Ключ - Наталья Болдырева

Домовой свернул еще и ещё раз, все дальше уходя от людных площадей, стремясь держаться полупустых тупичков и переулочков. Не будь он скрыт надежно охранными чарами от любопытствующих глаз, он не прошел бы и двух кварталов.

Гремели по мостовым колёса телег, молчаливы и сосредоточенны были толкавшие их люди.

— Сюда! Сюда! — кричал из тесного проёма меж домов безногий калека, и, счищая боками побелку, телега загонялась в узкое стойло. Убегали толкавшие её оборванцы, а стайка ребятишек, появившаяся ниоткуда, принималась наваливать сверху всякий хлам. По крышам мелькали тёмные тени, тащили откуда-то, укладывая с самого края, брёвна и балки. Вездесущей ребятней крепились, натягивалась поперек улиц тонкая и прочная бечева, рыбацкие сети, и прятались до поры до времени под ворохами беспорядочно разбросанного сена.

Слепец, отложивший в сторону флейту, игрой на которой он мог собрать до двух серебряных монет в день, сидел на ступенях запертого дома и, насвистывая, мастерил бомбы с горючей смесью. Заправив начинкой, обматывал круглые глиняные кубышки с узким горлышком промасленным тряпьем.

Когда Рол проходил мимо свист оборвался. Слепец поднял голову, снял повязку. Под ней ничего не было. Кто-то выжег глаза калёным железом. Но калека смотрел так, будто действительно мог видеть, и Рол стоял на одной ноге, занеся в шаге другую, и не смел шевельнуться.

Слепец отставил неоконченный ещё горшочек. Зашарив по мостовой, нащупал пращу. Мелкий камушек нашелся тут же. Рол колебался ещё минуту, пока свист раскручиваемой пращи не заложил уши. Не выдержав, он сорвался и побежал, разом сбросив охранные чары.

— Стой! Стой, гад! — закричали сзади, и камень просвистел над головой, заставив пригнуться. Не надеясь на скорость ног, Рол упал и покатился — прочь с улицы, под крыльцо ближайшего дома, в стены. В старые, добрые, надежные стены, где его уже никому не найти.

Это всё, всё было неправильно. С самого своего начала.

Предатель — язык не поворачивался назвать его послушником — предатель, выросший в ските. Воспитанный многочисленными наставниками-стратами, с малолетства отечески оберегаемый ими от греха и соблазна. Что толкнуло его? Что заставило? Одного из сотен и сотен?

Разве что память о руках, тянущихся к нему сквозь прутья клетки. Мог ли он запомнить, ещё младенец тогда? — очевидно, мог. Очевидно, запомнил. Бережно хранил в своей груди долгие годы память о родителях, казненных за укрывательство ребёнка мужеского пола, пока не вырос и не отомстил.

— Змеёныш, — прошипел Клемент, стискивая кулаки, чувствуя, как впиваются в плоть ногти, — змеёныш. Проклинаю тот день, когда взял тебя из приюта в скит!

Он сам перерезал ему глотку — любимому своему ученику, лучшему воспитаннику. Но почтовый голубь поднялся уже высоко в небо, и ни один сокол не сорвался с шестка, чтобы убить вестника. Хитрый стервец подрезал им крылья.

Брызгая слюной в лицо, бесновался старший клирик. Мелкая сошка, спешил скорее выслужиться. Адепт ордена, напротив — сидел спокойно, разглядывая его окровавленные ладони.

— Это ваш воспитанник? — спросил он лениво.

— Да, — отвечал Клемент, не смея поднять взгляд, посмотреть прямо.

— Умный, отчаянный мальчик, — протянул адепт так же нехотя, — надеюсь, достойный своего учителя? Мнэ-э-э?

Клемент поднял голову, не понимая.

— Сотни и сотни лет мы находили отпирающий все двери ключ. Умирали Хранители, Ключ возвращался в старый мир, но мы всё равно находили его, — он произнёс это с нажимом, явно испытывая удовлетворение, будто это сам он раз от раза находил всех Хранителей ключа. Сотни и сотни лет кряду. — Никто кроме нас не знал, как найти ключ среди тысяч и тысяч обитателей старого мира, — он улыбнулся, сощурившись сладко, — а мы знали. Да. И раз уж случилось так, что имя Хранителя стало известно кому-то вне священного Синода, за пределами Белгра, вам следует найти его как можно скорей.

«Кого?» — жаждал и не смел спросить Клемент.

— Хранителя, дорогой мой, — ответил адепт, будто прочитал его мысли. — Конечно же, Хранителя. С теми, кто так торопиться прикоснуться тайных знаний ордена мы разберемся позже. Мнэ-э-э… после того, как ключ будет найден.

Возможно, им не стоило ждать. Возможно, следовало сразу же идти на ту сторону, забрать сотню-другую жизней, чтобы открыть проход без ключа, не дать Хранителю сделать и шагу по предначертанному ему пути. Клемент корил себя за минутную слабость, за нежелание тратить людей впустую. И шаг был сделан. И путь повёл своего избранника, выбирая легкую дорогу, устраняя препятствия. До конца. О, да! Страт был уверен теперь — он до конца пройдет предначертанную ему дорогу и лишь в конце её, возможно, будет ещё шанс всё изменить. Взгляд метнулся к окну — кровавое солнце заходило над городом. А ночью — на небосклон выйдет кровавая луна.

— Уходим! — он хлопнул ладонями по подлокотникам кресла. Встал, ощущая приятную легкость в груди.

— Куда?! — поднялся навстречу старший клирик, — посольство! Мы должны оставаться в столице.

— Разуй глаза! — рявкнул Клемент, вспоминая жар стыда от пощечин старшего клирика, упиваясь вернувшейся к нему властью, — ты не видишь что ли, что творится за окнами?! — в два шага он подошёл, отдёрнул тяжёлые шторы.

— Празднества? — спросил старший клирик недоуменно.

— Кровавый карнавал, сатанинская вечеринка! — Клемент захохотал, глядя в круглые испуганные глаза. — Быстро! — он успокоился, взяв себя в руки, — я хочу, чтоб через час здесь уже никого не было.

— Я прикажу отрядам собираться, — старший клирик рванул к двери.

— Никаких отрядов! — остановил его Клемент. — Человек десять, не больше. Лучших. Испытанных. Остальные пускай расходятся, рассеются по городу, смешаются с толпой и ждут своего часа… Вы что? Действительно не видите, что происходит?

Далеко над городом заходило солнце.

Взбежав на вершину холма, Эдель вглядывалась в переплетения улочек, едва угадывавшиеся за стенами домов. Алые отсветы полыхали меж узких проёмов.

— Это праздничная иллюминация, — сказала она, положив руку на голову волка, — просто праздничная иллюминация.

— Потешные чучела, — подтвердил Горбун, усмехаясь.

— Смеешься? — процедила она сквозь сжатые зубы.

— Я?! Помилуй! — он скалился, глядя прямо в глаза.

Волк зарычал. Пепельно-серая шерсть поднялась дыбом.

— Если город займётся пламенем… — Горбун склонил голову, посмотрел пристально, взгляд к взгляду. Беспросветно-черный против янтарно-желтого. Заскулив, волк потупился. — Если город займется пламенем, ты сразу же поймешь это. Поверь, — он снова улыбнулся, обнажив кривые желтоватые зубы, — это невозможно перепутать ни с чем. — Развернувшись, он заковылял прочь.