Черный лебедь. Романы - Рафаэль Сабатини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сознавая, в какой опасности находится его душа, Грегори весь день то молился, то стонал, то метался на постели. Его жизнь была дорогой греха, и многие мужчины и женщины страдали от его рук. Но подобно звездам, которые меркнут и исчезают с восходом солнца, все его ранние грехи были заслонены одним тяжелым актом, который он совершил по отношению к Роланду Марлею. Если бы он мог спасти Роланда Марлея по крайней мере хотя бы сейчас, если бы он мог каким-то образом дать ему знать, чтобы он не заходил в трактир «Якорь» на улице Темзы! В его воспаленном мозгу не укладывалась мысль, что за время своего отсутствия в замке рыцарь уже вполне мог достигнуть Лондона.
И движимый внезапным порывом покаяться и облегчить душу кому-нибудь и надеясь предотвратить зло, Грегори позвал к себе дочь.
- Синтия! - крикнул он голосом, в котором смешались боль и страх. - Синтия, дитя мое, я умираю!
Его дочь знала и от лекаря, и от Стефана, что его состояние было далеко от этого. Но несмотря на это, ее бережное отношение к больному представляло собой трогательное зрелище. Она взбивала ему подушки, и взяв его за руку, могла часами нежным голосом убеждать его, что лекарь оценил его состояние совсем не опасным, и он вскоре поднимется с постели. Но Грегори упорно отвергал всяческие утешения.
- Я на смертном одре, Синтия, - настойчиво повторял он, - и когда меня не станет, я не знаю ни одного человека, который мог бы поддержать тебя и утешить в трудную минуту. Кеннет уехал по поручению Джозефа, и вполне возможно, что он больше никогда не переступит порог замка Марлей. Как ни странно это покажется тебе, но мое предсмертное желание заключается в том, чтобы так оно и случилось.
Она взглянула на него с удивлением.
- Отец, если это все, что заботит и удручает тебя, то я могу заверить, что я не люблю Кеннета.
- Ты неверно поняла меня, - прошептал он. - Помнишь историю жизни сэра Криспина Геллиарда, которую Кеннет рассказал тебе в ночь приезда Джозефа? - Его голос дрожал.
- Ну конечно. Я никогда не забуду ее, - продолжала она, забыв об осторожности и позволяя понять ее чувства к Геллиарду, - и каждую ночь я молюсь, чтобы Господь наказал этих убийц, которые разрушили его жизнь.
- Тише, девочка! - прошептал он встревоженным голосом. - Ты не ведаешь, что говоришь.
- Я знаю, что говорю, и если есть на свете справедливость, Господь услышит мою молитву.
- Синтия! - простонал он. Его глаза приняли дикое выражение, а руки тряслись. В порыве страха и паники правда вырвалась у него наружу: - Ты призываешь кару господню на головы своего отца и дяди.
Она поднялась с колен, глядя на отца ужасным взглядом, который он не решался встретить.
- Ты бредишь, - прошептала она. - Это жар.
- Нет, дитя мое, мой разум ясен, и то, что я говорю - правда.
- Правда? - эхом откликнулась она, глядя на него с ужасом. - Это правда, что ты и мой дядя и есть те самые убийцы, которые погубили свою кузину, жизнь этого человека, и пытались убить его самого, сочтя его мертвым, бросили в горящем доме? Правда, что вы украли его дом и пользовались им все это время, когда он бродил, отверженный, покинутый всеми, не имея своего угла? Ты хочешь заставить меня поверить в это?
В ответ раздался печальный стон.
Ее лицо побледнело как у мертвеца. Некоторое время она продолжала молча стоять, но затем чувства одолели ее.
- Зачем? - воскликнула она, рыдая. - Зачем, во имя Бога, ты рассказываешь мне все это?
- Зачем? Я говорю это тебе, потому что умираю.
Он надеялся этой фразой смягчить ее сердце и вернуть часть ее расположения. То, что он потерял ее навсегда, он понял сразу.
- Я говорю тебе это, потому что умираю, повторил он. - Я говорю тебе это, потому что в свой смертный час я хочу покаяться, чтобы Господь смилостивился над моей грешной душой. Я говорю тебе это, потому что та трагедия, которая разыгралась восемнадцать лет назад, еще не окончена, и, возможно, в моих силах предотвратить тот ужасный конец, который мы с братом уготовили Криспину. Возможно, Господь зачтет мне это на Страшном Суде. Послушай, дитя. Ты понимаешь, что тот факт, что Кеннет был связан клятвой с Геллиардом, был нам совсем не на руку, и в ту ночь Криспин призвал мальчика исполнить свой долг и обнажить меч на его стороне. У Кеннета не оставалось другого выбора, как подчиниться. По правде говоря, я сам вынудил его к схватке, заставив вытащить меч и нанести мне эту рану. Сэр Криспин наверняка убил бы Джозефа, но твой дядя остановил занесенный над ним меч, сообщив Геллиарду, что его сын жив.
- Он спас свою жизнь с помощью лжи! Как достойно!
- Нет, дитя, он говорил правду, и когда Джозеф предложил Криспину вернуть сына, он говорил искренне. Но подписывая адрес на письме, которое сэр Криспин должен был вручить людям, воспитавшим его сына, Джозефу в голову пришел хитрый план, как с помощью обмана окончательно уничтожить Геллиарда. И он направил Криспина в Лондон, в гостиницу, где проживает полковник Прайд, злейший недруг Криспина, препровождая его тем самым в руки палачу. Можно ли как-нибудь помешать этому и спасти жизнь Геллиарда, Синтия?
- С тем же успехом можно пытаться вдохнуть жизнь в мертвеца, - ответила она, и ее голос был настолько спокоен и холоден, что Грегори поежился. - Не утешай себя иллюзиями, - добавила она. - Сэр Криспин давно уже достиг Лондона, а Джозеф уже в пути, чтобы удостовериться, что все идет по плану, и что жизнь человека, которую вы загубили восемнадцать лет назад, теперь оборвется навсегда. Милосердный Бог! И я твоя дочь! - Она зарыдала. - Я выросла на землях, которые были добыты ценой преступления! Земли, которые по праву принадлежат ему - каждый камень, каждая веточка, - и теперь он мертв благодаря вашим стараниям.
Из ее груди вырвался стон, и она закрыла лицо руками. Мгновение она стояла, раскачиваясь, у постели. Затем она издала глубокий вздох и свалилась на пол в глубоком обмороке.
Грегори был настолько потрясен, что вскочил с кровати, позабыв о ране, лихорадке и смерти, которая, по его мнению, была неизбежной, распахнул дверь и позвал слуг.
Стефан и служанка вдвоем отнесли потерявшую сознание девушку в ее покои, оставив Грегори проклинать себя за длинный язык, заставивший его совершить исповедь, в которой, как выяснилось, не было никакой необходимости, ибо по его теперешнему состоянию Грегори начал подозревать, что его смерть не так уж близка, как заставил поверить в то дурак-лекарь.
24. СТРАДАНИЯ СИНТИИ
Обморок Синтии продлился недолго. Очнувшись, она первым делом отослала свою служанку. Ей нужно было побыть одной, и в этом грустном одиночестве она пребывала весь день.