Гений Одного Дня - Алиса Плис

 Стеклодув пробуждается от сна, ибо ему в глаза что-то ярко светит и мешает. Проснувшись, он тоже некоторое время вынужден протирать себе глаза, не веря тому, что видит.

 С разных концов помещения все начинают стекаться к центру его с изумлёнными глазами. Они подходят осторожно, словно бы боятся кого-то напугать (только вот кого?), и берут лампу накаливания в кольцо. Она горит! Она светит! У Вингерфельдта начинает кружиться голова от подобного успеха его и всей его команды. Нет, он не верит своему счастью.

 - Что это? – шёпотом спрашивает дядя Алекс.

 - Нить, обыкновенная нить! Её нам предложили Феликс и твоя племянница, помнишь?

 - Нить… - задумчиво произносит Вингерфельдт, всё ещё не веря ни своим глазам, ни тем более, самому себе. – А ведь благодаря тому, что они достали нам партию ламп накаливания Лодыгина, мы смогли придти к этому простому открытию.

 - Как красиво! – не выдерживает Бариджальд.

 - Главное – не гаснет! – начинает рассыпаться в похвалах Альберт Нерст.

 - Мне кажется, у тебя всё получилось, Алекс! – восклицает Авас.

 - Нет! – пригрозил пальцем Вингерфельдт, словно нашкодившим детям. – Это у нас всё получилось!

 Они организовали небольшой полукруг, полужив друг другу руки на плечи. Глаза Вингерфельдта продолжали сиять загадочностью. И радостью…

 Нерст констатирует в своей записной книжке: « Вингерфельдт включил лампочку в электрическую цепь. В лампочке вспыхнул свет. Изобретатель увеличил силу тока, ожидая, что хрупкая нить не выдержит накаливания. Свет стал еще ярче. Алекс продолжал повышать силу тока, пока не достиг температуры плавления алмаза. Лампочка, наконец, оказалась побежденной и погасла».

 Тем не менее, то, что хотел Алекс, наконец свершилось! Он важно посмотрел на своих работников, хитро прищурился и хлопнул в ладоши, как дитя.

 - Сегодня двадцать первое октября, но у нас по-прежнему много работы!

 В газетах со всего мира можно было прочесть следующее: «Триумф великого изобретателя в области электрического освещения». В статье кратко рассказывалось об успехах других великих изобретателей в этой области, затем описывались деяния и успехи Вингерфельдта. А под конец – такой гвоздь программы, как этот: «первая публичная демонстрация долго ожидаемого электрического света Вингерфельдта… должна состояться под Новый год в доме известного изобретателя, причем сам дом будет освещен этим новым светом… Ученые и весь цивилизованный мир с нетерпением ожидают результатов этого вечера».

 Множество поездов с важными общественными деятелями было отправлено в этот вечер в Прагу, вернее, её пригород. Всем хотелось воочию посмотреть на «странный свет лампочек, подвешенных на проводах и проведённых между деревьями».

 Последний день уходящего года выдался самым беспокойным. Суетился не только сам инициатор всех этих событий, но и великие магнаты. Было отчего тревожиться Моргану и не спать Читтеру, которые самолично приехали сюда, в Прагу.

 Последний день декабря выдался без большого количества снега. Единственное, что омрачало эту зиму – это зверский холод, который несмотря ни на что продолжал держать в оцепенении всю Европу. Пейзаж с крыльца дома Вингерфельдта выглядел весьма и весьма печальным и унылым: голые деревья, кое-где валялся снег, да висели самые различные провода. Для чего они предназначались – покажет время.

 Перед домом столпилось множество людей от мелкого до большого калибра. В основном это были журналисты да агенты тех самых великих промышленников, да и они сами, что предпочли немного затеряться в гуще толпы, которые не могли спокойно провести всю эту ночь – ставки сделаны, и теперь все выжидали заветного результата.

 Толпа заполнили здания лаборатории. Дядя Алекс и его помощники давали объяснения. Внешне сам герой этого дня ничем не отличался от своих товарищей, он был одет в рабочий костюм. Многие, ждавшие встречи с ним, рассчитывали увидеть маститого, важного, чисто одетого господина и были поражены, узнав, что один из молодых приветливых механиков, дававших объяснения, и есть тот самый великий человек.

 По этому поводу Читтер отпустил один веский сарказм и назвал Вингерфельдта «говорящей собачкой». Название это мотивировалось именно тем, что все поехали на него смотреть, словно бы Алекс был божеством или диковинным зверем.

