Сталин. Разгадка Сфинкса - Марат Ахметов

Советские руководители были предельно обеспокоены случившимся. Несомненно, Сталину психологически трудно свыкнуться с мыслью о войне, с ее неизбежными горестями и разрушениями. Относительно малоподвижный ум вождя не успевает впитывать хлынувшие бурным потоком сведения, не говоря уже об их анализе.

Политические руководители страны некоторый период времени дискутируют о том, как объявить о войне и кто должен выступить со столь прискорбным сообщением. Вождь категорически отказывается, «переведя стрелки» на Молотова, который выступает ровно в полдень по радио с кратким сообщением к народу о состоянии войны с Германией.

После двухчасового совещания с военачальниками, соответственно предварительных договоренностей в тот же день, 22 июня ближе к вечеру, Сталин отправляет начальника Генерального штаба Жукова на Юго-Западный фронт в качестве представителя Главного командования, которого в сущности еще нет, для выяснения обстановки непосредственно на месте. Мерецков отправляется в Питер, где покамест все спокойно. А на Западный фронт посылаются маршалы Шапошников и Кулик.

Вождь фактически гонит ближе к передовой наиболее надежных и компетентных, на его взгляд, военачальников.

Из фрагментов специальных регистрационных журналов, заполнявшихся ответственными дежурными в приемной Сталина, можно сделать вывод о сумятице и растерянности, воцарившейся в Кремле в первоначальный период войны с Германией.

Особенно впечатляет предельно рваный ритм кремлевских совещаний. В 5 часов 45 минут утра 22 июня фиксируются первые посетители — высшие политические и военные иерархи страны. В 16 часов 45 минут пополудни в кабинете вождя никого не остается. Всего Сталина за эти без малого 13 часов посетило около полутора десятка человек, причем иные сделали это неоднократно.

Следующие записи относятся к ночи и утру 23 июня. В период времени с 3 часов 30 минут по 6 часов 25 минут Сталин принимает восемь должностных лиц государства, в основном военных. Затем следует перерыв до 18 часов 45 минут вечера.

С этого момента до 1 часа 25 минут ночи уже фактически 24 июня, практически те же самые люди вновь посещают Сталина, за исключением виднейшего организатора-хозяйственника Н. А. Вознесенского. Последний очень долго находится у вождя, очевидно, обсуждая эвакуационные вопросы.

С 16 часов 20 минут до 21 часа 30 минут 24 июня вождем производится очередной кремлевский прием. Он характерен тем, что у Сталина помимо прочих появляются новые посетители. К военным все больше присоединяются люди штатские, в том числе ответственные за отрасли экономики, связанные с военными действиями.

Если кремлевское руководство было близко к настроениям, похожим на тихую панику, то на пограничных сухопутных рубежах воцарились полнейшие анархия и беспорядок. Немецкие ударные соединения в виде мощнейших бронированных клиньев при сильной поддержке авиации таранили места дислокации подразделений Красной Армии, не сумевших (да и не пытавшихся) должным образом изготовиться к обороне. Командиры и политработники отдельных частей и соединений потеряли голову и вместо организации эвакуации или отпора в панике покинули жилища, в первую очередь, озаботившись своими семьями, а красноармейцы бросились спасаться кто как мог. Отсутствовали не только увязка партийно-советских органов с командованием, но и между отдельными войсковыми подразделениями не было связи и взаимодействия.

На направлениях главных ударов противник имел многократное превосходство в живой силе и технике. Население фронтовых зон обратилось в беспорядочное и неорганизованное бегство на восток, прихватив посильный скарб. Ситуация почти на всех фронтах складывалась для Красной Армии исключительно неблагоприятная.

Особенно большие потери понесла в первые дни войны авиация двух фронтов (Западного и Киевского Особых военных округов), вследствие не принятия должных мер по повышению боевой готовности ВВС в целом. На решающих направлениях немцы завоевали господство в воздухе.

Наиболее организованно встретили войска вермахта Военно-Морской флот и части Одесского военного округа.

Наихудшее положение сложилось в сфере действий войск Западного военного округа под командованием генерала армии Д.Г. Павлова, утратившего управляемость вверенными ему частями.

