Человек семьи - Робин Мур

Конечно, даже самые ранние результаты выборов не могли поступить раньше девяти-десяти часов вечера, но в воздухе висело настроение какой-то мистической радости, которая могла возникнуть только при уверенности в победе.

Пат, крепко держа Конни под руку, ходил по холлу, улыбался, пожимал руки, обнимался, принимал поцелуи девиц и хлопки по плечу и рукопожатия молодых людей. Уинберг проделал огромную работу, чтобы вызвать энтузиазм у молодежи, а Китти набрала большое количество молодых актеров и актрис, что добавляло кампании жизненности и красоты молодости.

Некоторые из добровольцев-мужчин выглядели не совсем по-мужски. Но это было в порядке вещей. Линдсей завоевал около двухсот тысяч голосов "голубых", когда баллотировался в мэры, объявив кампанию по снижению давления на бары "голубых". Пат тоже предпринял несколько шагов в этом направлении, выказав свое терпимое отношение к данному вопросу, поскольку большинство из этих баров принадлежало Семье.

На втором этаже были апартаменты для важных гостей и руководителей кампании. Там находился Уинберг вместе с Гвидо Патерно, отцом Раймундо, Санто Ганчи из Итало-американской лиги и Китти Муллали. Пат прошел туда, хлопая мужчин по спинам, и сердечно поцеловал Китти, незаметно ущипнув ее за зад.

Пат выбрал ретивую доброволицу Нэнси, чтобы она смотрела за Конни, приносила ей чай, кофе, сандвичи и все, что она потребует.

– Я хочу, чтобы вы смотрели за моей женой и не выпускали ее из виду. Она очень нервная и возбужденная, и я прошу сразу же мне сообщить, если она куда-нибудь пойдет. А пока вы можете смотреть здесь в углу телевизор, записывать поступающие голоса, комментарии, о которых мне следовало бы знать. Это важная работа. Понимаете, Нэнси?

Ясноглазая девушка с длинными черными волосами, преданно глядя на него, решительно кивнула. Щеки ее покраснели от важности момента и близости великого человека. На ней была черная юбка и черный свитер с белым воротником, из-за чего она смахивала на сверхсексуальную монашку. Пат про себя отметил, что ее не следует в будущем упускать из виду.

– Я посмотрю за вашей женой, мистер Конте. Не беспокойтесь, и удачи вам.

– Спасибо, Нэнси.

На курсах по развитию памяти Бруно Фурста он научился связывать имена с лицами и запоминать имена с первой же встречи, что было просто необходимо для политика.

Отец Раймундо беседовал с Патерно и Уинбергом. Патерно достал из кармана толстый конверт и вручил его Уинбергу, который, отойдя в угол, пересчитал то, что там было, и отдал конверт Поли Федеричи.

Пат прошел в свой личный номер. Он взял с собой высокий стакан с диетическим пепси со льдом. День будет долгим, и Пат решил не начинать рано пить спиртное. Он не хотел говорить чрезмерно эмоционально или качаться во время вступительной речи, как это бывало с другими кандидатами.

Пат стал просматривать пачки докладов, оценок, резюме и записок, которые дал ему Уинберг. Среди них была четырехстраничная записка от Уинберга, который подвел итог всей кампании. Даже всегда осторожный и пессимистичный Уинберг не смог выдержать ее в сухом тоне.

После некоторой нерешительности "Дейли ньюс" за день до выборов поместила статью о Конте – первом демократе, которого газета поддержала впервые за двадцать лет. Некоторые места Уинберг обвел фломастером и поставил восклицательные знаки.

Пат читал, улыбаясь, когда раздался стук в дверь, соединявшую его с соседним номером.

– Да, что такое? – спросил Пат.

Заглянул Федеричи:

– Извини, что беспокою, Пат, но тебя хочет видеть твой старый друг Реган Дойл.

Через открытую дверь Пат увидел Дойла, стоявшего за руководителем его предвыборной кампании.

– Ладно, – сказал он, – впустите его и закройте дверь.

Реган вошел в комнату. Он казался еще массивнее, чем обычно. На нем был двубортный темно-синий костюм и традиционная шляпа, которую он, входя, снял. Его лицо с годами постарело более, чем лицо Пата, и под квадратными челюстями наметился двойной подбородок. На носу выступили пурпурные вены, лицо потеряло обычный цветущий вид.

– Привет, кузен, – сказал Пат. – Садись. Чем могу быть полезен?

Дойл сел на край кожаного кресла и поставил рядом свой потертый портфель.

– Полагаю, что там может быть магнитофон, – указал Пат на портфель, – но мы не будем говорить ничего, что не хотели бы, чтобы оно было записано. Правда? Что будешь пить? Виски? Мартини? Пепси? Ты любишь бурбон, не так ли?

