Фомка-разбойник (cборник) - Виталий Бианки

Штормов, как назло, нет, бурун не сильный, и мало выносит поживы на лайду. Где напастись мяса на всю ораву? Здорово приходится ловчиться ваньке, чтобы заткнуть голодные рты: где птенцов переловить, где яйца у чаек украсть, а то и к котикам на лежбище забежать.

А на лежбище сейчас страшновато: на камнях лежат сильные, сердитые секачи и зорко сторожат, чтобы никто не заходил в их владения. Сунется сосед – хозяин сразу в драку.

Дело в том, что вот уже несколько дней, как появились матки. Вокруг каждого секача их где одна, где две, где десять, а где и семьдесят, и у каждой по маленькому, беспомощному черному котику.

Новорожденные котики плавать не умеют, да и на суше без ног не больно ловко ползать. Матери не очень-то о них заботятся: покормят и уж глядят, как бы улизнуть в воду. Потихоньку от секача удирают: увидит – беда. Цап зубами и швырнет через себя, как щенка, – лежи смирно! Строгие очень папаши. Зато уж если матка доберется незаметно до воды – прощай суток на двое, на трое. Махнет за треской в океан километров за триста, там и кормится.

Секачи никуда не уходят и совсем ничего не едят, пока малыши не научатся плавать. Секачи охраняют малышей и маток. И тут к ним небезопасно приближаться даже человеку: зверь подвернет задние ласты под себя, да как взметнется – метра два пролетит по воздуху тяжелое тело и так ударит, что не встанешь. Ведь весу в секаче – пудов восемь, а то и десять.

А зубами рванет – здоровый кусок мяса вырвет.

Среди самих секачей закон «не лезь на чужую площадь» соблюдается строго. Достанется тому, кто вздумает его нарушить. На слишком задиристого соседа набрасываются вдруг все секачи сразу, и тогда задира должен быть счастлив, если ему удастся чуть живым уползти в воду: страшные клыки у секачей.

Маленький ванька это хорошо знает. Но голод не тетка, а новорожденный черный котик – богатая добыча.

И вот ванька тихонько крадется по лежбищу, прячется за камнями.

Секач на такого мелкого воришку и внимания не обращает. Черные котики еще ничего не понимают, лежат смирно. Матки сердито фыркают на ваньку: «Куда лезешь? Пшел!»

Ванька не то чтобы так уж смел, скорей нахален. Он отлично знает, что на плоских культяпочках вместо ног никак его не догнать, и преспокойно подбирается к черному котику.

Но черный котик, будь ему всего три дня от рождения, не так прост – зубастый. Ванька к нему с хвоста, а он мордой; ванька с другой стороны, а котик опять к нему мордой, и зубы наготове.

Ванька и пляшет вокруг него: как бы подступиться половчей.

Глядишь кругом, все матки заволновались, и та, что поближе к секачу, уже тычет его мордой в бок: дескать, смотри же, что нахальный ванька делает. Ведь прозеваешь родного малыша, сторож нерадивый! Обернется секач, поглядит спокойно, как ванька старается, да как фыркнет!

Ванька с перепугу через голову да по камням, как по воздуху, – только бы ноги унести.

Это все можно видеть с высокой вышки над северным лежбищем. Вышку мы построили, чтобы, не беспокоя зверя, наблюдать с нее за жизнью котиков и подсчитывать как можно точней, сколько на лежбище секачей, сколько маток и сколько народилось черных котиков.

Холостяков на лежбище нет ни одного. Секачи прогнали всех прочь, как только начали появляться матки. Они теперь лежат в другом месте, дальше по берегу, на так называемой холостяковой площадке.

Легко подсчитать секачей и маток. Секач гораздо крупнее, у него грива; матка перед ним маленькая, тоненькая, и на груди у нее желтоватое пятно. Особенно заметны взрослые звери в сухую погоду. Они привыкли жить в воде. На берегу жарко, душно. Изогнув спину, они, как веером, опахивают себе лицо широкими задними ластами.

Но очень трудно даже в трубу с вышки найти лежащего между черными камнями черного, маленького и почти неподвижного новорожденного котика. И, увы, в рождении первого котика мы убедились не с вышки, а около ванькиной квартиры: у входа в его нору нашли свежеобглоданные косточки черного котика и его маленькие плоские культяпочки-ножки, такие жесткие, что они не поддались даже острым ванькиным зубам.

Для алеутов сейчас время трудное: в речку Саранную из океана валит и валит красная рыба. Тут каждый день год кормит: сразу в одной тоне вытягивают от тысячи до трех тысяч рыбин.

Мужчины вываливают тоню, женщины пластают рыбу. На вешала подымать крупную рыбу тяжело, – это опять дело мужчин.

