На высочайших вершинах Советского Союза - Евгений Абалаков

Основная часть пути была нами уже пройдена. Впереди была последняя грозная крепость — Коштан–тау! Крепость очень трудная и высокая. Опять нужно было подниматься на пятитысячную высоту.

Стена встретила нас неприветливо. Отвесные скалы оказались обледенелыми. Каждую стенку приходилось предварительно обрубать ледорубом, вырубать со всех уступчиков лед, счищать снег рукой. Очень трудно было отыскивать те незначительные полочки, засыпанные снегом, которые были намечены заранее. Молоток стучал все чаще, иного охранения, кроме крючьев, устроить было невозможно.

Впереди отвесная стена. Обхода нет. Кричим вниз, где две маленькие точки медленно движутся по снежнику:

— Можно ли нам пройти дальше?..

Но они никак не могут найти нас на скалах.

В ясное утро с вершины Коштан–тау открывается изумительный вид

Я полез по стене. Тяжелый рюкзак оттягивает назад. Пальцы, цепляющиеся за маленькие выступы, начали уставать. Положение критическое… С трудом, держась одной рукой, удалось снять рюкзак и передать его Виктору.

С верхней площадки, вытянув на веревке рюкзаки, я охраняю Миклашевского. За обрывом я его не вижу, но чувствую по натяжению веревки, как он постепенно поднимается вверх. Иногда слышится приглушенное: «подтяни!» Веревка быстро натягивается, но не туго, чтобы не мешать свободе движений лезущего.

Узенькая полоска снежного кулуара оказалась обледенелой. Опять пришлось лезть по скалам. Лишь поздно вечером мы преодолели эти 400 метров стены и вышли на вершину огромного жандарма. Очень обрадовались, когда обнаружили около устроенной нами площадки капающую со скал воду.

С утра следующего дня опять началось трудное лазание по целому ряду жандармов. Особенно осложняло положение то, что пальцы рук были уже изранены от долгого лазания, на их концах треснула кожа, глубокие раны увенчивали каждый палец. Железные гвозди на подошвах ботинок стерлись до основания и не держали на скалах. Ледоруб и кошки сильно затупились.

В середине дня, когда мы уже считали все жандармы пройденными, на дороге встал небольшой острый пичок, но настолько трудный, что пришлось затратить около двух часов на его обход.

Перед нами широкий снежный гребень, который круто вздымается к скалам вершины Коштан–тау. Высота уже не менее 5000 метров. Ветра нет. Солнце печет нещадно, жара совершенно нестерпимая. В то же время ноги, глубоко вязнущие в снегу, явно чувствуют холод, а ботинки обледенели и стали похожи на деревянные колодки. Кожа на лицах давно уже обожжена, особенно под носом и на губах. Из носа часто идет кровь.

К вечеру, увязая в глубоком снегу, поднялись на последнюю вершину траверса — Коштан–тау.

Громадные кучевые облака, причудливо освещенные заходящим солнцем, медленно ворочались внизу, закрывая ледники, гребни и вершины. Лишь самые высокие из них гордо выступали над облаками. Видны вершины грандиозной Бевингийской стены. Где–то на одной из них, вероятно, в это же время стояли четыре альпиниста группы Ходасевича и думали о нашей группе, как мы думали о них…

Эта последняя ночь на «пятитысячнике» была наиболее холодной. К утру все заледенело. С радостью встретили первые лучи солнца и отогрели промерзшее снаряжение. Утро было ясным, а воздух настолько прозрачным, что весь хребет от Эльбруса до Казбека был хорошо виден.

Простившись с Коштан–тау, мы быстро двинулись вниз. Спуск по северному гребню после всего пройденного казался легким. К четырем часам мы уже перелезли последний бергшрунд и были на леднике Кундюм Мижирги.

На леднике я и Миклашевский поздравили друг друга с полным завершением траверса Дых–тау — Коштан–тау и крепко расцеловались.

На следующий день, 29 августа, преодолев сложный ледопад, к пяти часам вечера мы вернулись в лагерь Миссес–кош, на один день раньше назначенного контрольного срока.

То, что не смогли сделать зарубежные альпинисты, сделали советские покорители гор.

1939 – 1940

Летом 1939 года группа альпинистов в составе A. Летавета, Е. Абалакова и инструктора Андриешина решила совершить траверс четырех вершин (МЮД, Безбожник и две безымянные вершины) Заилийского Ала–тау (Северный Тянь—Шань). Единственной достаточно подробной картой этого района, которой они могли пользоваться во время похода, была схематическая карта ледников и вершин Заилийского и Кунгей Ала–тау, составленная в 1937 году В. Горбуновым.

Первоначальный путь исследователей лежал к леднику Богатырь — самому крупному леднику Заилийского Ала–тау, расположенному на его южном склоне и относящемуся к системе реки Чилик. Перевал Тогузак вывел группу на центральную часть ледника Богатырь — на ледник Голова. Отсюда участники траверса прошли к левой ветви ледника — к леднику Шуйца. Судя по карте, где–то неподалеку находилась перемычка, отделяющая ледник Шуйца от ледника Корженевского. Решено было идти к ней.

Однако путь к перемычке оказался довольно длинным. Группа шла уже долго, а ее все не было. Начался снегопад. Неожиданно идущий впереди Е. Абалаков остановился: перед ним была стена, круто обрывающаяся вниз. Там, в разрыве облаков, лежал незнакомый им ледник, стекающий на север. Что это за ледник?.. Усилившийся снегопад заставил восходителей заночевать около стены на небольшой снежной площадке.

Утро нового дня внесло ясность. Внизу протекал ледник Шокальского. Он стекал на север и давал начало реке Средний Талгар. Впереди, чуть правее, виднелась главная вершина Заилийского Ала–тау — Талгар. Перемычка, разделяющая ледники Богатырь и Коржоневского, находилась восточнее, на расстоянии примерно одного километра. Схематическая карта В. Горбунова оказалась неверной. Левая ветвь ледника Богатырь была гораздо длиннее, чем указывал Горбунов. Она смыкалась с ледником Шокальского, а не Корженевского.

Участники похода решили страверсировать вершины так называемого Нового отрога, который отходил от места их ночевки на северо–запад, а затем по леднику Джамбула спуститься в лагерь. Одна за другой были пройдены четыре вершины, в том числе и пик Сулеймана Стальского. Отдельные участки преодолевались с трудом. Так, в одном месте им пришлось идти по гребню, похожему на лезвие гигантского ножа, причем по обе стороны падали отвесные 500‑метровые обрывы.

В итоге трехдневного похода были получены новые данные об этом почти неисследованном районе.

В августе 1940 года Е. Абалаков вместе с Е. Ивановым и В. Миклашевским впервые в истории альпинизма совершают траверс вершин Кавказа: Цурунгал — Айлама — Нуам–куам.