Золотой дождь - Джон Гришэм

Но… плечи его сутулятся. Драммонд медленно выдыхает. Банда лживых мерзавцев!

— Это чрезвычайно важно, — говорит он. — Мы должны это знать. — Голос его звенит от недоверия.

Гробовое молчание. В зале — ни движения, ни дуновения воздуха. Сотня глаз пристально следит за Драммондом, заметно, что всем не по себе. Валяй дальше, приятель!

— Тогда я поставлю вопрос иначе, — произносит он ледяным тоном. — Не разговаривал ли вчера кто-либо из вас с мистером Руди Бейлором или с мистером Деком Шиффлетом, сидящим вон там?

Я вскакиваю.

— Протестую, ваша честь! Это просто абсурд!

Киплер, похоже, вот-вот свалится со своего насеста.

— Принято! Что вы вытворяете, мистер Драммонд?! — Киплер так ревет громовым голосом в микрофон, что содрогаются стены.

Драммонд поворачивается к нему лицом.

— Ваша честь, у нас есть основания полагать, что с кандидатами в присяжные велись переговоры.

— Понятно, и он обвиняет в этом меня! — взрываюсь я.

— Я просто ума не приложу, что на вас нашло, мистер Драммонд, — говорит Киплер.

— Давайте обсудим это в кулуарах, — предлагает Драммонд, кидая на меня уничтожающий взгляд.

— Давайте, — киваю я, и смотрю на него так, словно у меня уже кулаки чешутся.

— Объявите кратковременный перерыв, — приказывает Киплер судебному приставу.

Мы с Драммондом располагаемся за столом напротив его чести. Квартет представителей «Трень-Брень» выстраивается за нашими спинами. Киплер готов метать громы и молнии.

— Надеюсь, вы способны объясниться, — цедит он, испепеляя Драммонда взглядом.

— Наших присяжных склоняли к сотрудничеству, — утверждает Драммонд.

— Откуда вы знаете?

— Этого я сказать не могу. Но знаю совершенно точно.

— Не играйте со мной в кошки-мышки, Лео. Мне нужны доказательства.

— Ваша честь, я не могу вам ответить, не приоткрыв сведений конфиденциального характера.

— Ерунда! Я жду фактов.

— Я говорю правду, ваша честь.

— Так вы меня обвиняете? — вмешиваюсь я.

— Да.

— Вы не в своем уме!

— Согласен, Лео, вы ведете себя крайне странно, — говорит его честь.

— Ваша честь, я могу представить доказательства, — заносчиво отвечает Драммонд.

— Какие?

— Позвольте мне продолжить допрос присяжных. Правда неизбежно выплывет наружу.

— Но ни один из них и глазом не моргнул в ответ на ваши обвинения.

— Я ещё толком не приступил.

Киплер ненадолго призадумывается. Когда процесс закончится, я признаюсь ему в содеянном.

— Я хотел бы обратиться к конкретным кандидатам в присяжные, — просит Драммонд. Обычно такое не дозволяется, но окончательное решение принимает судья.

— Что скажете, Руди?

— Я не возражаю. — Лично я уже не могу дождаться, когда Драммонд начнет с пристрастием допрашивать людей, репутации которых мы безнадежно запятнали. — Мне скрывать нечего.

Двое из торчащих за моей спиной болванов при этих моих словах ядовито покашливают.

— Очень хорошо, Лео. Только учтите — вы сами копаете себе могилу. И не вздумайте выйти за рамки дозволенного.

— Чем вы там занимались? — спрашивает Дот, когда я возвращаюсь за свой стол.

— Так, обычные адвокатские разборки, — шепчу я.

Драммонд с суровым видом направляется к присяжным. Его встречают недружелюбными взглядами.

— Вернемся к тому, о чем я вас спрашивал. Я настаиваю на том, чтобы вы признались, не обращался ли к вам кто-нибудь по поводу этого процесса. Пожалуйста, поднимите руки, если такие случаи имели место. — Голос Драммонда звучит так увещевающе, словно он разговаривает с первоклашками.

И вновь — ни одной поднятой руки.

— Попытка любой из тяжущихся сторон прямо или косвенно воздействовать на присяжного заседателя расценивается как серьезнейшее правонарушение. И санкции в отношении как виновника, так и присяжного, умолчавшего о подобном факте, могут быть самые суровые. — Драммонд угрожает уже в открытую.

Ни единой руки. Ни мимолетного движения. Вообще ничего, кроме группы людей, гнев которых с каждой минутой возрастает.

Драммонд перемещает центр тяжести с одной ноги на другую, трет подбородок и нацеливается на Билли Портера.

— Мистер Портер, — гортанно произносит он, и у Билли отваливается челюсть. Он медленно встает и выпрямляется во весь рост. Щеки его багровеют.

— Мистер Портер, я хочу задать вам очень личный вопрос. И рассчитываю услышать в ответ правду.