Надо спешить: красная рыба – это главная пища алеутов, красная рыба – это круглый год единственная пища их лохматых рысаков, красная рыба – это спасение для ванек в голодные зимние месяцы.

Надо очень спешить: в половине июля внезапно тучами появится мясная муха, и тогда прощай не успевший высохнуть запас. Мухи отложат в сырую рыбу свои яички, и через несколько дней от рыбины останется одна чешуя, кишащая тысячами червей.

Найдется дело и нашему катеру. На нем развозят в эти дни уголь по ухожам. К началу промысла в каждой юрташке должен быть полный запас угля на всю осень и зиму.

21 июля – 20 августа

Остров Беринга

Ванькам полегчало: малыши-норники подросли и ходят уже с родителями на лайду, обучаются охоте на птенцов.

А мы ловим их. Прямо руками. Малыши не очень-то боятся нас. Подпускают близко. Кинешься за одним, он, конечно, наутек, да такой шустрый – не догонишь.

Только слабенький еще, устает скоро. Тогда схитрить норовит: припадет к земле, голову за камушек. Сам весь наружу торчит, а глаза зажмурил – спрятался. Тут подходишь и хочешь взять его руками.

Ой, нет! Ведь он серенький, мышастой масти. А камушек серый. Очень трудно его заметить, когда он так припадет и лежит неподвижно.

Маленьких ванек мы ловим для питомников, отправляем потом на материк, чтобы и там разводились красивые голубые лисички.

Если большой заказ с материка, ставим на лайде коричневые, незаметные крепкие сети и загоняем в них сразу по нескольку ванек.

Черные котики уже все родились, больше не будет. Теперь надо сделать поголовный подсчет, сколько их народилось в этом году на каждом лежбище.

Мы окружили главное лежбище.

Матки-то, конечно, сразу ускользнули в море – они робкие.

Мы их не задерживали и старались не пугать. Было три молодых сивуча ростом с кота-секача. Эти тоже бежали без боя: они ведь без малышей.

А вот секачи-коты – с этими пришлось повоевать. Фыркают грозно, рюхают хрипатым голосом – не подходи. Мы, разумеется, не обращаем внимания на их угрозы, потихоньку их оттесняем от берега. Очень-то близко не подходим – все-таки опасно.

Они ведь глупые, увальни: прыгнет и как раз шмякнется на своего же малыша, черного котика. И, конечно, раздавит в лепешку. Поэтому необходимо их удалить. Сейчас-то они не такие уже страшные, как были: ведь уже два месяца без еды сидят, да еще линяют как раз, истощились, ослабли.

Пока с ними возились, часть черных котиков тоже удрала в море: это те, что постарше и уже плавать научились. Плавать они учатся в лужах на лежбище.

Первым делом этих плавунов пересчитали. От берега они далеко не отходят, тут все вертятся. Их немного: сотни две. Остальные все в куче в самой середине лежбища. Их кольцом обступили промышленники и не дают разбредаться.

Два счетчика с карандашами и книжками стали с одной стороны, два – с другой. И котиков стали пропускать в обе стороны между счетчиками, как в ворота.

Заторопились малыши, заковыляли к выходам. Некоторые валятся на бок, другие через них вверх тормашками, задние напирают, переваливаются. Счетчики считают и записывают. Насчитали 2800 голов. А в кольце еще больше двухсот осталось, на глаз, конечно.

Тогда – стоп! Ворота закрываются. Счетчики входят в круг, кольцо за ними замыкается.

Теперь действуем так: двое ловят котика и держат его, чтобы не мог кусаться. Счетчик записывает и вставляет малышу в ухо серебряную пластинку с буквой и цифрой. На одном конце пластинки шипик, на другом – вдавлинка.

Шипиком прокалывается ухо, и концы пластинки соединяются плоскогубцами в кольцо. Малышу при этом не очень больно: не больней, чем сережку вставить в ухо.

Раньше черных котиков клеймили каленым железом – это было очень больно. Чтобы не мучить их, я и завел серебряные колечки. Они и в воде не ржавеют и держатся в ухе очень прочно.

Буква на колечке обозначает, на каком острове котик родился. Потом, когда он вырастет и попадется нам в руки, мы будем знать, откуда он родом.

У нас, на острове Беринга, колечки с буквой «Б», на Медном – с «М».

На Медном серьга вставляется в левое ухо, а у нас – в правое.

Цифра обозначает год рождения котика, например: 0 – это 1930 год, 3 – 1933 год.

Потом будем точно знать, сколько коту лет, можем ловить его каждый год и следить, как он растет из года в год.

Нас было много, мы работали быстро.

Прошло часа два с нашего прихода на лежбище; мы окольцевали уже 138 самцов, 60 самок и так увлеклись делом, что не сразу заметили, какая тревога поднялась за нашими спинами.