Самый короткий путь (СИ) - "Elle D."

про себя: «Господи, пожалуйста, прошу, помоги нам завтра его спасти», но и эти слова

звучали слишком неуверенно, чтобы принести успокоение. Уилл знал, что бог его видит –

бог видит всегда своих детей, и нерадивых, неблагодарных детей тоже, и прощает их всех.

Он сидел и думал, что должен что-то сделать сейчас, в эту ночь, пока не настало завтра,

должен обязательно, и невозможность понять, что же это именно, давила ему грудь. Он

сидел ещё час или два, не в силах ни уйти, ни остаться, даже когда за спиной погасли

костры и Ортандо скомандовал отбой.

И тогда Уилл понял, что должен делать.

Он забрался в свою палатку, нащупал в темноте сундук, в котором перевозил доспехи и

куда, по привычке, бросил банку чернил, пачку перьев и пару листов бумаги. Он всегда

так делал, когда они путешествовали с Риверте, и на этот раз поступил так не задумываясь

– но теперь понял, что это была судьба, что именно так господь отвечает на его немую

молитву. Выбравшись из палатки, Уилл увидел, что тучи рассеялись и на небе вышла

луна, большая и яркая, освещавшая долину почти как днём. Уилл отошёл на пару шагов,

выбрав то место, где совсем не было тени, сел на землю, расстелив пергамент на

деревянной доске для письма, и торопливо смочил кончик пера в чернилах. От нетерпения

у него подрагивали пальцы.

«Тэйнхайл, осень 1261 года», – судорожно нацарапал он, а ниже, поперёк всего листа,

вывел заглавными буквами: «Сказка о Вальенском Коте».

Шесть лет он безуспешно пытался стать хроникёром Фернана Риверте и вот теперь,

кажется, знал наконец, что писать.

Уилл Норан ненавидел войну. Проходя сквозь неё вместе с Риверте и ради Риверте, он

ненавидел её чуточку меньше, только и всего.

Ясная ночь перешла в не менее ясное утро, что было на руку защитникам крепости и

отнюдь не на руку нападающим. Рассвет застал армию, приведённую Уиллом и Лусианой

в Хиллэс, на расстоянии полёта стрелы от стен Тэйнхайла, ощерившихся арбалетами и

вёдрами с раскалённой смолой. У вальенцев не было никаких осадных орудий, и Роберт

Норан, стоящий на стене под прикрытием толстого каменного зубца, довольно улыбался и

недоумевал, как эти глупцы вообще собираются подступиться к Тэйнхайлу. Рашан

Индрас, стоящий рядом с ним, его самодовольства не разделял и задумчиво подкручивал

ус, глядя на неподвижно стоящее посреди долины войско.

– Чего они ждут? – проговорил он, ища глазами среди вражеских рядов капитана Ортандо.

– Чуда, наверное, – небрежно усмехнулся лорд Норан, с презрением глядя вниз. – У них нет

даже катапульт. Стен им вовек не взять. Да они бы ни одного замка на континенте не

взяли без своих пушек! Без них они бессиль…

Адский грохот, от которого содрогнулась земля и стена, на которой они стояли, заглушил

и поглотил эти слова. В дрожащий рассветный воздух взметнулась туча земли, воды,

камней и пыли, и оба – лорд Норан и его руванский союзник, а с ними и стоящие рядом

защитники стен повалились с ног, в отчаянии пытаясь ухватиться за что ни попадя. Кто-то

простонал: «О, нет… это Вальенский Ад!», кто-то крикнул: «Как же так?!», кто-то в панике

завопил: «Спасайся!»

– Тихо! Молчать! – рявкнул Роберт Норан, вскакивая на ноги и шатко цепляясь за зубец

стены. Стена стояла на месте, где и была, стояла крепко, только далеко внизу что-то

сыпалось и шуршало, будто порода, подавшаяся в оседающей под напором обвала горе.

Роберт Норан и Рашан Индрас, тяжело дыша, взглянули друг на друга.

– Это невозможно, – прохрипел Роберт. – У них не может быть пушек. Только армия

императора…

Его прервал второй взрыв, ещё сильней первого. В дыме и грохоте раздался звон

вырываемой из ножен стали и раскатистый рёв Индраса:

– Всё вниз! Прочь со стен! Защищать пробоину!