— Сами не врите, и вам врать не будут, — огрызается Портер. Видно, что этот малый вспыхивает как порох. На месте Драммонда я бы оставил его в покое.

Мгновение Драммонд колеблется, но затем переходит в лобовую атаку.

— Так вот, мистер Портер, верно ли, что вчера вечером вы беседовали по телефону с мистером Руди Бейлором?

Я встаю, развожу руками и, выпучив глаза, взираю на Драммонда, словно передо мной сумасшедший, но не говорю ни слова.

— Черт побери — нет, конечно! — выпаливает Портер, щеки которого приобретают ярко пунцовый оттенок, а глаза угрожающе наливаются кровью.

Драммонд опирается на барьер, его пальцы крепко стискивают толстый поручень из красного дерева. Он так и поедает глазами Билли Портера, который стоит в первом ряду, буквально в метре от него.

— Вы уверены, мистер Портер?

— Еще бы, черт возьми!

— А вот мне кажется, что вы с ним общались, — брызжет слюной Драммонд; он уже не владеет собой. Не успеваю я возразить и не успевает Киплер призвать к порядку, как мистер Билли Портер, не помня себя, срывается с места, тигром сигает прямо на великого Лео Ф. Драммонда и грабастает его за грудки.

— Не смей обвинять меня во лжи, ублюдок хренов! — вопит Портер, хватая Драммонда за горло. Адвокат переваливается через барьер, его ноги в лакированных туфлях потешно дрыгают в воздухе. Женщины визжат. Присяжные вскакивают с мест. Портер, оседлав лежащего Драммонда, мутузит его по щекам, а адвокат лягается и слепо машет кулаками, пытаясь нанести противнику хоть один удар.

Т. Пирс Морхаус и М. Алек Планк-младший спрыгивают с кресел и первыми ввязываются в сечу. Остальные следуют за ними. Двое мужчин из числа присяжных разнимают драчунов. Пристав тоже тут как тут.

Я сижу на месте, упиваясь невиданным зрелищем. Киплер добирается до ристалища, когда бойцы уже растащены. Из-под скамьи во втором ряду извлекают лакированную туфлю и возвращают изрядно помятому Лео, который пытается привести себя в порядок, не спуская опасливого взгляда со своего противника. Билли Портер, которого держат за руки сразу четверо, ещё пыхтит, но боевой пыл его, похоже, немного поугас.

Профессиональные консультанты по подбору присяжных шокированы. Их компьютерные разработки уничтожены. Заумные теории разбиты в пух и прах. На данном этапе толку от них как от козла молока.

После непродолжительного перерыва Драммонд вносит ходатайство о роспуске всего состава кандидатов в присяжные. Киплер отказывает наотрез.

Просьбу мистера Билли Портера уважили, и он покидает зал, свирепо вращая глазами. На мой взгляд, он ещё жаждет крови Драммонда. Ничего, может, подождет адвоката снаружи, чтобы добить без помех.

До обеда мы сидим в кулуарах, верша утомительную процедуру по окончательному выбору жюри присяжных. Драммонд со своими головорезами решительно отвергают кандидатуры всех людей, имена которых всплывали в наших с Деком вчерашних телефонных переговорах. Адвокаты «Трень-Брень» по-прежнему свято убеждены, что мы не только склонили их к сотрудничеству, но и каким-то невероятным образом убедили держать языки на привязи. Адвокаты настолько озлоблены, что даже не косятся в мою сторону.

В результате я получаю жюри, о котором и мечтать не мог. Шестеро темнокожих женщин, причем все — матери. Двое афроамериканцев: один — выпускник колледжа, второй — инвалид, бывший шофер-дальнобойщик. Трое белых мужчин, двое из которых — профсоюзные деятели, а третий живет всего в четырех кварталах от Блейков. И одна белая женщина, супруга богатого торговца недвижимостью. Отвести её кандидатуру я не мог, но это меня не слишком огорчает. Для вынесения вердикта достаточно всего девяти голосов из двенадцати.

В четыре часа пополудни Киплер оставляет в зале новоиспеченных присяжных, и они приносят присягу. Судья поясняет, что судебный процесс начнется через неделю. Присяжным строжайше запрещено обсуждать его перипетии с кем бы то ни было. Затем Киплер добавляет нечто такое, от чего я сперва прихожу в ужас, но уже в следующее мгновение мысленно возношу ему хвалу. Он спрашивает меня и Драммонда, не желаем ли обратиться к присяжным с несколькими словами. Просто так, не для протокола.

Разумеется, я не готов к такому повороту событий, и прежде всего потому, что никогда о чем-либо подобном не слыхивал. И тем не менее бесстрашно подхожу к скамье присяжных. Я рассказываю им о Донни Рее, о злополучном страховом полисе, и совсем кратко высказываю свои соображения о неправоте «Прекрасного дара жизни». Я укладываюсь в пять минут.