Королевский дуб - Энн Риверс Сиддонс

Однажды я спросила Картера:

— Тебе достаточно этого? Того, что мы вместе? Я, конечно, не вечный праздник, я это знаю. Во мне нет ничего неожиданного. Но мы можем попробовать что-нибудь другое, если хочешь.

— Нет, этого достаточно. Это все, чего я хочу. — Картер поцеловал меня в лоб. — То, что происходит с нами сейчас, для меня идеал совершенной любви. Я испытывал дикие страсти, Энди. Но что-то в них всегда… ужасало меня. Мне нужна любовь-дружба. Пристойная любовь, если хочешь. Ты великолепно подходишь мне. Мне подходит подобная любовь. Ты напугала бы меня до смерти, если бы начала кричать что-то на санскрите или вытворять нечто в подобном духе.

— Никакого санскрита не будет, — заверила я, захлопывая внутри себя маленькую дверцу, за которой что-то громко кричало.

Через несколько минут, когда я уже засыпала, Картер прошептал:

— Я надеюсь, что такая любовь и тебе подходит.

— Вполне, — отозвалась я. — Всегда. Спи.

На второй неделе января Клэй и Дэйзи Дэбни давали официальный обед и бал в поместье „Королевский дуб" в честь дня рождения Чипа. Как объяснил мне Картер, когда однажды мы наматывали ночные мили, проезжая по шоссе мимо плантации Дэбни, это полуофициальное окончание пэмбертонского праздничного зимнего сезона.

— Клэй ни разу не отменил этот вечер с того года, как Чип появился на свет, — говорил Картер. — Все наши родители бывали там. Я вспоминаю, как моя мама, разодетая в белое и черное, приходила пожелать мне спокойной ночи, и я обычно думал, как это смешно: взрослые идут на день рождения ребенка. Всегда вечер был одинаков. Мужчины и женщины одеты в официальное черное и белое, оркестр из Атланты, тонны цветов, тысячи зажженных свечей и полночный ужин, приготовленный прислугой „Королевского дуба": куропатки, жареная оленина, дикий рис и водяной кресс-салат с реки Биг Сильвер, около миллиона пирожных и пирожков. Одно и то же меню каждый год, насколько мне известно, — Клэй никогда не нанимал обслуживающую фирму. А еще столько шампанского, что в него может погрузиться подводная лодка. Все это поистине элегантно. Так отличается от сентябрьского барбекю, как день от ночи. Это „Королевский дуб" в наилучшем виде. Такой, какими были крупные охотничьи поместья лет сто назад. Может, некоторые из них и сохранились в Европе. Должно быть, такой вечер стоит Клэю столько же, сколько стоит покупка небольшой страны.

— О да, и все лишь затем, чтобы отпраздновать появление на свет такого чуда, как Чип, — сухо заметила я.

— Каждому свое, — усмехнулся Картер. — Я думаю, Клэй первый, кто заметил иронию в этом чествовании, но перестать устраивать вечер и бал — значит признать, что Чип столь же жалок, как дворовый пес. А этого старин никогда не признает официально, хотя, уверен, в глубине души он сознает это. Раньше вечер устраивали совместно Клэй и Клод Дэбни, отец Тома. У Тома, как и у Чипа, день рождения в январе. Но совместные празднования были прекращены со смертью мистера Клода, когда Том и я были еще подростками, а Кэролайн, казалось, не хотела иметь ничего общего с поместьем „Королевский дуб". Она продала землю заводу и переехала в город. Пожалуй, это и к лучшему. Многие были недовольны тем, что она продала поместье правительству. Теперь Кэролайн приезжает на банкет к Клэю. И Мигги тоже. Но долгое время они сюда и носа не казали.

— А Том приходит? Мне кажется, что не должен бы, судя по тому, как выглядят его отношения с матерью, сестрой и Чипом, — решила я.

В таком контексте вопрос выглядел естественным, но Картер покосился на меня.

— Нет, — ответил он. — С тех пор, как я там появляюсь, не приходит.

„Королевский дуб" в ту ночь был поистине великолепен: сияющий, мерцающий, освещенный мириадами свечей, благоухающий цветами Ксанаду[79] мираж, миф, сказка, хрустальный зимний дворец. Я буду помнить его всегда. Как бы ни был хорош праздник осеннего барбекю, зимнее чествование было, по-моему, истинным выражением сути плантации, секретом, скрываемым ее сердцем, пламенем, горящим в ее центре, так же, как дуб был тайной, которую хранили окружающие леса. Не имело значения, что на плантации днем работали, охотились и занимались лесозаготовками и делали это в течение ста лет, — одна волшебная хрустальная ночь была, безусловно, движущей силой, давала жизнь усадьбе. Эта ночь заряжала плантацию энергией на многие, многие месяцы.

Как и раньше, все те, с кем я была знакома в Пэмбертоне, и несколько неизвестных мне людей присутствовали на вечере. Они медленно двигались в приемной очереди, а Клэй, Дэйзи, маленькая Люси Хью Дэбни, вся в оборочках, и Чип, кивающий головой, как наполненный гелием шар в Диснейленде, пожимали руки и целовали щеки гостям. Люди проходили в две огромнейшие гостиные, которые были соединены и образовывали бальный зал. Многие пары уже кружились в танце по натертым полам, с которых убрали потускневшие старые ковры.

Возможно, громадное сверкающее пространство освещалось и электричеством, но в первую очередь внимание привлекали сотни свечей. В их фантасмагорическом свете стены и потолочные балки „Королевского дуба", казалось, отступали в тень, цветы плыли в коралловом море, мужчины и женщины выглядели преображенными и волшебными, как актеры, как видения, как короли.

— Бог мой, это похоже на сцену бала из „Унесенных ветром", — заметила я, стоя в очереди, чтобы поприветствовать Клэя и Дэйзи. — Или, может быть, из „Маски красной смерти".[80] В любом случае что-то такое, чего я никогда не забуду. Трудно поверить, что подобное еще существует в двадцатом веке. А тем более в то, что празднество происходит ежегодно.

— Да, и вправду что-то особенное, — согласился Картер. В его голосе звучала гордость, будто именно он устроил все это вплоть до последнего цветочного лепестка, и устроил исключительно для меня. — Каждый раз, когда Юг вызывает у меня отвращение и я бываю сыт им по горло и чувствую себя так, что просто хочу повернуться к нему спиной и убраться от всего этого разложения и бестолковости, я вспоминаю о январской ночи в „Королевском дубе". Это самое лучшее, что есть и что было на Юге, и я не думаю, что нам удастся вновь достичь подобного, независимо от того, какие чудеса из пластика принесет нам промышленность.

Мы подошли к хозяевам вечера. Клэй и Чип тепло расцеловали меня, а Дэйзи и Люси разразились восклицаниями по поводу моего черного атласного платья декольте. „Уж точно лакомый кусочек", — прошипел мокрыми губами в мое ухо Чип, подтверждая свои слова змееподобным движением языка. Мы вошли в танцевальный зал.

Оркестр играл тему из „Мулен Руж", Картер подхватил меня, вовлекая в танец. Мимо в вихре пронеслись и помахали нам Тиш и Чарли, Марджори и Уинн Чепин и еще дюжина знакомых из пэмбертонского светского общества, с которыми мы встречались на вечерах в этом сверкающем месяце. Вслед за ними появились другие люди — в зале к этому времени было по меньшей мере две сотни гостей и около сотни ожидали в приемной очереди.