Травяной венок. Том 2 - Колин Маккалоу

– Не сердись на меня, Аврелия, иначе я тоже буду сердиться на тебя. Я согласен с тем, что он не стоит моего гнева. Но он помог Гаю Марию поставить меня в положение, которого я не заслуживал!

– Да, я понимаю твои чувства. – Аврелия глубоко вздохнула. – Что касается происшедшего, ты, может быть, и прав. – Она принялась ритмично кивать головой: – Я знаю это, я знаю это, я знаю это… Я знаю, что ты всеми возможными средствами пытался сохранить мир и законность. Но не упрекай Гая Мария. Это все Сульпиций.

– Вранье! – воскликнул Сулла. – Ты дочь консула и жена претора, Аврелия. Ты знаешь более чем достаточно о том, что Сульпиций не мог начать действовать, пока не заручился поддержкой Гая Мария, человека, более влиятельного, чем был он сам.

– Был? – спросила она, широко раскрыв глаза.

– Сульпиций мертв. Его поймали два дня назад.

– А Гай Марий?

– О, Гай Марий, Гай Марий, всегда Гай Марий! Подумай, Аврелия, подумай! Почему бы я хотел смерти Гая Мария? Убить народного героя? Я не такой большой дурак! Я только напугал его, в надежде, что он уберется из Италии еще до того, пока я сам ее не покину. И я сделал это не только ради самого себя, женщина, но и ради Рима тоже. Ему нельзя было позволить сражаться с Митридатом! – он переместился на ложе. – Аврелия, ты, наверное, обратила внимание, что с тех пор, как Гай Марий вернулся к общественной жизни – а это произошло ровно год назад, – он связался с такими личностями, которым бы не сказал ave в прежние дни? Мы все в настоящее время используем приверженцев, которых раньше не стали бы привлекать. Мы нуждаемся в тех людях, в которых прежде плевали. Но со времени своего второго удара Гай Марий прибегал к помощи таких орудий и хитростей, от которых отказался бы раньше даже под угрозой смерти. Я знаю, кто я есть, и знаю, на что способен. И будет неправдой сказать, что я менее честный и щепетильный человек, чем Гай Марий. И не только благодаря той жизни, которую я вел, но и благодаря тому типу людей, к которому я отношусь. Но он-то никогда не был таким! Он нанимает таких, как Луций Декумий, для того, чтобы избавиться от юнца, обвинившего его драгоценного сына в убийстве! Он нанимает таких, как Луций Декумий, чтобы тот обеспечивал ему толпу быкоподобных существ! Подумай, Аврелия, подумай! Второй удар повредил его разум.

– Ты не должен был идти на Рим, – отвечала она.

– А какой у меня был выбор, скажи мне? Если бы я мог найти другой путь, то избрал бы его! Неужели ты предпочла бы видеть меня продолжающим сидеть в Капуе до тех пор, пока Рим бы не получил вторую гражданскую войну – Сулла против Мария?

– Этого бы никогда не случилось! – побледнев, воскликнула Аврелия.

– О, тогда была бы третья альтернатива! Тогда я, покорный, лежал бы под ногами сумасшедшего трибуна плебса и выжившего из ума старика! Позволить Гаю Марию сделать со мной то, что он сделал с Метеллом Нумидийским, позволить ему использовать плебс, чтобы отнять у меня командование? А ведь когда он сделал это с Метеллом Нумидийским, тот не был консулом! А я был консулом, Аврелия! Никто не может отобрать у консула командование, пока он в должности. Никто!

– Да, я поняла тебя, – сказала она, и щеки ее порозовели, а глаза наполнились слезами, – но они никогда не простят тебя, Луций Корнелий, ведь ты повел армию на Рим.

– О, во имя всех богов, не плачь! – Сулла застонал. – Я никогда не видел тебя плачущей! Никогда, даже на похоронах моего мальчика! Если ты не плакала из-за него, то ты не должна плакать из-за Рима!

Ее голова была опущена, слезы не текли по щекам, а орошали колени, и солнечные блики сверкали на ее мокрых черных ресницах.

– Когда я слишком взволнована, то не могу плакать, – она всхлипнула и вытерла нос внешней стороной ладони.

– Я не верю этому, – пробормотал он, тяжело и страстно.

Аврелия подняла голову, и слезы побежали по ее щекам.

– Я плачу не из-за Рима. – Ее голос, казалось, мгновенно охрип, – я плачу из-за тебя.

Сулла поднялся с ложа, дал ей свой носовой платок и встал позади нее, обнимая одной рукой за плечи. Лучше, чтобы она не видела его лица.

