Гений Одного Дня - Алиса Плис

 Все материалы хранились в коробочке из-под сигар, которые выкуривал десятками (а то и двадцатками) за целый рабочий день дядя Алекс. Авас добросовестно вынимает нить, обматывает её возле стержня, дальше чистое конвейерное производство: Нерст готовит лампу, Бари выжидает у выключателя, Вингерфельдт занимается всем, что так связано с освещением. Смотрит, чтобы не было неполадок. И думает, что делать дальше.

 В это время все вновь стали выжидать. На столе Нерста стоит дуговая лампа. Все с разных концов преградили ей путь к отступлению – нет, не выскользнет! Сейчас что-то должно произойти. Вингерфельдт кивает Бариджальду, и тот послушно отодвигает рукоять выключателя. Немного зеленоватый свет, мигает, а потом…

 - Ложись! – раздаётся голос Нерста, и все припадают вниз.

 Раздаётся взрыв и ошмётки лампы летят во все стороны. Вингерфельдт слабо улыбается, довольный, как никогда. Он одобрительно кивает Нерсту, после чего спешит подметить:

 - Ну что ж, вот у нас и появился ответственный человек за безопасность персонала.

 - Кто бы мог подумать, кому из нас достанется эта должность!

 - Посвящаю тебя в рыцари! – откликнулся Авас и коснулся тем, что осталось от лампы, плеча ещё не поднявшегося Альберта.

 - Наверное, я что-то должен сказать в ответ? – прищурился Нерст. – За короля и электричество!

 Все рассмеялись, после чего стол расчистили от осколков и водрузили следующего подопытного кролика. За этот день их взорвалось ещё несметное количество, и Вингерфельдт ещё долго скрежетал зубами от досады, правда делал это так, когда никто не видел, и никого не было – не дай Бог вселить пессимизм в души своих работников! Свет всё гас и гас, не выдерживая этой продолжительной борьбы с тьмой. Но не может так продолжаться вечно!

 Читтер постучал пальцами по столу. Вид у него был весьма не радостный, словно бы он чем-то недоволен. В его глазах светилось бессчетное количество самых разных планов во всех направлениях, что он мыслил, но сейчас его интересовало лишь одно. Он обернулся куда-то назад, и задумчиво произнёс, даже несмотря на собеседника:

 - Год движется к концу. Как бы не стать Вингерфельдту Обещалкиным. Что я, не знаю что ль, как там творятся дела у них в конторке?

 - Тем не менее, они работают не покладая рук. И особо не печалятся.

 - Ну, а что им ещё остаётся, Илайхью? Они сами себя загнали в тупик, и теперь им надо искать выход из него – а это весьма проблематично. Ведь выход им преграждают множество препятствий.

 Генри облокотился на стул и несколько минут посвятил размышлению над своими словами. По крайней мере, он знал лишь одно – сам он сделал всё, что мог. Невозможно требовать от себя каких-то сверхъестественных сил. Тем более, когда он их сам не имел ни капельки. Читтер уже страшно устал от всей этой возни, однако свою бдительность и проницательность он не потерял. И с чувством интересующегося болельщика и аналитика просматривал стопки газет и книг. Словно бы пытался что-то отгадать.

 - В ту памятную ночь там будут мои агенты. Они-то и постараются наделать шуму вместе с прессой. На нас и так работает множество весьма талантливых журналистов. Пусть это будет нам на руку. Я хочу превратить это историческое событие в шоу. Ты знаешь, у меня всегда была склонность к этому.

 - Когда-нибудь она тебя погубит, - еле слышно отозвалась Илайхью.

 - Возможно, - не стал отрицать Читтер, набивая табаком трубку. В глазах его засветилась какая-то грусть. – Не надо ничего загадывать наперёд. Поживём – увидим. Не так ли?

 В его глазах отражались огни большого города, но было видно, что он поскорее хочет дождаться развязки этих событий, чтобы решить для себя, что ему делать дальше. Он взглянул в окно, и его взору предстало яркое вечернее небо.

 Над Европой в это время восходило солнце. Оно и должно было принести с собой что-то новое, то, чего никогда не было ещё. Каждый рассвет нёс с собой следы новых открытий и новых воодушевляющих мыслей. А как же иначе? Новый день – новая жизнь.

 В мастерской стеклодува, наверное, всё должно было пойти точно так же. Выполняя заказ государственной (а может и всепланетной) важности, ему было даже некогда присесть. Опустив свой длинный жгут со стеклом, из которого ему предстояло сделать подходящую форму для лампы, прямо в печь, и покрутив своё грозное приспособление, он не мог удержаться от досадного рычания из-под зубов от досады.

