Пусть умрёт - Юрий Григ

      Да-а... что тут скажешь!

      Выражаясь военным языком: неприятельские стороны находились в неравном положении, причем, явное преимущество было отнюдь не на стороне тех, кому мы с вами симпатизируем. И самое главное: сдавалось, у них не было ни одного мало-мальски удовлетворительного выхода. Одним словом – тупик, братцы…

      А Матвей, старый наш знакомый, Петрович, узнав Максимова, плотоядно ухмыльнулся и, поглядывая на пленников с нескрываемым злорадством, стал что-то быстро нашептывать Пронькину на ухо, змей. По мере того, как Марлен Марленович внимал, брови его поднимались все выше и выше.

      — Та-ак... – наконец протянул он озадаченно, вперив недобрый взгляд в Максимова, – Так вот, значит, кто к нам пожаловал. Не ожидал... Прямо скажем – не ожидал! Ну что ж... Мне передавали, что вы желали со мной познакомиться. Раз уж так сложилось, будем, как говорится, знакомы, господин Максимов.

      — Приветствую вас, господа, – невозмутимо отозвался Максимов.

      — С Матвеем Петровичем вы уже встречались,  – в задумчивости произнес Пронькин.

      — А ведь я предупреждал тогда – работа у вас, газетчиков, опасная, – мстительно процедил сквозь зубы Матвей Петрович, и намеревался было продолжить, но Пронькин перебил:

      — Позвольте полюбопытствовать, а кто эти люди, ваши друзья?.. Если не секрет, конечно.

      — Вы совершенно точно выразились, это мои друзья... Вот это Алёна, а это...

      — Меня зовут Джон Уиттни, – встрял Фил Синистер по-русски, почти без акцента

      — Он что, американец? – спросил Матвей Петрович у Максимова, словно не придавая значения тому факту, что американцы тоже умеют разговаривать.

      — Стопроцентный! – кивнул Максимов.

      — Отлично... И что же вы, стопроцентные русские в компании стопроцентного американца, здесь, на острове, собственно, делаете? – спросил Пронькин.

      — На острове?

      — Ну да, здесь, здесь... Вы же отлично расслышали мой вопрос, к чему переспрашивать.

      — Честно говоря, не понимаю, по какому праву вы нас удерживаете и допрашиваете?

      — По праву сильного, Александр Филиппович, по праву сильного. Вы же не станете возражать против этого? – в голосе Пронькина послышались металлические нотки.

      — Все относительно! Но, судя по всему, в данный момент сила на вашей стороне, если вы имеете в виду сей непреложный факт. – Максимов сделал жест рукой в сторону двух увешанных оружием чернокожих бугаев, безмолвно подпирающих косяк с обеих сторон двери. – В то же время вы заблуждаетесь, если думаете, что это преимущество носит абсолютный характер. Даже очень сильные люди имеют уязвимые стороны и, что самое паршивое – для них самих, конечно, – часто даже не догадываются об этом.

      — Смотри-ка, Матвей, еще один умник нашелся, – зло усмехнулся Пронькин. – Что скажешь?

      — И не говори, проходу от них нет, – обрадовано поддакнул Матвей Петрович.

      — Послушай, журналист, времени нет с тобой базарить. Тебя по-хорошему... пока, спрашивают. И в твоих интересах так же по-хорошему отвечать, – грубо посоветовал Пронькин.

      — Так бы сразу и сказали, что по-хорошему. Только, судя по декорациям, мало верится. Но предположим, что все же так оно и есть, и я вам поверил… Отвечу: приехали отдохнуть, не нарушив ни одного из местных  законов.

      — Не нарушили, говоришь? А вот по документам… – Марлен Марленович взял из рук Корунда непромокаемый рюкзачок, который, не иначе, как чудом, не слетел с плеч Максимова, когда он и его друзья совершали акробатический номер – полёт с вершины скалы. – В документах значатся имена... читаю: миссис Браун, мистер Браун... Как прикажете понимать?

      — Господин Пронькин... можно я вас так буду называть?

      — Проньин, – поправил Пронькин, и на скулах его заиграли желваки, а в голосе, неожиданно после притворной вежливости, прозвучала плохо скрываемая злоба. Чувствовалось – достал его журналист!

      — Пусть будет Проньин, – согласился Максимов. – Вы достаточно умный человек, господин Проньин, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

      — В последнее время все что-то стали часто ссылаться на мой ум. А, Матвей? – снова обратился он за поддержкой к Корунду. – Ну, допустим. Но есть все основания для того, чтобы тобой, твоей бабой и этим, – он небрежно кивнул в сторону Фила, – бородатым бегемотом заинтересовались местные спецслужбы.