 Не обошлось и без инцидентов. Один из посетителей пытался при помощи медного провода вызвать короткое замыкание в линии. Алекс добродушно велел прогнать его. Несколько ламп было украдено. Несмотря на предупреждение, многие заходили в помещение динамо-машины. У всех у них намагнитились и остановились часы. Рассказывали, что у одной нарядной девушки, близко подошедшей и наклонившейся к «Мэри-Анн» (так называли динамо-машину), выпали из волос все головные шпильки.

 На крыльце стоят четверо главных работников – Алекс, Нерст, Бари, Авас. У последнего на специально приготовленном столике стоит фонограф. Для чего здесь эта любопытная вещь – пока всем собравшимся знать не дано. Выражения лиц всех людей, стоящих на крыльце, ничего не может дать исчерпывающего об удаче или неудачи этой встречи. Значит, опять надо полагаться на время. Снова оно во всём виновато!

 Возле окна напоказ выставлены часы. К ним приковано наивысшее внимание – все смотрят с выжиданием на эти стрелки часов, как завороженные. Сейчас что-то должно произойти. Минутная стрелка часов двигается плавно, со стуком отбивая время. Наконец она пододвигается к отметке «двенадцать», тем самым начиная новый год, и прогоняя прошлый, и…

 Рука Вингерфельдта ловко отодвигает в сторону выключатель.

 Народ мгновенно от часов оборачивается назад. Читтер вынимает изо рта трубку с табаком и с выжиданием смотрит вперёд. Он нервничает, как никогда. Но какая-то доля поражения уже светится в его голубых и холодных глазах.

 Доска, прикреплённая недалеко от забора, и есть главное в этот величайший в истории момент. После того, как Вингерфельдт аккуратно включил свет, вся она вдруг зажглась лампами накаливания, и там поспешило появиться на свет именно это число: «1908». Рука Вингерфельдта скользнула по следующему выключателю и на следующей доске поспешила появиться рамка из света от ламп, а затем и пожелание «счастливого Нового Года», с расчётом на публику, написанное на английском языке. Вернее, не написано, а высвечено.

 Удивление волной охватило всю публику, тут собравшуюся, оно их мгновенно сковало. Из рук Читтера выскользнула трубка, которую он тут же поспешил подобрать, испугавшись своей минутной слабости. Стоящий рядом с ним Берг мгновенно под светом ламп принялся что-то записывать в свой рабочий блокнот. Сегодня, уже сегодня, этому суждено появиться в газетах!

 Алекс Вингерфельдт, величайший изобретатель столетия и электромагнитный шунт, задумал осветить мир! И осветил же! Величайшее достижение всего человечества.

 Волна облегчения мелькнула на лицах Моргана и стоящего рядом с ним Витуса. Высморкавшись в свой платок, с которым финансист никогда не расставался, он невольно прослезился. Значит, не зря! Ох, не зря всё это было им затеяно!

 Со всех сторон раздавались возгласы и похвалы в адрес изобретателей – а вернее, конкретно в сторону Алекса Вингерфельдта, облокотившегося о поручни своего крыльца. Народ ликовал. Отовсюду раздавался одобрительный свист и радостные крики. Не это ли и есть одна из лучших похвал изобретателю – признание публики?

 Самое удивительное, что кричал больше всех в пользу Александра именно Грайам Берг. Читтер долго соображал, откуда доносятся крики со столь знакомым голосом, и был немало удивлён, увидев своего бывшего друга и ближайшего соратника в лице тех, кому больше всего понравилось сие открытие. Обозлившись на весь свет, он подозвал его к себе, но от этого неугомонная радость Берга не утихла.

 - Я люблю скандалы, так не отказывай мне в удовольствии ими заниматься! – и Берг расхохотался. – Разве мог бы ты что-нибудь сделать без своего Грайама, а? Всё кончено, Генри. Всё!

 После этого Берг вдруг вспомнил о своей работе, и не дожидаясь гневных слов со стороны своего бывшего покровителя, пошёл с блокнотом под мышку к крыльцу, возле которого к тому времени уже столпилось приличное множество людей из прессы.

 - Поздравляю, господин Вингерфельдт – Вы гений! – как бы невзначай начал Берг.

 - Гений – не только я, - он обернулся назад. – Вот они все гении. Мы все вместе делали это открытие! Кроме того, помните мою фразу о том, из чего состоит гений: один процент вдохновения и девяносто девять процентов пота.

 - Так что, мы все – вспотевшие гении, - выдал готовый ответ Нерст.

 Авас выбрал себе тихую нишу у фонографа и принялся крутить ручку фонографа, на который записывалась вся эта беседа.