– Я навеки полюбил тебя за это, – молвил он и, протянув ладонь к ее лицу, поймал несколько слезинок, слетевших с ресниц, затем поднес ладонь ко рту и слизнул их. – Это Фортуна. Мое консульство было тяжелейшим, никто до меня не имел такого. И жизнь моя была такой же тяжелой. Я не тот человек, которого можно заставить сдаться, и который будет волноваться о том, каким путем он добился победы. И гонка будет продолжаться до тех пор, пока я жив. – Он потряс ее за плечи. – Я взял твои слезы себе. Однажды я выбросил изумруд, потому что он не имел для меня никакой ценности. Но я никогда не потеряю твои слезы…

Он покинул ее дом, шествуя очень гордо и испытывая душевный подъем. Все слезы других женщин, которые те роняли над ним, были рабскими слезами, поскольку они плакали из-за своих собственных разбитых сердец, а не из-за него. В то время как сейчас женщина, которая никогда не плакала, плакала из-за него.

Возможно, другой человек смягчился бы, пересмотрел бы все заново, но только не Сулла. К тому времени, когда он добрался до дома, – а это была длинная дорога, – его экзальтация ушла в подсознание. Он с большим удовольствием пообедал с Далматикой, взял ее в постель и занялся с ней любовью. Затем он проспал свои обычные десять часов своим обычным сном без сновидений – проснулся и встал, не потревожив жену, взял несколько хрустящих, свежих, только что испеченных хлебцев и кусок сыру, прошел в свой рабочий кабинет и, пока ел, задумчиво воззрился на ящик, по форме, напоминавший один из его родовых храмов. Он стоял на дальнем конце стола, внутри него лежала голова Публия Сульпиция Руфа. Остальные из осужденных бежали. Только Сулла и некоторые из его коллег знали, что особых попыток схватить их предпринято не было. И лишь Сульпиция необходимо было поймать во что бы то ни стало.

Переправа на лодке через Тибр была хитростью. Дальше по течению Сульпиций пересек Тибр снова, но миновал Остию ради маленького портового городка Лаурентума, находившегося несколькими милями ниже. Здесь беглец пытался нанять корабль и здесь же, с помощью одного из своих слуг, сошел на берег. Наемники Суллы убили Сульпиция на месте; но зная, что лучше не спрашивать у Суллы денег, пока нет представленных доказательств, отрезали Сульпицию голову, положили ее в водонепроницаемый ящик и доставили в Рим, в дом Суллы. И только тогда им было заплачено. А Сулла имел голову своего врага, еще достаточно свежую, поскольку она рассталась с плечами своего хозяина всего два дня назад.

Перед своим отъездом из Рима, во второй день января, Сулла пригласил Цинну в форум. Там возвышалось прибитое скобой к стене трибуны копье с головой Сульпиция. Сулла грубо взял Цинну за руку.

– Смотри хорошенько, – сказал он, – и запомни то, что ты видишь. Запомни выражение на этом лице. Они сказали, что когда отрубали голову, его глаза все еще смотрели. Если ты не поймешь, что все это в прошлом, то ты получишь это в будущем. Вот человек, который видел, как его собственная голова упала в грязь. Запомни все хорошенько, Луций Цинна. Я не намерен погибнуть на Востоке и обязательно вернусь в Рим. Если ты будешь отменять те средства, которые я прописал Риму, чтобы вылечить его от болезни, ты тоже увидишь, как свалится твоя собственная голова.

Ответом на слова Суллы был презрительный взгляд, но Цинна мог и вовсе не утруждать себя ответом. Едва закончив говорить, Сулла повернул своего мула и, не оглядываясь пустился рысью с римского форума. Его широкополый головной убор грозно возвышался на голове. Не могло быть более соответствующей картины торжествующего полководца. Но Цинна видел совсем другое, его мысленному взору представлялась Немезида.[60] Затем он обернулся, чтобы еще раз взглянуть на голову, ее глаза были широко раскрыты, челюсть провисла. Внизу никого не было, и если попытаться забрать ее сейчас, никто не увидит.

– Нет, – произнес вслух Цинна, – оставайся здесь. Пусть весь Рим видит, как далеко может зайти человек, который вторгся в него.

Глава 4

В Капуе Сулла посовещался с Лукуллом и вплотную занялся отправкой своих солдат в Брундизий. У него появилось оригинальное намерение перевезти их морем из Тарента, но затем он выяснил, что не обладает необходимым числом транспортных кораблей, и отказался от него.

– Ты отправишься первым, взяв с собой всю кавалерию и два легиона из пяти, – говорил Сулла Лукуллу. – Я последую за тобой с тремя другими легионами. Однако не ищи меня на другой стороне Ионийского моря. Как только ты высадишься в Элатрии или Бухетии, отправляйся в До-дону. Обдирай каждый храм в Эпире или Акарнании – они не принесут тебе богатой добычи, но я предполагаю, что они все же достаточно богаты. Жаль, что скордиски ограбили Додону совсем недавно. Тем не менее никогда не забывай, что греческие и эпирские жрецы себе на уме, Луций Лициний. Вполне вероятно, что Додона ухитрилась припрятать многие свои сокровища от варваров.