      — Ай-яй, теряете лицо. Нехорошо!

      — Нелегальное пересечение границы с фальшивыми паспортами – раз! Нахождение в охраняемой спецзоне – два! – Пронькин начал загибать пальцы. – Местные парни, понимаешь, церемониться не привыкли... Могут и съесть, если что...

      — У них совсем другие методы, – добавил Корунд, – яйца вам всем быстро намотают на... Пардон, мадам, вас я не имел в виду.

      Он отвесил фиглярский поклон в сторону Алёны. Девушка, гордо задрав подбородок и всем своим видом являя крайнюю степень презрения, смотрела сквозь него.

      — Паспорта как паспорта – не хуже ваших... Вы ведь, насколько мне помнится, тоже сменили фамилию? – произнес с показным спокойствием Максимов.

      — А ты хорошо подготовился, журналист! С огнем играешься?! – в голосе Пронькина прозвучала нарастающая угроза. – В твоем положении я бы не стал так выстёбываться перед тем, у кого в данный момент есть все основания и, между прочим, все возможности, поступить с...

      — Так это ж в данный момент, уважаемый Марлен Марленович. – не дал ему договорить Максимов. – Я ведь вам только что объяснил – жизнь изменчива и непредсказуема.

      — А-а, понятно, ты еще и философ.

      — Так, балуюсь иногда…

      — Ну тогда не стесняйся, поведай нам, что еще надыбал против меня? Думаешь, поможет компромат твой? Здесь-то, вдали от родных берегов?

      — Надеюсь, поможет, – уверенно отреагировал Максимов.

 Алёна понимала – Максимов блефует, но не понимала, для чего он открыто пытается разозлить этого малосимпатичного че-ловека, всё естество которого, казалось бы, источает угрозу? Хотя, вполне возможно, только это и оставалось в столь незавидном положении. Неужели он знал что-то такое, чего не знают ни она, ни Фил, ни Пронькин со своим прихвостнем, карикатурным типом в капитанской фуражке? Судя по всему, что-то вселяло в Максимова такую всесокрушающую самоуверенность, что страх у Алёны пропал. Испарился...

      Где-то в подсознании в ее мозг ввинчивалось сомнение в реальности происходящего – не давало покоя ощущение того, что здесь разыгрывается спектакль, а все присутствующие в нем актеры. Как всякая театральная постановка, спектакль скоро закончится, и все они, хорошие и плохие, агнцы и злодеи закатятся в чью-нибудь гримерку, чтобы выпить – мужчины пиво прямо из бутылок, а женщины, как принято, водочки из пластиковых стаканчиков. Потом закусят нарезанной тупым ножом шейкой в вакуумной упаковке, солеными огурцами из трофейной банки, притараненной кем-то после воскресного десанта к теще на дачу, и еще какой-нибудь снедью. А когда алкоголь согреет кровь и всем станет хорошо, станут вспоминать перлы и ляпы, по-дружески похлопывая друг друга по спине.

       «Мужики, – скажет актер, который исполнял роль Матвея Петровича, – к черту этот дурацкий картуз! Я чуть дуба от перегрева не дал. Чувствую, пот по крыше течет, а вытереть нельзя».

       «Надо Федьке, осветителю, накостылять. Совсем оборзел, гад.  Врубил свою технику на полную мощь! – поддакнет один из «негров», из тех... с автоматами. – Не поверите, стою, а черная краска плавится и начинает по морде течь, и вдруг, кап-кап, кап... на пол! А пошевелиться – ни-ни!  Жесть!».

      А она, Алёна, молодая, неподражаемая, божественная актриса, на которую по очереди и разом западали все мужики из труппы, включая помрежа и самого худрука (несмотря на очередной брак и троих детей от трех «первых»), выпьет глоток теплой водки и будет весь вечер влюбленными глазами смотреть на Алика Максимова. То есть на актера, который его играл и который вместо того, чтобы обращать на нее внимание, треплется сейчас с «Пронькиным», гогочут над чем-то или кем-то, паршивцы, потому что по жизни они, говорят, друзья...

      — Мистер Проньин, – вывел Алёну из забытья не принимавший до сего момента заметного участия в этой «дружеской» беседе Синистер, – я очень сожалею, но вам придется нас освободить...

      — Джон, – перебил Максимов Синистера, – предоставь мне самому уладить это дело.

      — Цирк, – усмехнулся Матвей Петрович, – они, похоже, ненормальные.

      — Интересно, как же ты собираешься уладить это дело, журналист? – насмешливо спросил Пронькин. – Ты ведь тоже наверняка считаешь себя  неглупым и должен понимать, что практически не оставил мне выбора...