Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма - Терри Мори

Глава 15

Внутри крупнейшего дела

Джон Планскер, глава детективов седьмого отдела полиции Нью-Йорка в Бронксе, пользовался большим авторитетом среди копов, работавших под его началом. В свои пятьдесят Планскер за профессионализм и беспристрастность заслужил доверие и уважение со стороны тех многих мужчин и женщин, с которыми он за эти годы раскрыл немалое число серьезных дел. После повышения в 1985 году, когда его назначили помощником инспектора, он за свой счет устроил в одном из ресторанов Бронкса вечеринку, куда позвал около полутора сотен бывших и нынешних детективов.

31 августа, в то время как Чинотти готовился сесть на рейс до Майнота, вежливый подтянутый капитан, в рыжеватых волосах которого проглядывали намеки на седину, отправил отчет заместителю начальника Департамента полиции Нью-Йорка Эдвину Дрееру, командующему всеми детективами Бронкса. Документ назывался: «Конфиденциальное расследование, предварительный отчет № 1».

В тексте Планскер подытожил обвинения против Рокмена в том виде, в каком они были тогда ему известны, упомянув о сообщении сотрудников полиции Майнота в телефонном разговоре с Чинотти, что Рокмен встречался в Северной Дакоте с Джоном Карром. Планскер написал:

Похоже, что мы можем установить связь между Рокменом, Берковицем и Карром. <…> Это повышает вероятность того, что Берковиц не действовал самостоятельно либо в одиночку, как предполагалось первоначально.

Я полностью осознаю значение и последствия этого отчета, а также понимаю необходимость проявлять осмотрительность в данном вопросе. Тем не менее я действительно полагаю, что мы должны продолжить расследование с тем, чтобы исключить любую вероятность домыслов.

Дреер, уверенный, что Планскер является первоклассным следователем, одобрил полученный запрос, тем самым санкционировав возобновление расследования по делу Сына Сэма со стороны Департамента полиции Нью-Йорка. Публично об этом, конечно, не сообщили, и даже в самой полиции о происходящем знала лишь горстка людей.

Довольно долго я мечтал хлопнуть шампанским, если только мне когда-нибудь удастся добиться возобновления дела. Теперь упорство было вознаграждено: невозможное свершилось. Однако отметить случившееся не вышло. Вместо этого мне пришлось хранить все в секрете, как я и обещал.

Дреера, как и его начальство, особенно главу детективов Джеймса Салливана, не слишком порадовало наше расследование по делу Московиц, опубликованное в июле, так что Дреер, вероятно, не был в восторге от того, что Планскер приложил к своему отчету нашу мартовскую статью о заговоре. Впрочем, Дреер понимал, что у него нет другого выбора, кроме как действовать; серьезные претензии к предполагаемой единоличной ответственности Берковица вышли на поверхность и впервые были обнародованы. Ни Дреер, ни Планскер не подозревали, что человек, в наибольшей степени ответственный за эти статьи, в тот самый момент направлялся в Майнот, чтобы опросить свидетелей.

Хэнк Чинотти сделал свой выбор – принял решение, с которым многие не согласились бы. Он оценил реакцию Департамента полиции на вмешательство прессы в сакральное «дело 44-го калибра» и пришел к выводу, что собранная им информация важнее, чем ее источник – критически настроенные СМИ. По той же причине он не стал раскрывать личность Вероники Люкен, назвав ее в отчетах конфиденциальным источником. Он справедливо полагал, что упоминание имени Люкен потопит корабль еще до отплытия от причала. Некоторые сотрудники полиции Нью-Йорка впоследствии говорили, что Чинотти мог бы добиться большего, выложи он сразу все карты на стол. Но так ли это на самом деле, мы уже не узнаем.

Что касается меня, то я предоставил полиции Нью-Йорка самим заниматься Люкен и Ривом Рокменом. Я довольно долго с настороженностью относился к словам Люкен, однако друзья Карра в Майноте уверенно опознали Рокмена. Какова была его роль? Состоял ли он в культе, участвовал ли в заговоре или просто торговал наркотиками в среде «белых воротничков»? Поскольку Рокменом занялась нью-йоркская полиция, сам я оставил эти вопросы без ответов и сосредоточился на Майкле Карре и событиях, связанных со смертью Джона Карра.