 Лампочка получилась плохой формы. Вместо той, что требовалась, она стала какой-то круглой, приняла шарообразную форму, а конец у неё явно вытянулся. Взглянув на своё изделие, стеклодув только покачал головой, явно недовольный своей работой. Он снял эту стекляшку со жгута, когда она остыла, и хотел было выкинуть куда-то назад, раздражённый и злой на всё на свете, как вдруг не услышал, чтобы она разбилось. Стеклодув обернулся и увидел высокую фигуру Вингерфельдта с этим изделием в руках.

 Глаза Алекса быстро что-то прикидывали, после чего великий изобретатель вынес этому изделию окончательный свой вердикт, который естественно, обжалованию не подлежал:

 - Погоди-ка! Попридержи это, пригодится.

 Он вручил её в руки стеклодуву и ушёл. Вечером того же дня Алекс прислал от своего имени заказ на несколько сотен таких вот заготовок, как эта. Для чего – покажет время. Но он не сомневался, что ещё успеет сделать то, что он так хотел. Поэтому и продолжал думать наперёд.

 В этот же период в одну из своих рабочих ночей дядя Алекс сидел в лаборатории, обдумывая одну из очередных своих задач, и при этом рассеянно катал между пальцами кусок смешанной со смолою спрессованной сажи, которую он употреблял для телефона. Мысли изобретателя витали далеко, а в это время его пальцы механически превратили маленький кусочек сажи со смолою в тонкую нить. Когда Вингерфельдт случайно на нее взглянул, у него возникла мысль попытать эту нить в лампе.

 У Нерста дрожали руки от продолжительной работы. Они настолько онемели, что Альберт их совсем не чувствовал. Несколько секунд встряхивая их, он оглядывался по сторонам. Найдя всё таким же, как и было, он окончательно успокоился и вновь принялся за работу.

 Авас и Бари колдовали над несчастной дуговой лампой, надеясь, что когда-нибудь всё это закончится. И причём в недалёком будущем. И тогда пойдёт всё и сразу: богатство и слава. Как бы хотелось поверить в эту незабвенную мечту всего человечества, что когда-либо существовала! Но вот опять взрыв и все мечты накрываются медным тазом. Опять…

 - Не унывать! – ходит Вингерфельдт и громко хлопает в ладоши. – Работать! Работать! Никаких перерывов!

 Бариджальд в отчаянии листает книги, вдруг пропустил что-то архиважное. Этот испуг отражается на его лице, на котором медленно угасает энтузиазм. Но раз надо работать – значит надо. И против закона сего уж точно не попрёшь.

 - Номер десять тысяч девятьсот. Снова конский волос. Снова не годится, - констатирует Авас Бекинг, вытирая со лба пот. Ему печально…

 И не только ему. Нерст с грустной улыбкой спешит подметить:

 - Может, нам нужен волос другой лошади?

 Лёгкая улыбка мелькает на лицах всех трёх стоящих тут людей, не считая Вингерфельдта, ибо его одного волоса не лишали во благо всеобщей работы. Так-то, дядя Алекс! Глаза Бариджальда уже опять болят от того, что он и так слишком много прочитал за день, и попытки хоть на минуту прикрыть глаза ни к чему не приведут. Рядом взрываются лампы, летят осколки, стучит ручка Аваса… Романтика, одно слово!

 Стеклодув спит в прихожей дома Вингерфельдта над грудой коробок со своими изделиями, среди которых и те самые, нужные Алексу лампы. Так уж получилось, что Вингерфельдт во всём виноват – он заставил всех просто валиться с ног от усталости из-за этой своей несчастной идеи. Правда, в данный момент, он сам еле на ногах держится.

 Облокотившись о шкаф с книгами, который то и дело в пользовании несчастного Бариджальда, посмевшего заикнуться о своём прошлом благополучии в лице профессора математики, он хмуро глядит вперёд. Авас продолжает что-то царапать на своей бумаге, вернее, опять же не своей, а просто в записной книжке Нерста.

 - Теперь номер одиннадцать тысяч…

 Голос уже отчаявшегося, обречённого человека. Нерст поворачивает выключатель, и свершается чудо.

 Уставшие, еле уже соображающие и передвигающие ноги, люди стоят перед столом и не понимают, что происходит. Какое-то мгновение Вингерфельдт ожидал вновь услышать взрыва, и приготовился отскочить в сторону, чтобы его не задело осколками, но этого не произошло…

 Он с удивлением и помолодевшим лицом оглядывается назад и просто не верит своим глазам. Перед ним стоит лампа. Им изобретённая лампа накаливания! Бариджальд выглядывает из-за книги, удручённое лицо Нерста удивительно ярко освещается этим новым светом, а Авас даже выронил ручку в этот замечательный момент для истории. Первым не выдерживает Альберт, хватая ручку в полёте, и мгновенно что-то принимается писать в своей записной книжке, с которой никогда не расставался. Сделав это, просто ожидает поворота судьбы.