Конец игры - Андрей Раевский

Сизая дымка внизу быстро рассеивалась, и глаз уже мог охватить очертания огромного города, широко раскинувшегося по обоим берегам серебряной ленты реки Утаур. В этот вечерний час Канор едва начал отвечать редкими ещё огнями на спускающиеся сумерки. Мощная, испускаемая городом волна возбуждения, тревоги, ожидания, надежды и ещё других, не поддающихся описанию состояний поднималась в небо.

— Не простые сегодня настроения в этом городишке. — Проговорил немного успокоившийся Валпракс, окунаясь в волну человеческих флюидов.

— Не простые… То ли ещё будет!

— Ты, конечно, знаешь о решении суда?

— Знаю, светлейший.

— Ну, и что ты на это скажешь?

— Светлейший! Когда я поговорил с ним в тюрьме, я понял, что это — истинный пророк. От него, без преувеличения, зависят судьбы мира. Ни в коем случае нельзя допустить его гибели!

— Должен тебе сказать, что говорить с пафосом ты не умеешь. Но не в этом суть. Как известно, решение суда не могу отменить даже я. А действовать в обход суда тоже не хотелось бы. Есть люди, которые только этого и ждут. Да ещё и жрецы… А с другой стороны, не знаю, как там насчёт судеб мира, но его казнь обязательно вызовет смуту. Весь город гудит…

— Светлейший! Осмелюсь предположить, что то, что не пристало делать тебе, может сделать кто-нибудь ещё. К примеру, тот, кого никто не знает…

— Ты хочешь сказать, что один готов справиться со всеми?

— Не знаю уж, как там выйдет. Кое-чему я в монашестве научился. А главное, нельзя упускать ни малейшего шанса. Я хочу, чтобы исполнилась твоя воля. Чтобы этот самый Айерен получил возможность войти в Пещеру вместе со своими последователями. А там, как бы ни повернулось — всё обернётся в пользу твоей мудрости и твоего величия. А смута… Если и будет, то не против тебя.

— Что ж… Всё это красиво… Но тебе-то зачем рисковать жизнью в почти безнадёжном деле?

— Светлейший! Если Айерен погибнет, то и мне сейчас жить незачем. А если и стоит прийти в мир, то жизней через пять-семь.

— Гм… Ну ладно, ладно. Действуй. На кухню можешь не возвращаться.

Глава 35

Ранним утром следующего дня на Площади Церемоний начались приготовления. Сначала было отмерено определённое расстояние от входа в Священную Гору. Затем жрецы в течение нескольких часов совершали в этом месте свои священные обряды. После этого Верховный жрец Храма Всех Богов установил в строго рассчитанной точке небольшой столбик и очертил вокруг него круг. Этот столбик служил указателем высоты солнца. По крайним положениям своей тени утром и вечером он указывал на круге две точки, которые соединялись осью "восток — запад". Когда к концу дня обе точки оказались определены, жрецы с помощью шнура описали вокруг каждой из них по кругу. Пересечение кругов показало и вторую ось — "север — юг". На концах полученных таким образом осей были также очерчены круги, и точки их пересечения образовали четыре угла квадрата, который жрецы называли "квадратурой солнечного цикла", ибо сам солнечный цикл являлся в образе круга, описанного вокруг столбика.

Жители Канора, которые и без того всегда с интересом наблюдали за священнодействием жрецов, теперь неотрывно следили за каждым движением и обсуждали каждый шаг. И когда жрецы удалились и на площадку стали подвозить камни и доски, народ не разошёлся, а до позднего вечера толпился вокруг, глядя на то, как рабочие начинают возводить леса. Тут же вспыхивали жаркие споры между сторонниками и противниками Пророка Айерена, которые едва не переходили в настоящие драки.

На следующий день обстановка ещё больше накалилась. По городу понеслись слухи один другого тревожнее. Говорили, что в храмах начали шататься и падать изображения древних богов, что в случае казни Пророка его последователи намерены одновременно сжечь себя прямо возле нового храма, что пророк уже мёртв, а вместо него в жертву будет принесён специально подставленный человек. Последний слух имел несколько вариантов. Одни говорили, что пророк тайно отправлен в далёкий монастырь, другие утверждали, что сами видели, как он вознёсся на небо. В меру своей фантазии, расцвечивая эти истории всевозможными поражающими воображение подробностями, городские болтуны ещё более накаляли и без того напряжённую обстановку.

К концу второго дня беспокойство в столице достигло пика. Тут и там завязывались уже самые настоящие стычки, и городская стража, пожалуй, впервые за долгую историю Канора не решалась арестовывать и наказывать виновных. Казалось, что пассивно-безразличное большинство горожан, привыкшее, как правило, доверять воле властей, качнулось таки в сторону последователей Айерена, и правители не могли этого не почувствовать. До поздней ночи во дворце шли бурные споры о том, как лучше выйти из создавшегося положения. Но в конце концов было решено оставить решение суда без изменения. Казнь, или, как говорилось в приговоре, священное жертвоприношение должно было состояться утром следующего дня. Светлейший Элгартис, искусно изобразив гордую обиду, отказался участвовать в церемонии, передав все распорядительные права, а заодно и всю ответственность господину Бринслорфу. Тот, оставшись премного доволен таким положением дел, распорядился втрое усилить охрану и оцепление места казни, а также вывести на площадь три сотни самых опытных и надёжных воинов из числа городской и дворцовой гвардии на случай возможных беспорядков. Времени до утра оставалось немного, но люди регента успели позаботиться о том, чтобы слухи про то, что правитель страны не желает принимать участие в расправе с Пророком, а лишь законопослушно смиряется с решением суда, расползлись по всему городу. В этом случае Бринслорфу, по крайней мере, было не с руки провоцировать смуту. Пауки расползлись по углам коробки перед решающей схваткой.

А приготовления на площади не прекращались ни вечером, ни ночью. Продолжали подвозить доски, кирпичи и большие каменные блоки. При свете факелов возводили леса. И народ с площади не уходил.

— Ты понимаешь, его смерть будет означать победу. Полную победу его и его учения. Его телесная оболочка будет принесена в жертву его же собственной духовной субстанции… Этого они не понимают… И тогда против неё уже никто ничего не сможет сделать.

— А почему ты так противишься победе его учения? — спросила Гембра, обведя глазами пустой кабачок.

Здесь, в этом давно привычном для них месте, тревога и возбуждение, царящие в городе, как ни странно, совершенно не чувствовались. Более того, сегодня отсутствовали даже обычные немногочисленные посетители, и Сфагам с Гемброй, сидя, как всегда, за столом у окна, могли говорить почти в полный голос.