Война подобно лакмусовой бумаге мгновенно выявила истинные способности каждого военачальника. Немедленно, взамен растерявшихся командиров, на первый план стали выдвигаться полководцы инициативные, смело и нешаблонно мыслящие и не боявшиеся принимать ответственные решения.

В ситуации, когда Москва непрерывно слала директивы, не соответствовавшие реальному положению дел и требовавшие лишь одного — наступать, генералам необходимы были особые мужество, выдержка и находчивость.

Так, доблестный командир 9-го мехкорпуса Константин Константинович Рокоссовский, получив тогда приказ о контрударе, взял на себя смелость более достойно встретить вначале неприятеля в обороне, ввиду явного превосходства его бронетанковых сил. Нанеся на рубеже шоссе Луцк — Ровно сокрушительный удар огнем своей артиллерии накатывавшимся германским частям, Рокоссовский отбросил их и выполнил поставленную задачу. То есть, продвинулся вперед и занял нужные высоты.

Но подобным похвальным образом действовали не все советские военачальники. А их подразделения в основном вынужденно оборонялись, временами предпринимая не совсем осмысленные контратакующие действия, намного увеличивавшие угрозу окружения.

26 июня в войну против СССР вступила Финляндия, сражения начали происходить также от Балтики до Баренцева моря.

Жуков, успевший вернуться на свой пост, свидетельствует, что 29 июня Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку главного командования, и оба раза крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом направлении. При этом начальник Генштаба стыдливо умолчал о том, что некоторые сведения о продвижении противника вглубь страны руководители государства получили по зарубежному радио, а у него самого случился истерический припадок.

Красная Армия продолжала оставлять противнику территорию за территорией. Но и откатываясь от границы, войска не имели на востоке позиций, пригодных для дальнейшей упорной обороны. Впопыхах советские солдаты первоначально оставляли немцам мосты и переправы. При этом не только и не столько по причине панических настроений, а просто не было соответствующих приказов. Так, начальник генштаба сухопутных войск Германии в тот период времени, генерал-полковник Гальдер, 29 июня сделал следующую запись: «…В районе Львова противник медленно отходит на восток, ведя упорные бои. Здесь впервые наблюдается массовое разрушение противником мостов…».

Лишь спустя неделю приграничных боев, в Москве окончательно осознали настоятельную необходимость перехода на всем советско-германском фронте к стратегической обороне.

Перед уцелевшими войсками первого стратегического эшелона была поставлена задача остановить противника на линии соответствовавшей старым УРам, выиграв, тем самым, время для подготовки контратакующих мероприятий.

30 июня Жуков по указанию Сталина вызвал в Москву командующего Западным фронтом генерала армии Павлова. По прибытии на следующий день он был арестован как не обеспечивший должное руководство вверенными ему войсковыми соединениями. Вскоре арестовали и группу генералов, вместе с Павловым возглавлявших военный округ, переименованного в Западный фронт. Суд был скорый и неправедный и свидетельствует, в первую очередь, о настроениях отчаяния и паники в верхах, нежели осмысленных действиях.

Репрессиям подвергаются командование ВВС и ПВО страны, а также некоторые генштабисты. Командующим Западным фронтом вместо Павлова был назначен нарком Тимошенко. Перед этим начальником штаба Северо-Западного фронта был отправлен генштабист генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин.

Все еще сказываются последствия растерянности первых часов войны. Сталин продолжает лихорадочно отправлять на фронт других военачальников, полагая, что корень проблемы лишь в некомпетентности руководящего состава округов.

Между тем поступают и обнадеживающие сообщения. Нападение Германии на Советский Союз вызвало большой резонанс во всем мире. Вечером 22 июня премьер-министр Великобритании Черчилль выступил по радио и в присущем ему стиле заявил о поддержке Советов, почти приравняв их с нацистским режимом. Значительное место в его выступлении заняли рассуждения о десятках «тысяч русских деревень», в которых «смеются девушки и играют дети», на которых якобы внезапно надвинулась «гнусная нацистская военная машина».

Несколько позже английский премьер в личном послании Сталину сделал акцент по поводу «совершенно неспровоцированного и безжалостного вторжения нацистов», одновременно намереваясь воздержаться от активной помощи в борьбе против общего врага. В самом королевстве же наиболее оптимистически настроенные наблюдатели пророчили русским 2-3 месяца до безоговорочной капитуляции.