Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография - Виктор Конецкий

Что задевает в Ваших книгах? Абсолютная независимость от читателя и абсолютная уверенность в том, что читатель от Вас никуда не денется. Просто испытываешь ощущение, что тебя вели и ведут по закоулочкам с выкриками и выкрутасами, посмеиваясь над твоей доверчивостью. А потом оказывается, что все это серьезно, и что у тебя болит там же, и что вовсе не обязательно свое внутреннее излагать высоким штилем. Главное, наверное, в Вас — это абсолютная откровенность и абсолютная небоязнь этой откровенности и в то же время отсутствие какого-либо бравирования этим. У Леонида Борисова есть такая фраза: «У меня есть немногочисленный, но свой читатель». Не берусь говорить о том, насколько многочислен или немногочислен читатель у Вас, но то, что он есть и что он очень стойкий, — это факт…

В. П. Белокопытов

г. Волжский. 1981

Весенняя погода в Охотском море всегда отвратительная: ветра, дожди, туманы, а тут на корабле еще дурачок объявился.

Его обнаружил второй помощник капитана. Но все же его брало сомнение: было начало рейса, и после длительной стоянки адаптация еще не наступила. При этом второй хорошо сейчас вспомнил, что этот бодрячок, третий помощник капитана, всегда на «ладушки» проходил медицинское обследование. Последний раз психиатр даже от восхищения шлепнул его по тому месту. И вот всего неделя прошла, и это дурацкое «хи-хи».

Сначала второй принял его за призрак хорошего настроения — люди все-таки только что с берега, но на второй день после «открытия» он заметил, что «хи-хи» да «ха-ха» у третьего помощника капитана как-то в себя.

Еще через день он окончательно убедился, что, когда третий хихикает, он ничего и никого как бы не видит. Это было по-настоящему опасно.

Не мудрствуя далее, бросился к врачу: так и так, того, мол, парень и для большей убедительности шлепнул всей пятерней запятую у виска.

…Прощупал, пронюхал врач третьего помощника тестиками, просто матросским трепом и, хотя был психиатром, решил — здоров парень, и отменно.

— Что ты все хихикаешь? — успокоившись, с насмешкой спросил он его.

— Док! Ну, ты бы спросил об этом сразу. А то крутишь, сам крутишься, черт-те что можно подумать, — расхохотался тот. — Книжку хорошую прочитал! Вспоминаю и хихикаю. — Видя недоумение врача, продолжил: — Ладно, док, даю тебе почитать. Если сам не рассмеешься — считай меня того… Договорились?!

Через два дня врач вернул «Психологическую несовместимость» Виктора Конецкого и на вопрошающий взгляд зашелся в долгом «ха-ха-ха».

В. Дак

Ялта. 12.12.81

Одна частность по Вашим книгам. Спецтермин и профжаргон необходимы — для доверия автору, тут я за Вас. Но иной раз они мешают. Мы, читатели, уже поверили автору как специалисту, «морскому волку» в чине дублера капитана. Теперь жаргон кажется щегольством, порой пританцовыванием, да и не всегда понятен. Впрочем, я разгадал почти все жаргонизмы, все же какой-никакой, а инженер. Сумеют ли не технари?..

Б. Вайсберг

Свердловск. 2.11.81

Отчего такая ненависть к женщинам? Бедную Галину Петровну Вы заставляете храпеть на каждой странице. Шутка хорошая, но 10 раз повторенная. На потеху и зубоскальство читателям-мужчинам. Искусство, мне кажется, должно облагораживать неприглядное, а не идти на поводу у толпы. Поясню общеизвестным примером: самый низкопробный кабачок, притон контрабандистов и убийц, влюбленный осел Хосе, драчунья Карменсита. Что со всем этим сделали М. и Б. — они создали «Кармен».

О. А. Кривцов

Баку. 23.07.81

Родной Вы наш, Ваша спина не должна выглядеть столь грустно, оглянитесь, как много вокруг Вас людей любящих Вас, вспомните, это от Ваших книг время от времени дрожит Балтийское пароходство, а сколько улыбок и здоровья дали Ваши книги нам, читателям!

Недавно я навещала в санатории «Черная речка» мужа. С ним в одной палате лежит совсем больной человек, жизнь в нем чуть теплится. Я поинтересовалась, как, мол, жизнь, самочувствие, как лекарства, а он мне: «Вот моя жизнь, вот и лекарства». Я так и села, он протягивает мне Ваши книги, которые у нас в семье читаны-перечитаны, еще когда муж лежал в больнице Ленина, я носила их в палату, и врач Николаева сказала, что я помогаю ей лечить! Ну это ли не счастье для Вас…

Э. Голубева

Ленинград. 18.02.81

…Оказалось, что в устном чтении Ваши произведения еще выигрывают. То сопереживание, которое сопутствует такому чтению, удивительно оживляет все образы и позволяет уловить те многие тонкости Вашего письма, которые часто проходят незамеченными при чтении глазами. Да и юмор, которым пронизаны все Ваши книги, делается более ощутимым, когда есть реакция слушателя…

А то, что вы, будучи писателем, всегда остаетесь моряком, особенно здорово. Наверное, именно это привносит в Ваши книги тот элемент достоверности, благодаря которой веришь всему, что у Вас написано. Нет, мы не думаем, что каждый Ваш герой существующее реально лицо, что все события и ситуации, о которых Вы повествуете, имели место в действительности, нет, конечно, но отказаться от мысли, что все, о чем написано, подлинная жизнь, чрезвычайно трудно, и это замечательно.

Семья Штерн

Ленинград. 7.05.82

Лучшая из Ваших книг — это «Вчерашние заботы». Потому что к этой книге в полной мере применима гениальная формула Эпикура: «Мы будем смеяться, философствовать и в то же время заниматься хозяйством!»

С.

Ленинград. 3.11.82

Много лет я читаю Ваши книги… Часто любят делить писателей по рангам, но литература — это не армия, и писатель может быть большим для человека, если он задел струны его души. В этот момент над ним не довлеют чужие авторитеты и он сам оценивает писателя. Я, как и многие, мечтал о море. Паруса, пираты, звучная песня загадочных названий такелажа. Позже пришло осознание, что за всем этим стоит тяжелый труд. В Ваших книгах есть ощущение морской жизни. Вы правы, сторонний человек не может описать жизнь моряка, либо он должен встать на место доктора Ватсона и честно описывать увиденное, не понимая сути происходящего. И дальние страны в Ваших книгах не просто декорации происходящих событий, а средство узнать себя и окружающий мир с иной стороны зрения.

Мне нравится в Ваших книгах обстоятельная неторопливость, честность и искренность повествования. Временами мне кажется, что Вы сомневаетесь, стоит ли то или иное переживание выносить на страницы. Но именно это и притягивает в Вашей прозе, начинаешь оценивать и спрашивать себя. Вас читают молодые, когда я учился в Бауманском училище, Ваши книги чаще других бродили по общежитию…