Пат повернулся на стуле к маленькому холодильнику, отделанному деревом. Взяв из него пару кубиков льда, он подошел к бару в углу и налил Дойлу приличную порцию бурбона.

– Я пока пью безалкогольные напитки, – заметил Пат и похлопал себя по талии. – Слегка толстею. Кроме того, до конца дня хочу оставаться в форме. Во всяком случае, твое здоровье. Пусть победит сильнейший.

Пат думал, что Дойл откажется от напитка, но тот взял стакан, посмотрел в него и сказал:

– Верно. Пусть победит сильнейший.

Реган отпил из стакана, не приподняв его перед этим в сторону Пата.

– У тебя что-нибудь на уме?

– Ничего такого, о чем бы я мог рассказать прямо сейчас, – ответил Реган. – Просто пришел посмотреть, как выглядит великий человек в преддверии победы.

– Ты должен радоваться, когда твой старый друг добивается успеха. Что тебя мучает?

Голос Регана загремел, выйдя из-под контроля:

– Ты чертовски хорошо знаешь, что меня мучает! Я тебе одно скажу, Пат. Если ты победишь на выборах, я тебя разгромлю! Я тебя разнесу!

– Брось, Дойл. Утихомирься, – сказал Пат. – Чего ты так разъярился?

– Из-за Терли, во-первых.

Пат казался озадаченным:

– Терли? Терли? Ах, да. Это тот тип, связанный с Сэмом по делам строительства. Верно?

– Да.

– Я знал его давным-давно. Много лет назад я встречался с ним по делам мясной компании. С ним произошло что-то плохое, да? По-моему, я где-то читал про него.

– Да. Ты читал про него, – заметил Дойл. – Ты чертовски хорошо знаешь, что с ним случилось.

– Ну, может быть, он ввязался в какие-нибудь темные дела. Знаешь, эти парни сами о себе заботятся. Понимаешь? Он, наверное, связался с какими-нибудь очень опасными людьми.

– Кого ты стремишься надуть? – спросил Дойл. – Ты сам с ними завязан по уши.

– Это серьезное заявление, агент Дойл.

Дойл расстегнул свой рваный портфель и вывалил содержимое Пату на стол.

– Ты думаешь, я не смогу этого доказать? Посмотрим на эти вещи. Взгляни на эти фотографии.

На столе лежало около пятидесяти глянцевых отпечатков восемь на десять; изображение на некоторых из них было слишком зернистым. Некоторые из фотографий были сделаны, по-видимому, лет пятнадцать назад. На каждой фотографии можно было различить резкие черты лица Пата, беседующего с одним человеком или с несколькими. Лица людей были известны многим. Там были сняты дон Витоне, Винни Мауро, Синеглазый Ало. Как ни удивительно, среди этих снимков находилась фотография Пата, снятая во время его медового месяца в Гаване.

– Эй, где ты ее достал? – спросил Пат. – Должно быть, в Бюро по наркотикам. Вы случайно не следили за мной в те дни?

– Нам иногда помогают.

– Ну и что это у тебя? Семейный альбом?

Дойл улыбнулся без всякого юмора:

– Да, можно сказать и так. Каждый из сфотографированных с тобой – это важный человек Семьи, идентифицированный или Комиссией Маклеллана, или Комитетом Кефовера, или судом.

Пат с праздным любопытством перебирал фотографии, будто бы отбирая их для свадебного альбома.

– Ну и что у тебя тут есть? Ты думаешь, что это что-то доказывает?

– Это доказывает, что ты был близким союзником гангстеров практически с самого начала твоей карьеры и со временем они становились все ближе и ближе к верхам.

– Конечно, – сказал Пат. – Я же был полицейским, разве не так? Я работал в Отделе расследований. Потом я работал в антикриминальной группе губернатора. Естественно, я виделся с этими людьми и старался определить, что у них на уме, предполагая, что они именно те, за кого ты их принимаешь. Не думаю, что эти фотографии что-то доказывают, если не считать того, что я – очень хороший следователь.

– У меня есть еще и записи и кинолента, согласующаяся со многими из этих фотографий.

– Ну и кто кого пытается надуть? – сказал Пат. – Если бы у тебя были записи, из-за которых ты мог бы навесить на меня что-то серьезное, ты давно уже стал бы действовать. Я не признаю ничего из той ерунды, которую ты пытаешься взвалить на меня, и я слишком опытен и не скажу ничего, что ты сможешь записать на свои ленты. К счастью, министр юстиции несколько более умерен и менее предубежден, чем ты. Ты взялся за непомерное дело, Дойл. Ты думаешь, я отличаюсь от других кандидатов? Ты думаешь, что люди Рокфеллера не связаны с большим бизнесом и, может быть, с весьма темными людьми? Я тебе кое-что скажу, Дойл. Тебе пора немного повзрослеть. Мне кажется, что ты все еще играешь в бойскаутов.