Зомби - Клайв Баркер

— Садитесь, пожалуйста, — сказал мальчик. — Я спрошу хозяина, хочет ли он с вами говорить. Не сюда! — поспешно остановил он, когда Кэй из любопытства двинулась к причудливому креслу. — Это для хозяина!

— Извини.

Она развернулась в другую сторону, но все же успела заметить, что кресло было в самом деле примечательным. Спинка вертикальная, слишком широкое сиденье завалено многоцветными подушечками. И широкие плоские подлокотники с прорезанными шлицами. Положите поперек доску, закрепите в шлице, и кресло превратится в верстак, письменный или обеденный стол.

Кэй осталась стоять. Мальчик скрылся в соседней комнате, оставив дверь открытой.

Через минуту он вернулся, толкая перед собой нечто вроде подставки на колесиках. На подставке сидел человек. Одетый в алую ночную рубаху — если это подходящее слово для такого одеяния, — мужчина весил, пожалуй, сто пятьдесят фунтов и был бы ростом около пяти футов шести дюймов, если бы мог встать прямо.

По-видимому, он не мог. Кэй, взглянув на его скрещенные ноги, решила, что они были сломаны и переломы заживали сами собой, без всякого медицинского вмешательства.

Мальчик подкатил платформу к креслу. Мужчина, нащупав за спиной подлокотники, приподнялся на руках и втянул свое изувеченное тело на сиденье. Поерзав, чтобы устроиться поудобнее, он поднял голову. Ее покрывала масса густых тугих косичек, напоминавших дреды растафарианцев с Ямайки.

Он с самым невинным видом взглянул на нее:

— Добро пожаловать, м'зель. Меня зовут Маргал. Прошу вас, скажите, кто вы и зачем сюда приехали?

Наступил момент истины. Кэй втянула в грудь воздух, собираясь с духом:

— Месье Маргал, меня зовут Кэй Гилберт. Я медсестра. Я приехала сюда — уверена, вам это уже известно, — чтобы вернуть домой заблудившуюся девочку из Буа-Саважа. Ребенка, которого вы, месье Маргал, превратили в зомби, но которого мы в больнице сумели вылечить. И у меня есть к вам предложение.

Мужчина, неспособный ходить, молчал, устремив на нее немигающий взгляд.

— Я знаю, кто вы такой, — продолжала Кэй, повторяя слова, которые твердила про себя всю дорогу к этому месту. — И еще я знаю, что вы не можете ходить. И я пришла к вам с предложением.

Какие глаза! Она не могла бы сказать, какого они цвета, так пугали они ее. И они что-то творили с ее разумом. Мешали сосредоточиться.

— Как я уже сказала… месье Маргал… я из больницы Эту больницу — в Артибоне — все гаитяне… в том числе, я уверена, и вы… знают и уважают. И я обещаю вам… если вы… если вы перестанете делать с людьми то… то, что вы сделали с Тиной Англэйд, — если вы дадите слово чести никогда… никогда больше такого не делать… мы в больнице сделаем все возможное… чтобы вылечить вам ноги… чтобы вы снова могли ходить.

Она замолчала, мучительно стараясь овладеть собой. Господи, эти глаза просто не дают думать! Он не отвечал, если не считать ответом злобную кривую усмешку, и она беспомощно добавила:

— Я… не слишком хорошо говорю на вашем… языке. Вы поняли, что… что я сейчас сказала?

Что-то вроде смешка послышалось из уродливых губ, и взгляд загорелся силой. Кэй вдруг вновь очутилась в калье, где безобидный геккон превратился в дракона, готового проглотить и ее, и ребенка. А потом она снова сидела на сером муле, вцепившись в седло, а неземная тьма и пламя свивались вокруг. И она поняла, что делает Маргал.

Предложенная ею помощь для него ничего не значила. Он стремился подчинить ее, а может быть, и уничтожить. Возможно, его привлекла идея создать зомби из белой женщины. Ей оставалось только одно, и она сорвала с плеча болтающуюся на ремне сумку из коричневой кожи.

Она рывком открыла ее и вытащила единственное, что в ней лежало, — черный блестящий автоматический пистолет, который, опасаясь за нее, навязал ей друг — врач их больницы, — когда она собиралась в это безумное путешествие в царство Маргала.

Но она не успела прицелиться, как комната с разноцветными стенами изменилась. Из дома, где она дрожащей рукой наводила ствол на другое человеческое существо, Кэй словно мгновенно перенеслась в иной мир — мир безмятежной красоты, где сама мысль об убийстве представлялась кощунством.

Здесь не было варварски раскрашенных стен. Человек с изувеченными ногами не сидел перед ней в кресле, сверля ее гипнотическим взглядом, отражавшим невероятную и ужасающую мощь его разума.

Она стояла в широкой, залитой солнечным светом долине — прекрасной, как сон, долине, и под ногами лежал ковер зеленой травы и цветов. А там, где только что стояло кресло Маргала, рос молодой тополь, и на его ветке сидела, склонив головку и искоса разглядывая Кэй, невинная голубка.

