Собрание сочинений в 6 томах. Том 5 - Грэм Грин

— Над чем?

— С чего это он решил проводить с нами вечер. Что ему было нужно.

— Просто захотелось посидеть с людьми, с которыми можно поговорить. Зачем чего-то накручивать? Вам не надоедает разве в смешанной компании держать рот на замке?

— А он свой рот не слишком открывал. Даже с нами.

— Открывал — до того, как вы пришли.

— Но чем же он говорил?

— Об этом хозяйстве в Портоне. Судя по всему, мы намного опередили американцев в определенном виде продукции, и они попросили нас сосредоточить усилия на одном смертельном мерзавчике, который разработан для применения на определенной высоте и в то же время способен выжить в условиях пустыни… Все характеристики — температура и прочее — указывают на то, что речь идет о Китае. Или, возможно, об Африке.

— Почему он вам все это рассказывал?

— Ну, ведь предполагается, что мы должны кое-что знать про китайцев от наших африканских агентов. С тех пор как мы получили это донесение из Занзибара, наша репутация взмыла очень высоко.

— Но ведь это донесение поступило два года тому назад и до сих пор не получило подтверждения.

— Персивал сказал, что мы ни в коем случае не должны раскрываться. Никаких вопросов агентам. Слишком это секретное дело. Просто внимательно следить, не появится ли в каком-то донесении намека на то, что китайцы интересуются Хеллз-Парлор, и тогда сообщить прямо ему.

— Почему же он говорил об этом с тобой, а не со мной?

— О, я полагаю, он сказал бы это и вам, но вы ведь запоздали.

— Меня задержал Дэйнтри. А Персивал мог бы зайти и к нам в контору, если бы хотел об этом поговорить.

— Что вас смущает?

— Я просто не уверен, говорил ли он тебе правду.

— Тогда зачем же, черт подери?..

— Возможно, он хотел посеять ложный слух.

— Но не среди нас же. Мы с вами — да и Уотсон тоже — не такие уж болтуны.

— А он говорил это Уотсону?

— Нет… собственно… он, как всегда, пробормотал что-то насчет того, что этот ящичек должен быть накрепко заперт. «Совершенно секретно», сказал он… но к вам ведь это не может относиться, верно?

— И все же пусть лучше не знают, что ты мне об этом рассказал.

— Старина, вы подцепили болезнь нашей профессии — подозрительность.

— Да. Это штука очень заразная. Потому я и подумываю о том, чтобы уйти.

— И растить овощи?

— Заниматься чем угодно относительно безвредным, только не секретным и сугубо важным. Было время, я чуть не пошел работать в рекламное агентство.

— Будьте осторожны. У них ведь тоже есть свои секреты — в торговле.

На лестнице зазвонил телефон.

— В такой-то час, — возмутился Дэвис. — Это же непристойно. Кто бы это мог быть? — Он с трудом поднялся с дивана.

— Рита Ролз, — подсказал Кэсл.

— Плесните себе еще «Уайт Уокера».

Кэсл не успел себе налить, как услышал голос Дэвиса, звавший его:

— Это Сара, Кэсл.

Было почти половина третьего, и в груди Кэсла шевельнулся страх. Неужели состояние мальчика ухудшилось, несмотря на то, что карантин подходит к концу?

— Сара? — спросил он в трубку. — В чем дело? Что-то с Сэмом?

— Извини, милый. Ты еще не спал, нет?

— Нет. Что все-таки стряслось?

— Мне страшно.

— За Сэма?

— Нет, речь не о Сэме. Просто после полуночи два раза звонил телефон и в трубке — молчание.

— Ошиблись номером, — с чувством облегчения сказал Кэсл. — Так все время случается.

— Кто-то знает, что тебя нет дома. Я боюсь, Морис.

— Ну что может случиться на Кингс-роуд? Ведь в двухстах ярдах от нас полицейский участок. И потом, есть же Буллер! Буллер ведь с вами, да?

— Он так крепко спит, даже похрапывает.

— Я бы вернулся, если б мог, но сейчас нет поездов. И ни один таксист не повезет меня в такой час.

— Я отвезу вас, — сказал Дэвис.

— Нет, нет, ни в коем случае.

— Нет — что? — спросила Сара.

— Я говорил Дэвису. Он сказал, что готов отвезти меня.

— О нет, я этого не хочу. Мне стало легче после того, как я с тобой поговорила. Сейчас разбужу Буллера.

— А Сэм в порядке?

— В полном.

— У тебя ведь есть номер полиции. Они примчатся через две минуты.

— Глупая я, правда? Просто дурочка.

— Любимая дурочка.

— Извинись перед Дэвисом. Желаю вам хорошо посидеть и выпить.

— Спокойной ночи, дорогая.

— Спокойной ночи, Морис.

Когда она называла его по имени, то как бы подтверждала свою любовь, а когда они были одни, то как бы предлагала предаться любви. Ласковые обращения — «милый» и «дорогая» — были расхожей монетой на людях, тогда как имя было чем-то сугубо личным, никогда не раскрываемым при чужих, не принадлежащих к их племени. В минуты близости Сара громко выкрикивала это его тайное, известное только племени, имя. Он услышал короткие гудки, но еще какое-то время постоял, держа трубку у уха.

— Ничего по-настоящему серьезного? — осведомился Дэвис.

— С Сарой — нет, ничего. — Кэсл снова спустился в гостиную и налил себе виски. Он сказал: — По-моему, твой телефон подключен.

— Как вы это установили?

— Не знаю. У меня есть на этот счет интуиция — только и всего. Пытаюсь вспомнить, что навело меня на эту мысль.

— Мы же не в каменном веке. Нынче никто не может сказать наверняка, подключен его телефон или нет.

— Если сделано не тяп-ляп. Или же если хотят, чтобы ты об этом знал.

— С какой стати им хотеть, чтобы я это знал?

— Возможно, чтобы напугать тебя. Кто может ответить на этот вопрос?

— Да, но почему подключать именно меня?

— Из соображений безопасности. Они же никому не доверяют. Особенно людям, работающим на таких должностях. Мы ведь представляем наибольшую опасность. По идее, мы же знаем все эти чертовы секреты.

— Я не считаю, что представляю собой опасность.

— Ну-ка, включи граммофон, — сказал Кэсл.

У Дэвиса было собрание пластинок поп-музыки, где царил куда больший порядок, чем во всем остальном. Кассеты были расписаны так же тщательно, как книги в библиотеке Британского музея, и Дэвис мог вспомнить, кто из поп-музыкантов завоевал первенство и в каком году, столь же быстро, как и назвать победителя на скачках Дерби. Он спросил:

— Вы любите что-то действительно старомодное и классическое? — И поставил «Вечер после тяжелого дня».

— Сделай погромче.

— Это не должно звучать громче.

— Все равно увеличь звук.

— Это же будет ужасно.

— Зато мы будем разговаривать только вдвоем, — сказал Кэсл.

— Вы думаете, они и у нас поставили «клопов»?

— Нисколько не удивлюсь.

— Нет, вы определено заболели, — заметил Дэвис.

— То, о