Роберт Норан был прав – это было невозможно.

К несчастью, люди слишком привыкли к тому, что один лишь Фернан Риверте может

совершать невозможное.

За неделю до этого, обсуждая с капитаном Ортандо план грядущего штурма, Уилл

спросил, могут ли они использовать пушки (бог свидетель, чего ему стоил этот вопрос и

сама мысль о том, чтобы рушить стены Тэйнхайла). Ортандо ответил тем же словом,

которое сказал Индарсу Роберт: невозможно. Использование пороха было

сверхсекретным оружием Вальены, никакая частная наёмническая армия не имела к нему

доступа, пушку невозможно было купить, заказать и даже украсть – их изготавливали в

спрятанных под землёй цехах и охраняли лучше, чем императорскую казну, ну а порох,

без которого даже пушки были бесполезными стальными трубами, хранился в тайниках,

местоположение которых знали лишь два человека: Фернан Риверте и король.

– Не два. Три, – негромко ответил Уилл, и Ортандо, а также присутствовавшая при их

разговоре Лусиана в изумлении вскинули на него глаза.

Это случилось во время руванской кампании. В результате неосторожности одного из

канониров, допустившего оплошность, взрыв произошёл раньше времени. Никто не

погиб, но запас пороха необходимо было срочно восстановить. Не было времени посылать

официальный запрос в Сиану. Риверте разбудил Уилла ночью, велел ему не издавать ни

звука, и вдвоём они бесшумно покинули лагерь, отправившись в самую глушь

Карантийских топей. Так Уилл узнал, что на территории каждого из захваченных

Вальеной государств есть тайник с порохом, на случай экстренной необходимости – такой,

как наступила сейчас. Риверте отвёл Уилла к этому тайнику, и они вдвоём смогли увезти

столько пороха, сколько было потеряно в результате несвоевременного взрыва.

По счастью, Карантийские топи находились совсем близко от хиллэсско-руванской

границы. Уилл за два дня съездил туда и вернулся назад, нагнав своих уже в Хиллэсе, на

подходе к Тэйнхайлу. Ортандо сперва настаивал, что должен поехать с ним, что в

одиночку предпринимать такую вылазку слишком опасно. Но Уилл был непреклонен.

Риверте оказал ему неслыханное доверие, и обмануть это доверие Уилл не мог, даже при

таких обстоятельствах.

Бог был милостив к нему – всё обошлось, и он привёз порох.

Этот порох под покровом ночи двое солдат, державших когда-то защиту замка Даккар и

имевших опыт обращения с самодельными бомбами, заложили под крепостной стеной

Тэйнхайла.

– Вот здесь, – объяснял Уилл накануне, отмечая место на плане замка. – Пять-десять футов

правее от южной башни. Там когда-то была пробоина от катапульты, она появилась лет

сто назад, и её заделывали в спешке. Камень там только с наружной стороны, в один слой,

дальше глина и известняк. Мой отец всё собирался перестроить стену на этом месте и

заделать пробоину как следует, но не успел. И зная Роберта, я думаю, у него так и не

дошли до этого руки.

– Что бы мы без вас делали, Уильям, – сказал Лусиана, и Уилл бросил на неё

настороженный взгляд. Ему показалось в тот миг, что это говорит Риверте – это его

мягкий, серьёзный и как будто абсолютно искренний тон, в котором Уиллу всё равно

вечно чудилась насмешка.

Но так или иначе, она была права. Уилл знал, где порох, и знал, как его лучше всего

использовать. Роберт Норан, считавший, что его брат притащился к стенам родового

замка, чтоб покрасоваться и показать, какой он вырос большой и сильный, очень удивился

бы, если бы узнал, что Тэйнхайл фактически был взят Уиллом Нораном самолично.

Сам Уилл Норан, впрочем, удивился бы не меньше, если бы ему такое сказали.

Пыль от второго взрыва ещё не осела, когда вальенские солдаты вскинули над головами

щиты и единым строем ринулись к образовавшейся бреши в стене. На них тут же

низринулся поток стрел, а на тех, кто достиг стены первыми, полилась кипящая смола, и

победные крики тут же сменились воплями боли. Но уже через минуту всё изменилось: