Мы остаёмся жить - Извас Фрай

лбы, размышляя над тем, в чём же была ошибка в моём сравни. Вот тут мы и приходим к тому отличию, разделяющему нашу ситуацию с примером про алмазы, которое я искал столетиями и, наконец, нашел. Грубая сила здесь бесполезна.

Когда я обнаружил это, я стал искать другой путь, пока мой друг страдал от своих множественных любовей, путешествий вокруг света и участием во всех без разбору войнах, потрясающих мир. Решение было неожиданным, необычным и для постороннего человека – крайне странным и нелогичным. Хотя, впрочем, само наше существование является исключением из всех известных мне логических умозаключений.

Для нашей смерти, а если быть точнее, для нашего исчезновения, нам необходимо выплатить все долги, если мы кому-то успели задолжать; исполнить все взятые на себя обязательства перед другими людьми и перед самими собой. В каком-то смысле, мы напоминаем привидения, которые застряли в этом мире из-за невыполненных при жизни целях. Мы должны полностью искупить себя, выпить своё существование до дна – и сделать это одновременно. Такова моя теория. А другой у нас попросту нет. Но и не нужно, потому что я уверен в том, что она должна сработать.

Мы должны стать – это состояние, если его и удаётся достичь, длиться совсем недолго. Мир сам найдёт для тебя хлопоты и заботы, если их не остаётся. Поэтому, должно пройти много времени, прежде чем мы оба сможем покинуть этот мир, а там – как получится, разойтись каждый своей дорогой. Таков мой план. Я пожил достаточно и переделал столько дел, сколько и тысяче было бы не под силу. Я готов занять себя ничего неделанием; но если ты считаешь, что не можешь себе этого позволить и будешь продолжать брать на себя обязанность за обязанностью – пускай. Я могу ждать хоть до того момента, как человечество покорит Марс – мне всё равно, сколько времени пройдёт. И я дождусь, даже если ты возьмёшь на себя дел ещё на десять тысяч лет жизни. Я буду помогать тебе время от времени, чтобы ты поскорее справился. Но позволь дать тебе совет: не сильно заморачивайся чужими проблемами.

Людей мы с Рудольфом собрали не без труда. Многие из них забыли, когда в последний раз ели досыта или принимали ванну. В подобных условиях рождение банд и группировок – обычное дело. Дети подчиняются старшим; слабые слушают силу. И сейчас, мы должны были стать этой силой, чтобы вернуть себе власть и над контроль над ситуацией.

Насколько ребят из команды стрелков, ставшие свидетелями моей смерти, пришло в ужас, увидев меня вместе с Рудольфом. Они вконец перестали понимать, что происходит. Но кроме них, никто больше не видел меня мёртвым – за это нужно благодарить Ганса. Теперь, нужно действовать решительно; иначе вся эта толпа в несколько сотен человек пойдёт против нас.

– Храбрые защитники родины, – начал я, – эти шесть лет войны – были настоящим адом для нашей страны. Но теперь, она, наконец, закончилась. Канцлер мёртв, а в Берлине был подписан акт капитуляции. Я знаю, практически никто из присутствующих здесь не сражался на поле боя с первых дней войны. Но теперь все, кто были нашими союзниками с самого начала – развернули свои пушки против нас. Наша борьба, наша идея – не нужны этому миру. Эта война была проиграна ещё год назад, но мы продолжали защищать свою землю и свои города от захватчиков – точно так, как они защищали свои дома и свои города от наших отважных солдат, да простят их души на небесах, ибо не ведали, что творили. Мы – последний гарнизон, не сдавшийся врагу. Если бы родина призвала нас – мы бы и дальше защищали свои поля и леса, доставшиеся нам от предков. Но той страны, которую мы защищали – больше нет. И сражаться нам больше не за что. И тем не менее, мы с Рудольфом – остаёмся вашими офицерами. С минуты на минуту войска сэмов войдут сюда. И мы оба приказываем вам сложить оружие и сдаться. Мы все – каждый из нас – должны остановить это безумие.

– Это из-за вас мы все должны погибнуть! – выкрикнул кто-то из толпы, – а теперь, вы предлагаете нам всем умереть трусами, не сделав ни единого выстрела! Всем известно, что сэмы – пленных не берут. Сколько солдат они уже расстреляли – а ведь те подняли руки вверх и бросили свои винтовки?! Сколько ещё наших жен и дочерей они будут ублажать своими грязными руками?! Они не считают нас за людей – мы их тоже. С чего нам сдаваться, а им принимать нашу капитуляцию?! И это ваша вина. За это, я бы приказал расстрелять вас обоих на месте.

– Так достань свой пистолет и исполни свой приказ. Тебе выдали его, чтобы ты защищал родину и слушал командиров. Так выстрели из него в своего офицера! Это приказ.

Голос умолк. Я так и не разглядел лица говорившего, скрывавшегося за чьими-то спинами. Только взгляды сотен пар напуганных до безумия глаз были мне ответом.

– Я прошел эту войну от начала до самого конца, – внезапно подал голос Рудольф, – был везде, где я был нужен своей стране. Я всегда выполнял приказы и сам отдавал их, готовый принять на себя всю ответственность за их исполнение. Я жил ради своего отечества и защищал родину, когда время пришло. И все, кто был рядом со мной, готовы были умереть за неё. Почти все так и сделали. Но ваш обербанфюрер прав. Больше нет страны, за которую мы сражались и за которую мы могли бы умереть. Приказы отдавать больше некому. Никто из нас больше не имеет права командовать. Теперь, я могу только поступать по совести. И я прошу вас; если сэмы возьмут вас в плен – большей части из вас ничего не грозит. Вы пройдёте через ад, но вернётесь домой, в новую страну. Сможете забыть, кем вы были и получите шанс построить свою жизнь заново.

Его голос запнулся. Он не верил, что это происходит с ним. Всё то, за что он сражался, рухнуло – и он сам только что признал это.

– Вы ни в чём не виноваты. А вот меня будут судить за каждый отданный мною приказ. Я не могу убежать – куда бы я ни подался, меня найдут. Когда я понял это, я хотел погибнуть сражаясь. Но обербанфюрер открыл мне глаза. Только остановив эту борьбу, мы сможем получить маленький, пускай ничтожный, но шанс на прощение и