Реконструкция инцидента и событий, непосредственно предшествовавших смерти Джона Карра, наводила на мысль, что его убили. Положение тела и оружия были важными факторами, но также имелись и другие.

В частности, действия Карра 15 февраля, за день до смерти, ничем не напоминали поведение человека, задумывающегося о самоубийстве. Он арендовал почтовый ящик, открыл счет в местном банке и сходил в офис ВВС, чтобы решить вопрос с выплатами по инвалидности, которые он получал из-за связанной со службой травмы. Все это Карр проделал в течение двадцати четырех часов после возвращения из Нью-Йорка, откуда сообщил Линде О’Коннор, что полиция «напала на его след».

Затем, около 8 вечера 16 февраля, накануне смерти Карра, кто-то позвонил ему по телефону в квартиру Линды О’Коннор до того, как та ушла из дома, но Карр не сказал ей, кто это был. Вернувшись примерно в 00:30, Линда увидела возле дома двух своих ирландских сеттеров, которые должны были находиться внутри.

Она также сказала, что защелка на внутренней стороне входной двери была повернута так, словно ее пытались открыть, хотя этого не требовалось. Джон Карр, по словам Линды, знал, что дверь можно открыть изнутри, не поворачивая защелку.

Еще Линда сообщила, что перед ее уходом Карр пребывал в хорошем настроении и сказал, что сам помоет посуду после ужина. Однако половина посуды осталась грязной в раковине, словно Карра прервали прямо во время ее мытья. Кроме того, из дома исчез последний выпуск ежедневной газеты, а еще девушка нашла там непарную перчатку, которая не принадлежала ни ей, ни Карру.

Далее: Линда заявила, что прихватила с собой немного денег из кошелька Карра, оставив в нем несколько купюр. Когда бумажник попал в руки Гарднеру, он был пуст.

На протяжении многих лет Карр носил на цепочке на шее амулет на удачу, купленный им за границей, – фигурку Будды, которому нужно тереть живот. Но ни на нем, ни в доме амулета не нашли, как и фотографию его дочери, которую Карр всегда хранил в бумажнике.

Линда О’Коннор также сказала, что на следующее утро обнаружила пятно крови под столом в гостиной. Гарднер, однако, сообщил, что в процессе осмотра помещения накануне ночью не видел там никакой крови.

На самой винтовке не осталось отпечатков пальцев – даже смазанных. Она выглядела так, словно оружие начисто вытерли.

По моей просьбе доктор Луис Ро, заместитель главного судмедэксперта округа Вестчестер, изучил отчет о вскрытии Карра. (Позднее показания Ро сыграют важную роль в осуждении Джин Харрис за убийство создателя «диеты Скарсдейл» Германа Тарноуэра.) На основании приведенных в отчете описаний пороховых ожогов на внутренней части рта и небе Карра, Ро заявил, что, по его мнению, ствол засунули в рот глубже, чем обычно бывает при самоубийствах подобного типа.

В совокупности эти детали указывали на убийство.

Мнение Ро подтвердило нашу с Чинотти оценку дела, согласно которой находящегося без сознания либо полубесчувственного Карра усадили на кровать и засунули оружие ему в рот.

Линда О’Коннор впоследствии скажет подруге, что, по ее мнению, Карра заставили замолчать, потому что «он слишком много знал». Берковиц потом назовет его «самым слабым звеном» из-за его проблем с наркотиками и алкоголем.

Фотографии, сделанные на месте смерти, были не лучшего качества. Но, рассматривая их с лупой, я заметил несколько интригующих деталей, ускользнувших от внимания следователей из Северной Дакоты.

Я принес фото капитану Джерри Бакхауту из Департамента полиции Гринбурга в округе Вестчестер. Бакхаут и начальник гринбургской полиции Дональд Сингер помогали нашему расследованию из-за его возможной связи с инцидентами со стрельбой, которые были в их юрисдикции. Бакхаут передал фотографии в полицейскую лабораторию Гринбурга, где с них сделали увеличенные отпечатки. Как я и подозревал, результаты оказались поразительными.