Как возникло человечество - Юрий Семенов

Иной точки зрения придерживались многие крупнейшие зарубежные исследователи, в частности, Дж. Мак-Леннан (Мс Lennan, 1886, р.58), У.Робертсон Смит (Smith Robertson, 1885, p. 187), Б.Спенсер и Ф.Гиллен (Spencer and Gillen, 1899а, р.418–421; 18996; 1927, 1, р.71–73, 31 1, 320), А.Хауитт (Howitt, 1904, р.151), Дж. Фрезер (Frazer, 1914, IV, р.9 — 16). Все они относили возникновение тотемизма ко времени, предшествовавшему возникновению экзогамии, т. е. к дородовой эпохе. Наиболее глубоко эта точка зрения была обоснована в трудах Б.Спенсера и Ф.Гиллена. Последние исходили из данных австралийской мифологии, прежде всего преданий племени арунта (аранда).

В преданиях арунта, как уже указываюсь, речь идет о жизни и похождениях их тотемистических предков в мифическое время — альчера (альтжира). Согласно преданиям арунта, в эпоху альчера существовали тотемистические группы, причем иной организации людей, кроме тотемистической, в то время не было. „Мужчины и женщины ачьчера, — пишут Б.Спенсер и Ф.Гиллен (1927, 1, р.73), — представлены в традициях как объединенные в группы, каждая из которых состоит из определенного числа индивидов, принадлежащих к одному особому тотему".

В историческое время у аборигенов Австралии существовала строжайшая экзогамия. Нарушение экзогамного запрета рассматривалось как тягчайшее преступление против общества и сурово каралось. Виновных нередко убивали. Брачные отношения в эпоху раннего и среднего альчера носили совершенно иной характер. Согласно преданиям, экзогамия в это мифическое время полностью отсутствовала. Существовавшие тотемистические группы не были экзогамными. „Одна вещь кажется совершенно ясной, — пишут Б.Спенсер и Ф.Гиллен (1899а, р.419). — Она состоит в том, что мы не видим в ранних преданиях ни следа того, чтобы в то время тотемы регулировали брак, как это характерно для многих австралийских племен. Не имеется ни одного факта, который указывал бы, что мужчины одного тотема должны были жениться на женщинах другого. Наоборот, мы постоянно встречаемся исключительно лишь с группами мужчин и женщин одного тотема, живущих вместе, и в этих ранних традициях кажется совершенно нормальным условием для мужчин иметь женой женщину своего тотема… Мы никогда не встречаемся со случаем, когда бы мужчина жил с женщиной не своего тотема". „Поражающая черта преданий об альчера, — подчеркивают они в другой работе, — состоит в том, что мужчины почти всегда описываются женатыми на женщинах своего собственного тотема" (1927,1, р.71).

Столь разительное противоречие между брачными отношениями, реально существовавшими в историческое время у арунта, и теми, которые описываются в их преданиях, можно объяснить, лишь допустив, что у далеких предков арунта действительно не было экзогамии и что данные мифы являются воспоминаниями о времени, предшествовавшем возникновению рода. Такое объяснение и было предложено Б.Спенсером и Ф.Гилленом. „Наиболее поражающий и наиболее интересный факт, — пишут они, — как уже отмечалось, состоит в том, что мужчины свободны жениться на женщинах своего тотема… Мы можем даже сказать, что свидетельства говорят о времени, когда мужчины действительно всегда женились на женщинах своего тотема. Ссылки на мужчин и женщин одного тотема, всегда живущих вместе группами, являются слишком частыми и настолько ясными, чтобы для них можно было бы найти какое-либо другое удовлетворительное объяснение" (1899а, р.421).

На основании всех этих данных Б.Спенсером и Ф.Гилленом был сделан вывод, что тотемизм возник задолго до возникновения экзогамии (1899в, р.277–278). И этот вывод нельзя не признать правильным. Предания арунта, рассказывая о времени, когда еще не было экзогамии, но уже существовал тотемизм, существовали тотемистические группы, свидетельствуют тем самым о том, что возникновение тотемизма предшествовало появлению экзогамии, что тотемизм возник до появления рода, т. е. в эпоху первобытного человеческого стада.

Необходимо отметить, что все ученые, придерживающиеся взгляда на тотемизм как на религию родового общества, обходят свидетельства австралийской мифологии о существовании тотемизма до экзогамии полным молчанием. Ни один из них даже не попытался дать этим фактам какое-либо другое объяснение.

