейм[оновского] причта».[271] Так была подведена черта под жизнью Гончарова.

Похороны Гончарова обнаружили, что русское общество восприняло жизнь писателя и его творчество как эпохально значимые. Многие ведущие русские газеты посчитали своим долгом опубликовать итоговые статьи о его жизни и творчестве. Так, газета «Неделя» (1891, № 38) писала: «По широте замысла и исполнения, по художественной ясности и пластичности изображений, Гончаров едва ли имеет себе равного в нашей литературе, — да, может быть, не столько в нашей, но и вообще в новейшей литературе европейской». Многие статьи отмечали близость Гончарова-художника к Пушкину и Гоголю. Так, автор статьи в газете «Луч» резюмировал: «После Гоголя ни у кого русская жизнь не выливалась так полно по характерам, так верно по плавности и широте картины, как у Гончарова. Последний из писателей, принадлежавших к пушкинской эпохе, покойный умел усвоить себе прозаическую манеру Пушкина, сказавшуюся в его беллетристических больших вещах: ясность картины, спокойствие изложения, полная, неторопливая вырисовка характеров, соединенная с артистическим изложением».

Политическая, экономическая и литературная газета «Свет» отметила некоторые объективные внешние детали гончаровских похорон, а именно: «16 сентября, на квартире покойного были отслужены панихиды в 2 часа дня и в 8 час. вечера».[272] И менее значимые детали: «В кабинете на особом возвышении покоится прах покойного, покрытый золотым покровом. Лицо укрыто кисеей. Все картины и зеркала завешаны. На панихиде присутствовали М. М. Стасюлевич, А. Г. Полотебнов,[273] проф[ессор]

Спасович[274] и много знакомых».[275] Петербургская газета «Правда» дополняла: «16-го, 17-го и 18-го сентября на квартире происходили панихиды, на которых всегда присутствовала масса лиц, желавших почтить усопшего. Некоторые почитатели покойного И. А. приехали из Москвы, Дерпта, Твери и др[угих] городов. Тело усопшего было набальзамировано и положено в дубовый гроб, 19-го сентября состоялось погребение тела в Александро-Невской лавре. За гробом шла тысячная толпа. Гроб всю дорогу несли на руках, а печальная колесница была украшена венками, в числе которых было несколько дорогих серебряных. Отныне имя автора «Фрегата «Паллады», творца «Обрыва» и «Обломова» стало достоянием истории, со страниц которой оно никогда не сойдет».

Некоторым диссонансом звучат воспоминания художника И. Е. Репина: «Третьего дня были на похоронах Гончарова, довольно скромно прошли и было бы совсем тихо. Стройно запели студенты «Святый Боже…». Но яростно и энергично влетел к ним в середину верховой полицейский чин и потребовал прекращения. Замолчали, но, когда он отъехал, пение раздалось снова. Тут полиция налетела с таким азартом!.. Пение не возобновилось, толпа очень поредела, и только на могиле к похоронам немножко собрались люди».[276] На самом деле людей на похоронах Гончарова было много, недаром газета «Правда» отмечала, что за гробом шла тысячная толпа. Наиболее объективную картину похорон писателя дает его духовник, протоиерей Василий Перетерский. В письме к М. Ф. Сперанскому 11 октября 1912 года отец Василий вспоминал: «Я служу в приходе Пантелеймоновской церкви с 1869 г., постоянно свыше 40 лет. В этом же приходе, Моховая ул., д. № 3… все в одной квартире свыше 30 лет жил и Иван Александрович Гончаров. Известие, что он был человек совершенно индифферентный к религии, не исполнял обрядов церкви, не причащался et cet., думаю, кем-то выдумано и совершенно не соответствует действительности. Я могу свидетельствовать, что он был человек верующий, хотя, может быть, по обычаю времени и по светским отношениям не всегда в жизни точно соблюдал обычаи и порядки церкви православной. В храм Божий в воскресные и праздничные дни ходил; ежегодно исполнял христианский долг исповеди и св. причащения в своем приходском храме, что особенно памятно нам потому, что он исповедался и причащался тогда, когда причастников в приходской церкви было уже очень немного, именно в Великую субботу за поздней литургией, которая начинается только в 1-м часу дня и по предположительности кончается уже в 3-м часу дня, почему причастников на ней бывает уже мало, но всегда обязательно И. А. Гончаров».[277]

Отец Василий был одним из немногих, знавших истинную духовную жизнь писателя, он свидетельствует о христианском смирении Гончарова: «Я его и напутствовал в последней предсмертной болезни; я тогда получил от него христиански смиренную просьбу, чтобы не хоронили его как литератора, на Волковском кладбище, а чтобы похоронили как простого христианина, скромно, просто, без всяких обычно устрояющихся учащеюся молодежью при погребении литераторов помпы и намеренной пышности и шума, в Невской Лавре[278]». После смерти писателя отец Василий служил над его прахом панихиды, провожал гроб с телом покойного романиста в Лавру и обычным порядком после отпевания в Свято-Духовской церкви предал земле на Никольском лаврском кладбище, которое в 1891 году называлось Новым.

А. Бахтиаров в журнале «Колосья» (1891, ноябрь) отмечал: «Городская дума в ближайшем после смерти Гончарова заседании постановила: переименовать Моховую улицу — в Гончаровскую». Однако улица так и носит до сих пор старое название.

Лики эпохи

Жизнь Гончарова проходила в кругу самых разных людей: это были писатели, чиновники, министры, журналисты, учёные, священники, железнодорожники, педагоги, фотографы, юристы, переводчики, военные моряки, врачи и пр. и пр. Среди его знакомых были и самые известные люди своего времени. Он поддерживал личное знакомство с царской семьёй, со многими литераторами, художниками, актёрами, несколько раз воочию видел Пушкина, встречался с Гоголем, служил с поэтом Тютчевым в цензурном ведомстве. Его отношения со святителем Иннокентием (Вениаминовым), с Достоевским, Л. Толстым, Тургеневым, Никитенко и некоторыми другими личностями, именами которых отмечено развитие русской культуры той поры, выстраиваются в занимательный сюжет. Словом, эти отношения заслуживают особого подхода, который плохо вписывается в общую хронологическую канву его биографии. А потому коснёмся хотя бы некоторых из указанных сюжетов, чтобы его жизнь стала читателю понятнее и ближе.