Прозрение - Михаил Бурцев

Печатная пропаганда политотдела также велась продуманно, инициативно. Преобладали четко и лаконично аргументированные листовки. Так, семеро немецких офицеров из 309-й пехотной дивизии, перешедшие в плен вместе с подчиненными (они спасли жизнь почти 400 солдатам), обратились к командирам частей дивизии с призывом последовать их примеру: "Мы выполнили свой долг! Не медлите с капитуляцией. Ваши солдаты и родина будут вам благодарны!" Устная и печатная агитация сочеталась с разложением опорных пунктов изнутри. Политработники совместно с антифашистами склонили к капитуляции до 10 тысяч солдат и офицеров вермахта. Они привлекли к этой работе пленного генерала Рауха и даже полицай-президента Берлина генерал-лейтенанта Гюра, хотя перед этим и его самого склонить к плену стоило немалого труда.

Пока мы находились в расположении 3-й ударной, возвратились 146 распропагандированных пленных и 64 местных жителя. Они привели из очередного котла почти 4 тысячи немецких солдат и унтер-офицеров.

- Это еще не все, - заметил Матвеев.

И он рассказал о том, как посланный к фольксштурмовцам в районе Панкова рабочий табачной фабрики своими разумными доводами склонил к капитуляции весь батальон: 700 человек!

Я слушал Матвеева и думал: каким же душевным богатством надо было обладать политработнику, чтобы вот так настойчиво и неутомимо бороться за сохранение жизней немецких солдат! Ведь едва ли не каждый вооруженный немец принес неисчислимые страдания всем нам, советским людям. Но истинное значение цифр, которые сообщил Матвеев, я смог по достоинству оценить несколько позже - когда представилась возможность узнать, что в дни Берлинского сражения на 1-м Белорусском фронте было направлено в котлы более 4 тысяч немцев, которые помогли оторвать от Гитлера, от командования вермахта еще в ходе боев, до полной капитуляции, почти 15 тысяч солдат и офицеров! За этими цифрами - труд товарищей по оружию, спецпропагандистов, несущих через все препоны слово великой правды, их беззаветный советский патриотизм, их верность идеям пролетарского интернационализма.

Мы рекомендовали политотделу 3-й ударной, а также политотделу 5-й ударной армии, в которой нам удалось затем побывать, полнее использовать эффективность предварительных ультиматумов. Такие ультиматумы, подкрепленные силой оружия, позволяли выполнять боевую задачу без лишних жертв. Кстати замечу, что 12 парламентеров той же 5-й ударной, посланные 2 и 3 мая в окруженные части противника, убедили более 8 тысяч его солдат и офицеров сложить оружие.

Звуковещательные установки курсировали по освобожденным улицам Берлина. Они провели сотни передач для немецких солдат и офицеров, находившихся на соседних улицах, где продолжались бои. К передачам привлекались добровольцы - жители Берлина, мужчины и женщины. На улицах, прилегавших к опорным пунктам сопротивления, непрерывно действовали рупористы из рот автоматчиков. И едва ли не каждый из них имел на своем счету немецкого солдата или офицера, прекратившего сопротивление. Очевидцы рассказывали нам, что на севере города, в районе Панкова, после передач рупористов и окопных громкоговорящих установок одновременно перешло в плен несколько сот фольксштурмовцев. Нередко с улиц, занятых немецкими солдатами, приходили к нашим бойцам местные жители и просили их провести для тех солдат передачи и указать пункты сбора пленных. Я уже не говорю о том, что агитпередачи помогали горожанам освобождаться от страха, нагнетаемого нацистской пропагандой. В том же Панкове в дни, когда бои вплотную приблизились к нему, в ряде кварталов отмечались самоубийства перепуганных нацистских чиновников и членов их семей. Но как только первые улицы района оказались в наших руках, рассказы о гуманном поведении красноармейцев, о спасении ими детей, о помощи старикам стали достоянием всего Панкова, а затем и Берлина. Жители выходили из подвалов, вывешивали на подоконниках или водосточных трубах куски белой, а то и красной материи.

В массе своей мирные жители были весьма настороженными, словно бы ожидали для себя чего-то неизбежно плохого и неотвратимого: безропотно, с покорной готовностью старались они выполнить то, что от них требовали. Лица их часто выражали безразличие, какую-то внутреннюю опустошенность. Конечно, их можно было понять - более десяти лет они находились под воздействием нацистской пропаганды. Их сознание было отравлено ложью, клеветой, дезинформацией. И когда берлинцы лицом к лицу встретились с советским человеком - бойцом, командиром и политработником, они не верили своим глазам и ушам - ведь то, что они теперь видели и слышали, шло вразрез со всем тем, что им внушали нацисты. Немцы убеждались: большевики относятся к ним по-человечески! Даже предупредительно, более того - приветливо! Голодных кормят из своей походной кухни, придут в дом - делятся солдатским пайком, привечают детей, часто шутят, душевно разговаривают, не скрывают, какой хотели бы видеть Германию - свободной от фашизма, миролюбивой, дружественной. Пройдет немного времени, и советская администрация поможет создать местные органы самоуправления, открыть кинотеатры, пока, правда, в полуразрушенных зданиях, отремонтировать жилища... И немцы потянутся к новой жизни: будут посещать собрания, на которые их пригласят советские офицеры, участвовать в митингах...

Политорганы уделяли большое внимание работе военных комендатур, помогали комплектовать их политически зрелыми людьми, способными вдумчиво и оперативно, соблюдая должный такт в отношении населения, решать вопросы, связанные с поддержанием общественного порядка.

В листовке "К берлинцам!", оперативно изданной политуправлением фронта, мы рассказали о том, как советские оккупационные власти совместно с немецкими органами самоуправления налаживают новую, мирную жизнь: открывают хлебопекарни, школы, организуют расчистку улиц, вылавливают нацистских преступников, не препятствуют верующим отправлять свои религиозные обряды и т. д. Еще две листовки, обращенные к солдатам северного сектора Берлина и к берлинским женщинам, были изданы политотделом 3-й ударной армии.

30 апреля, когда наши штурмовые отряды были уже в районе рейхстага, мне предстояло выехать на 1-й Украинский фронт. Признаться, покидать Берлин не хотелось, и я позвонил по ВЧ заместителю начальника Главного политического управления генералу И. В. Шикину, но он дал понять, что в Москве меня ждут новые дела и чтобы я, как только управлюсь на 1-м Украинском, возвращался из командировки.

..."Виллис" выскочил к переправе через Шпрее, которую форсировали наши подразделения, завязавшие бои в самом центре Берлина. Здесь же, на восточном берегу, по-прежнему шла борьба за каждый квартал, за каждый дом. Вслед за разрывами снарядов раздавались ликующие крики "ура". Справа доносился голос "звуковки", предлагавшей немецким солдатам в опорных пунктах прекратить стрельбу и выслать парламентера для переговоров.