В основе изложенной выше концепции возникновения тотемизма лежит положение о том, что вид животных, ставший тотемом человеческого коллектива, был первоначально главным объектом охотничьей деятельности членов этого коллектива. Это положение находится, на первый взгляд, в непримиримом противоречии с твердо установленным этнографической наукой фактом, что у многих племен существовал запрет убивать и поедать тотемное животное. На основании последнего многими учеными был сделан вывод, что табуация тотема является существеннейшей чертой тотемизма, изначально ему присущей. Отсутствие подобною рода табуации у целого ряда племен было истолковано ими как явление позднейшее, связанное с начавшимся разложением тотемизма. „В начальной фазе, — пишеї, например, М. О. Косвен (1957, с. 158), — тотемизм предписывает не убивать и не употреблять в пищу животное или растение — тотем. В дальнейшем это предписание изживается". Подобного же взгляда придерживаются Ш.Эншлен (1954, с.66), Д.Е.Хайтун (1958, с.91) и другие ученые.

Положение об изначальности табуации тотема и ее исчезновении по мере разложения тотемизма привлекает своей простотой. Однако правильным оно признано быть не может, ибо находится в противоречии с фактическим материалом, в частности, с данными этнографии австралийцев.

У большинства племен Центральной Австралии тотем в большей или меньшей степени был табуирован. „В настоящее время, — пишут Б.Спенсер и Ф.Гиллен (1899а, р.202), — отношения между человеком и тотемом являются ясными. Человек очень редко может есть тотем и даже, если ест немного, что позволительно ему, то он осторожен в этом случае; человек эму не ест лучшую часть — жир".

Совершенно иначе поступали тотемистические предки, жившие в эпоху альчера. В преданиях арунта, кайтиш и других племен Центральной Австралии тотемистические предки изображаются охотящимися почти исключительно на свой тотем и без каких-либо ограничений поедающими его (Spencer and Gillen, 1899а, р.208–209; 1904, р.320–322). Более того, в мифах принадлежность к группе, имеющей своим тотемом определенное животное, рассматривается как необходимое условие успешности охоты на представителей данного животного вида. Чтобы охотиться на какое-либо животное и поедать его, нужно принадлежать к группе, имеющей данное животное своим тотемом. Человек, желающий съесть животное (или растение), не являющееся его тотемом, должен предварительно изменить свой тотем. Его тотемом должно стать животное (или растение), которое он хочет употребить в пищу.

Так, например, в одном из преданий арунта рассказывается о мужчине тотема арунта, который, желая убить и съесть кенгуру, изменил себя в мужчину тотема кенгуру с тем, чтобы добиться успеха в выполнении этого намерения (Spencer and Gillen, 1899а, p. 198). В другом предании целая группа мужчин тотема дикой кошки, пожелав есть плоды сливового дерева, превратила себя в людей тотема сливового дерева (1899а, р.208, 341; 1904, р.320).

Все подобного рода мифы, подчеркивают Б.Спенсер и Ф.Гиллен (1904, р.320), интересны тем, что никак не могут быть причислены к преданиям, изобретенным с целью объяснения существующих обычаев, к этиологическим мифам. Напротив, они описывают обычаи, противоположные существующим сейчас, причем описывают их без какой-либо попытки дать им объяснение. Поэтому их можно понять лишь как рассказы о предшествующем положении вещей, когда отношения к тотему были иными, чем сейчас, когда поедание тотема было совершенно нормальным явлением (Spencer and Gillen, 1899а, р.209; 1904, р.320–321; 1927,1, р.86).

Эти мифы подтверждают правильность положения о том, что в эпоху возникновения тотемизма существовала определенная специализация охотничьей деятельности человеческих коллективов и что эта специализация определила, какой именно вид животного стал тотемом человеческой группы. На основании их можно сделать вывод, что животное, ставшее тотемом человеческой группы, продолжало долгое время и после этого оставаться главным объектом охоты членов этой группы. В связи с этим можно обратить внимание еще на один факт: представители некоторых тотемистических групп австралийцев объясняли названия своих групп тем, что их предки когда-то существовали, питаясь главным образом животными или растениями, являющимися теперь тотемами их группы (Spencer and Gillen, 1899а, p.209).

Австралийские мифы — не единственное доказательство генетической связи тотемизма с охотой. О ней говорят различного рода обычаи и обряды, связанные с тотемизмом. Большое число подобного рода обычаев приведено в работах Б.Спенсера и Ф.Гиллена (1899а, 1904, 1927). Один из таких обычаев состоял, например, в обязанности человека помочь представителям других групп в охоте на своего тотема (1927, I, р.87). Согласно другому обычаю, человек, убивший какое-либо животное, не имел права съесть его, не получив на это разрешение членов группы, тотемом которой данное животное являлось. Он должен был принести убитое животное в лагерь группы, тотемом которой оно являлось, и положить у ног представителя этой группы. Лишь после того, как последний съедал кусочек мяса своего тотема, охотник получал право на добычу (1899а, р.209–210; 1904, р. 159–160; 1927, I, р.87). Эти обычаи Б.Спенсер и Ф.Гиллен рассматривают как свидетельства о том, что в прошлом члены тотемистической группы обладали почти исключительным правом охотиться на свое тотемное животное.