Обнаров - Наталья Троицкая

Обнаров постучал в боковое водительское стекло.

– Тебе чего, мужик? – не оборачиваясь, спросил водитель, вот-вот готовый объявить «двадцать одно».

– Ребята, как мне до деревни Большое Кашино добраться?

– Серегу ждать надо. У него «девятка». Туда сейчас только на переднеприводной. Тает все! «Девятка» легкая. Если что, ее на руках вынести можно. Мужики, «двадцать одно»! – победно возвестил водитель «Мерседеса» и, бросив карты на импровизированный столик, обернулся к Обнарову.

Какое-то время он откровенно его рассматривал, потом кивнул и, чуть запинаясь, сказал:

– З-здрасьте!

– Здравствуйте.

– На своей ты не доедешь, – ткнув пальцем в обнаровскую «Мазду», сказал водитель «Мерседеса». – Хоть и переднеприводная, но тяжелая, тонны полторы. На брюхо сядешь, «просвет» у тебя сантиметров шестнадцать. Видишь, на улице «стоит» плюс. Дороги рухнули. По асфальту еще можно. Но ты только километров тридцать по асфальту проедешь. Дальше асфальта нет. По грунтовке сядешь.

– Далеко до деревни от конца асфальта?

– Километров восемь. Но если сядешь, тебя только трактором. А трактор один на три колхоза. За ним еще побегать надо. А просторы там – две Швейцарии! Опять же, дороги узкие. Не чистит никто. Тебе не развернуться будет. У тебя же диаметр разворота метров десять. Не езди сам. Давай Сереге позвоним. «Девятку» вдвоем-то вытолкаете откуда угодно.

Обнарову не хотелось брать кого-то с собой. Афишировать семейные неурядицы всегда неприятно. К тому же не в том он был сейчас состоянии, чтобы удовлетворять чужое любопытство. Подумав, он предложил.

– Слушайте, мужики, а если поступим так: вы звоните вашему Сереге, он приезжает на своей «девятке», пишет мне доверенность, а я ему оставляю свою машину и доверенность. Вечером поменяемся.

– Если тысячи три кинешь – не вопрос. Я уверен, проблем не будет. Тем более что Серегина «девятка» как два колеса твоей «Мазды» стоит, – сказал водитель «Мерса» и стал звонить.

Уже через четверть часа Обнаров сидел за рулем «девятки».

– Сейчас до первого перекрестка, направо, дальше мост через Селижаровку, за мостом нелево, и опять через мост, но уже через реку Волга. За мостом свернешь направо и дуй по главной до Песочинского моста. Мост через Песочню. За мостом налево. Это уже окраина поселка. Дальше едешь, пока не упрешься в Большое Кашино, это тридцатник с небольшим отсюда. Да! Деревня Дмитрово. В ней налево тебе надо, – инструктировал Серега. – На всякий случай шпаргалку держи. Я тут все нарисовал.

Обнаров кивнул.

– Машину я заправил. Тебе два раза туда и обратно хватит. Катайся. Если что, звони. Телефон я в доверенности написал. На поворотах поосторожней. «Девятка» легче твоей. И еще, сцепление в самом конце придержи, иначе задергается. Ну, все. Удачи!

– Константин! – крикнул Обнарову водитель «Мерседеса». – Не жаль тебе такую красавицу с чужим народом оставлять? Это же полторы тонны счастья!

Как говаривали в русских сказках: «И поехал он искать свое счастье…» И было точно, как в сказке: чем дальше, тем страшнее.

Обнаров много ездил по стране. Его работа состояла из сплошных разъездов. Он был убежден, что видел русскую глубинку. Но это убеждение таяло в нем, упорно и стремительно, как снег под колесами его «девятки», по мере того, как он удалялся от поселка Селижарово.

Жизнь замирала в пяти километрах от райцентра. Дальше Обнарову попадались одни брошенные деревни с полуразрушенными, покосившимися деревянными домами, безысходно глядящими в небо черными глазницами выбитых окон.

Кекешево… Филистово… Березуг… Тетенькино… Дмитрово… Шелуденево… Илья-Песочня… Бурцево… Парамоновка… Азародня… Прудки… Девясилка…

Асфальт кончился.

Болотниково… Проваледная… Морочи…

От мертвой тишины и безлюдья стало жутковато.

«Девочка моя, куда же тебя понесло…» – с тревогой думал он и жал на газ.

Машина шла тяжело, то и дело зад «гулял» по снежной каше, и тогда Обнаров выжимал из железа все до предела.

Большое Кашино оказалось совсем не большим, но расположенным на вершине холма, откуда на десятки километров были видны живописнейшие окрестности. Почувствовав безвременное тепло, гуси здесь нагло, стаями разгуливали по дорогам, изредка переругиваясь между собой и с апатичными деревенскими собаками. В большинстве примыкающих к домам огородов грелись на солнышке коровы и овцы, сонно пережевывая надоевшее за зиму сено. Людей видно не было.

«Как же они живут здесь, за тридцать пять километров от райцентра? Ни школы, ни больницы. Одни пилорамы…»

Пилорам было две: на въезде в деревню и на выезде. У поворота на пилораму, что на выезде из деревни, Обнарову встретилась старушка, шедшая, как в старину, с узелком.

– Здравствуйте, мать, – сказал Обнаров, приоткрыв пассажирскую дверцу.

– Здравствуй, сынок, – приветливо ответила она.

– Подскажите, как мне на Спасскую Власовку проехать?

Старушка удивленно посмотрела на него.

– Так, милый, там же никого не осталось. Деревни-то нет. Аль ты на пилораму?

– Я на кладбище.

– А-а-а, – протянула с пониманием старушка. – На Спас, значит. Так Спас отыскать не мудрено – проехать туда трудно. Сейчас следующая деревня Борисовка будет. Ты в нее не заезжай. Перед деревней езжай направо. Будет Ручьевая, Филипповы, Сосновка, потом Жегорино и Спасская Власовка. Они все в ряд, по берегу Тудовки. Только не живет в них никто. В Жегорине дома три пустых, еще не обвалились, а в Спасской Власовке не знаю. Давно не была. А в Сосновке только пилорама. Наш председатель туда сегодня на «козле» поехал. Раньше мой внук там работал. А теперь тут, на этой пилораме. Обедать ему носила. Ну, помогай тебе Бог! – сказала старушка и, поклонившись Обнарову, пошла в деревню.

– Спасибо вам! – крикнул ей вдогонку Обнаров.

За деревней Большое Кашино дорога превратилась в пытку. Рыхлый, тающий снег был глубоко изрезан колеями от лесовозов. Ехать можно было только по гребням. Малейший промах грозил многочасовыми поисками трактора. Где какая деревня, понять было нельзя. Дорожных указателей деревень, как и дорожных знаков вообще, не было. Да и самих деревень тоже не было. Справа, по берегу реки, он разглядел остатки сада, а километра через полтора две полуразрушенные печки, видимо, на пепелищах домов.

«Надо думать, это и есть Филипповы и Ручьевая…» – подумал Обнаров.

Он сосредоточенно пытался угодить в след прошедшего здесь совсем недавно УАЗа, которого старушка по-свойски назвала «козлом». От такой «езды» он взмок и изматерил российскую глубинку вдоль и поперек. Несколько раз он опасно зарывался колесами в снежную кашу, буксовал, но выбирался, а «сел» на движок только в Сосновке.