Необыкновенные приключения юных кубанцев - Ольга Репьева

— Нет уж, зайдём вместе! Спички в доме есть?

— Давно уже ни спичек, ни карасину.

— Малышок где спит?

— В маминой комнате, в люльке.

Мать, услышав, что кто-то вошёл, слабо обозвалась:

— Это ты, Леночка?

— Мамочка, это я, — кинулась дочь к кровати. — И ещё со мной мальчик. Он помог убежать из тюрьмы. Папа? Он уходить отказался, чтобы не трогали хотя бы вас с Валерой. Только мы его заберём и сразу уходим — сюда вот-вот могут прибежать полицаи… Мне так не хочется оставлять тебя одну!.. я тебя так люблю… может, больше и не увижу… Но мой освободитель такой не сговорчивый, всё равно, говорит, уведу — силком. Мамочка, родненькая, а как же ты? Они ж и тебя теперь не пощадят!.. — Она залила лицо матери горючими слезами, плача навзрыд.

— Не плачь, доченька… он прав. Мне всё одно жить осталось недолго. Поблагодари и от меня вашего спасителя, — слабым голосом успокаивала её больная.

Тем временем Ванько ощупью нашёл люльку, она оказалась подвешенной на крюк в потолке. Взяв мальчика, осторожно, чтоб не разбудить, завернул в одеяльце, подошёл к кровати:

— Извините, мать… Может, и нехорошо поступаю, но иначе нельзя.

— Сыночек у тебя? Дай, я поцелую его напоследок…

Ванько приблизил к больной свёрток с мирно сопящим малышом, дал проститься, затем, поймав за руку сестру, направился к выходу.

— Прощай, мамочка и прости!.. — уже с порога простонала Тамара.

За двором, отпустив её руку, он спросил:

— С какой стороны восток? Иди следом и не отставай ни на шаг!

— Не отстану, не бойся, — всё ещё сквозь слёзы, пообещала она.

Ванько ступал крупным, размашистым шагом, в то же время стараясь не трясти свёрток с крепко спящим малышом, чтоб подольше не разбудить. Тамаре приходилось всё время его догонять. Когда позади осталась едва ли не вся станица, на одной из улиц от лая увязавшейся собаки ребёнок всё-таки проснулся и захныкал. Сестра тут же взяла его к себе.

— Валерочка, не плачь, маленький, я с тобой, — принялась успокаивать.

— Хочу к маме…

— Погуляем трошки на свежем воздухе и пойдём к маме. Слышишь, собака гавкает? Это она хочет укусить того, кто не хочет спать. Быстренько закрой глазки и усни!

Ванько выдернул из плетня кол и запустил в настырного пса; заскулив, тот отвязался. Мальчик затих — видно, уснул опять. Снова взял его к себе на руки.

— А куда мы идём? — спохватилась наконец Тамара. — А то я боюсь… Тут живёт одна моя знакомая, может…

— Знакомая не подойдёт… А меня не бойся, малышей не ем, девочками не закусываю. А если сурьёзно, то идём мы ко мне домой. Хутор Дальний, слыхала про такой? Там у тебя школьных знакомых или родственников не имеется, случайно?

— Про хутор слыхала, только никого из знакомых там нет.

— Это даже к лучшему. Потому — искать вас с Валерой никто не станет. Ты не представляешь, как они там все всполошатся, когда полицаи оклемаются! Однако помолчим: кто-то идёт навстречу…

Посреди улицы грузно ступал некий мужчина с какой-то поклажей на плече. Отошли к забору — подождать, пока минет. Но неизвестный, поровнявшись, опустил мешок и направился к ним, бормоча: «Кого це тут носыть по ночах?».

— Хто таки, га?! — грозно повысил голос, приблизившись.

— Дядя, топал бы ты своей дорогой, — миролюбиво предложил Ванько, передавая мальчика спутнице. — Тебя это колышет?

— Ты гля! — завёлся тот, снимая с плеча винтовку. — Ще й одгавкуеться… А аусвайс е? — Клацнул затвором, ткнул стволом. — А ну-ка уперёд!

— Документы, что ли? Щас покажу.

Схватив ниже мушки, отвёл ствол кверху и с силой рванул на себя. Винтовка выскользнула из рук полицая, сам он сделал несколько неуклюжих шагов, будто его сильно толкнули сзади, и растянулся во всю длину. Но ещё раньше тишину ночи вспорол резкий хлопок выстрела. Разом в нескольких местах всплошно залились собаки, заплакал испуганно Валерка.

Опрокинув пытавшегося подняться, матерящегося мужчину на спину, Ванько тюкнул его затылком об дорогу; тот затих. Скомкал упавшую с головы мягкую фуражку и на всякий случай затолкал ему в рот. Его же брючным ремнем туго стянул ноги. С мешка (в нём оказался ещё тёплый подсвинок) сдёрнул завязку и скрутил ею руки незадачливому блюстителю «нового порядка». В кармане пиджака случайно нащупал две обоймы патронов, сунул в свой. Поднялся, огляделся — ничего подозрительного. Ударом о дорогу отшиб приклад и швырнул винтовку в огород. На всё ушло не более пяти минут. Затем пересадил вусмерть перепуганную Тамару со всё ещё плачущим Валеркой через забор, перемахнул сам.

Огород оказался запущенным, поросшим бурьяном и мелкой акацией. Помня, что она забыла либо просто не успела обуться, предложил, забрав малыша:

— Цепляйся на меня сзади, перенесу, а то назагоняешь в ноги колючек. Хватайся за шею.

То ли не придя ещё в себя после испуга, то ли не решаясь «хвататься», но та медлила. Чтоб не терять времени на уговоры, он подцепил и её под мышку и отпустил только у прорехи в противоположной стороне забора. Очутившись на параллельной улице, долго бежали, пока не наткнулись на лавочку. Присели — перевести дух, успокоить малыша, сориентироваться.

Обласканный сестрой, тот вскоре затих. Ущербная луна, выглянув ненадолго из облака, вылоснила стекла хаты, стал различим пустырь в конце улицы. Свисток паровоза помог определиться: они были на выходе из станицы.

Злоключения дня — а для Тамары они начались на полсуток раньше и были неизмеримо более мучительными — под конец измотали даже Ванька. Что же до девчонки, то у неё недоставало уже никаких сил нести снова раскапризничавшегося братца, который ни в какую не желал ни засыпать, ни находиться на руках у незнакомого дяди.

— Слышь, Тамара, давай оставим его у моей тёти, — предложил он, уже в который раз передавая ношу сестре для успокоения. — А то как бы он не подвёл нас при переходе на ту сторону станции. Тётя живёт недалеко отсюда.

— Боюсь, он устроит такое ревище, что она с ним намучается. Разве что и мне с ним остаться.

— Оно бы можно. Но я опасаюсь, и за вас, и за тётю: полицай уже, небось, очухался, утром его развяжут, он поднимет хай — и весь этот куток наверняка тщательно обыщут. И искать будут не его, а тебя да меня. А насчёт рёву… ты не знаешь мою тётю Мотрю: она детей больше самой себя любит и найдёт подход к любому малышу. Давай-ка его обратно мне — уже вроде успокоился.

Тёткин пёс (его года три назад сосунком подбросили на территорию элеватора, Ванько выпоил его из бутылочки с соской) встретил их у двора, напугав спутницу.

— Не бойся, не бойся! — успокоил её Ванько. — Он не укусит. Жучок, эта девочка со мной!