"Только здесь не Эдем, и это не голубка, Гилберт! Ты же знаешь! Ради бога, не поддавайся ему!"

Пистолет все еще был у нее в руке. Собрав всю волю до последней унции, она заставила руку поднять его, заставила глаз и мозг взять прицел, приказала пальцу нажать на курок.

В этой идиллии не было ни единого живого существа, не в кого целиться. Голубка…

Звук выстрела разбил иллюзию и вырвал Кэй из гипнотического транса, который навел на нее сидевший в кресле человек. Мгновенно очнувшись, она еще успела увидеть, как пуля впивается ему в лоб и отбрасывает голову к спинке кресла. Еще не вполне ясно соображая, она шагнула вперед, чтобы осмотреть его.

Он был мертв. Даже колдун не мог бы выжить с такой дырой в голове, с мозгами, расплескавшимися по спинке кресла. Он никогда больше не сделает того, что сделал с маленькой Тиной Англэйд и, может быть, со многими другими.

Вероятно, глупо было и надеяться, что он мог бы измениться, если бы вернули ему возможность ходить…

Дрожь прошла. Снова, вполне овладев собой, Кэй поискала взглядом мальчика, который, по-видимому, подобно Люку Этьену, служил хозяину в надежде перенять часть злой силы Маргала. Она окликнула его, но он не ответил. Наверное, сбежал.

Взглянув в последний раз на мертвеца в кресле, она вернула пистолет в коричневую сумку и вышла из дома. У водопада ее, как обещал, ждал отец маленькой Тины. Он, нахмурясь, шагнул вперед.

— Я, кажется, слышал выстрел, — сказал он, и его сведенные брови обозначили невысказанный вопрос.

Она пожала плечами:

— Он устроил шум, чтобы меня напугать, — как гром в Сут-Дьябле. Помните, я вам рассказывала?

Он помог ей взобраться на серого мула.

— Я закончила, — добавила она. — Сделала то, зачем меня сюда прислали. Теперь можно вернуться домой.

Майка Маршалл Смит

Позже

Майкл Маршалл Смит стремительно набирает известность как автор, работающий в жанре хоррор. В 1991 году он получил Британскую премию фэнтези за дебютный рассказ "Человек, рисовавший кошек" ("The Man Who Drew Cats"; опубликован в "Dark Voices 2") и премию "Икар" за лучший дебют. Уже через год Смит вновь получил премию за рассказ "Темная земля" ("The Dark Land").

Смит родился в городе Кипсфорде (графство Чешир), юность его прошла в США, ЮАР и Австралии, и в Англию он вернулся лишь в 1975 году. Его рассказы печатались в антологиях и журналах, а первый роман Смита, "Только вперед" ("Only Forward"), вышел в 1994 году в издательстве "HarperCollins".

"Позже" — интересный и трогающий за душу этюд на тему зомби. Думаю, дочитав рассказ, вы согласитесь с тем, что Майкл Маршалл Смит — один из самых ярких талантов в жанре хоррор за последнее время.

Помню, что, перед тем как мы вышли из дому, я завязывал галстук перед зеркалом в спальне и слегка нервничал, не опоздаем ли мы. Времени было предостаточно, однако причина для тревоги все равно оставалась. Штука заключалась в том, что, стоило Рейчел начать собираться, время просто утекало сквозь пальцы. Даже если она приступала к сборам загодя, дело все равно кончалось лихорадочной ловлей такси.

Правда, собирались-то мы на вечеринку, так что опоздаем не опоздаем — это было не так уж важно. Однако что поделаешь, по части пунктуальности я зануда. Точнее, был занудой.

Более-менее укротив узел галстука и слегка приблизив его к идеалу, я обернулся, чтобы позвать Рейчел. Но, увидев, что лежит на кровати, я прикусил язык и смолчал. Мгновение-другое я просто смотрел на это, а потом подошел к постели.

Ничего особенного, просто платье из поблескивающей белой ткани. Несколько лет назад, когда мы только начинали выходить в свет вместе, Рейчел уделяла своим нарядам куда больше внимания — и не из чувства долга, не по обязанности, а для собственного удовольствия. Она без конца таскала меня по ателье, выбирала материал и крой, выпытывала мое мнение; в глазах у меня рябило от всевозможных тканей, я стонал и протестовал, но больше в шутку.

Повинуясь внезапному порыву, я наклонился над постелью — пощупать белую ткань — и тотчас вспомнил, как впервые коснулся ее в магазине на Милл-роуд, вспомнил даже, как, преодолев скуку, благодушно произнес: "Да, вот эта мне нравится". Потому-то Рейчел ее и купила, и заказала вот это самое платье, а меня за терпение угостила отменным обедом. Тогда мы жили куда беднее, так что обед был дешевый, но зато обильный и вкусный.