Ратоборцы - Влада Воронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это не я, это он, — напомнил Мельес. — Мне бы и в голову не пришло попросить тебя помочь.
— Рене, ты просто не в курсе, — ответила Линда. — Не будь ты наставником, пришли бы все, кого учителя не забрали. Мы Чижику всегда помогаем, с самого начала. Или почти с начала. Все сортиры крепости перемыли.
— Не только мне, — сказал Славян. — Вообще друг другу. У нас в «четвёрке» в одиночку на отработки никто никогда не ходит.
— У нас на отработки просто никто не ходит. Почти, — уточнила Линда. — Это ты вечно курсируешь между карцером, сортирами и мешком с картошкой. — Линда глянула на Мельеса. — Но ты ничего не слышал.
— Я и так знаю, — усмехнулся Мельес. — И все наставники знают, включая генералов. Да и магистр знает. Просто вид делают, что не замечают. Единственное, что понять никто не может, почему такое только в вашей «четвёрке» есть. Во всех остальных группах — и у геометриков, и у моряков, и у пехтуры — кураторы до сих пор не могут добиться, чтобы одногруппники штрафникам помогали.
— Поставьте куратором Чижика — будут, — посоветовала Линда.
— Нет уж, спасибо, — буркнул Славян.
— Ты не хочешь стать наставником? — поразился Мельес. — Но это же здорово — учить, видеть, как люди чего-то не умели, а теперь умеют. Тебе совсем не нравится? У тебя так получается хорошо, я видел, как ты вашу «четвёрку» учил различать пространственные сдвиги и свёртки.
— Сорняки полоть у меня ещё лучше получается. Каждому своё, Рене.
— А я готовить обожаю, — загрустила Линда. — Если бы не родилась старшей, могла бы стать хозяйкой ресторана и шеф-поваром. Но против судьбы не попрёшь, придётся стать рыцаркой.
— Не самая плохая судьба, — без особой уверенности ответил Мельес.
— Но не лучшая.
— Мы будем там, где нам суждено быть, — процитировал «Слово о рыцарстве» Мельес, — сделаем всё, что нам надлежит сделать.
Славян внимательно посмотрел на Мельеса. Что-то его мучило, требовал решения какой-то сложный вопрос. Знакомое состояние. Но благополучному рыцарю-то чего раздраем душевным мучиться? Только если причина в рыцарских делах.
— Тебя переводят? — спросил Славян.
— Нет.
— Взыскание получил?
— С чего бы? — удивился Мельес.
— А из дома какие новости?
— Всё в порядке, все здоровы.
— Ну и хорошо, — не стал настаивать Славян. — Куда пойдём?
— Давайте в Пять Пальм, — предложила Линда, — давно не были.
— Лучше в Сент-Луизу, — сказал Мельес.
— Да ну, — отказалась Линда, — далеко.
— Вот именно. От крепости отдохнём. Там нет её тени.
А вот это уже серьёзно. Если рыцарь не хочет видеть тень крепости… Но не нужно спешить, Рене и сам всё расскажет.
— Идём в Сент-Луизу, — решил Славян. — Там трактир гоблинский.
Линда немного поворчала о мужской тирании, о том, что делать нечего идти в эдакую даль по такой жаре, но больше для вида, гоблинская кухня ей нравилась. Всем известно, если хочешь поесть очень быстро, чисто, дёшево и, самое главное, очень вкусно — иди в гоблинский трактир.
Всю дорогу Мельес отделывался неопределенными репликами, мысли были далеко.
* * *Инспектировать базы Декстр и не собирался, там его найти будет проще всего. Надёжнее отсидеться в деревенском кабаке где-нибудь подальше от крепости.
Но кабака в деревне Сент-Луиза нет, только гоблинский трактир — хижина с большим трапезным залом и несколько беседок во дворе. Сидеть в зале не хотелось, и Декстр расположился в беседке. О чём вскоре и пожалел — пронзительная жара, мухи, а в хижине чистота и прохлада. Зато множество посетителей, в том числе и курсантов. Лучше остаться в беседке, по такой жаре сюда никто не пойдёт. Декстру хотелось одиночества.
— Вот тут никого нет, — сказал знакомый женский голос. Декстр глянул через частую деревянную решётку беседки. Так и есть, Линда Прежан. И в курсантской форме.
— В беседке жарко, — ответил наставник Мельес. — Будем сидеть как в духовке.
Тоже в орденской форме.
По неписанному соглашению между орденом и поселенцами в последние месяцы Ястребы могли появляться в деревнях только в гражданском, нарушители рисковали нарваться на крепкую драку. С геометриками деревенщина связаться не рискнёт, но тухлую рыбину из кустов в физиономию швырнут обязательно, причём меткость у плебеев в таких случаях великолепнейшая, ладно бы зомбаки, но и человеки не отстают.
А вот Чижик с первого дня учёбы в гражданское не переодевался ни разу. Но рыбаки и крестьяне здоровались с ним за руку, гончары и плетельщицы сетей азартно рассказывали свежие деревенские новости. Форму словно никто не видел. Больше того, они даже гордились, что собрат скоро станет рыцарем, Чижик так и остался для деревень своим парнем, людем их крови. Ни одному другому курсанту из деревенских, хоть геометрику, хоть общажнику или моряку, такое чудо оказалось не под силу. Спустя примерно три месяца в форме могли оставаться и те Ястребы, которые приходили в деревню вместе с Чижиком.
Декстр выругался. Вот уже девятый месяц, куда бы он ни пошёл, везде натыкается на рыжего поганца. Своего неученика, орденского полукурсанта, неразрешимую головоломку. А вот и он сам.
Сидеть в беседке Чижик не захотел, идти в битком набитый народом зал тоже не согласился.
— Вон там сядем, — показал на лежащее под высокими кустами толстое дерево.
— Хозяин прогонит, — усомнилась Прежан.
— Договоримся, — заверил Чижик.
Расположились они с таким удобством, что Декстр позавидовал — на сквознячке, в тени, а в беседке как ни крутись, всё время один бок припекает. Да ещё придётся всё время на их развесёлую компанию смотреть. Или в зал уйти?
— Чижик, — сказал вдруг Мельес, — Соколы возродили «Полночный Ветер».
— Долгонько ж они копались, — удивился курсант.
— И тебе всё равно? — рыцарь смотрел на траву у себя под ногами.
— А тебе какое дело до Соколиных погремушек? Пусть забавляются.
— «Полночный Ветер» не забава, — напряжённо сказала Прежан. — Он столько крови пролил.
— Не он, а им, — поправил Чижик.
— Это воплощённое зло, — ответила Прежан.
— Как и любое оружие.
— Нет, — жёстко сказал Мельес. — Оружие — это вещь, а предназначение вещи определяют люди.
— Вот они и определили, — согласился Чижик. — Предназначение оружия — убивать. Или, по-твоему, мечом можно грядки вскапывать?
— Всё не так просто, Чижик! — Мельес вскочил, заходил по полянке. — Убийство омерзительно, я согласен. Меч — просто железка… А я — спятивший на древних игрушках вечный недоросль… Тоже пусть… Согласен. Но всё не так просто!
— А конкретней? — взгляд у Чижика внимательный, сочувствующий. И ведь не лжёт, терзанье с Мельесом действительно пополам разделит.
Чёрт, теперь не уйти, упустил время. Придётся дожидаться, пока уйдут они. Показываться Чижику в такие минуты Декстр не хотел. Разговор для них слишком важный и личный, подглядчика, пусть и невольного, Чижик не простит.
* * *— Всё не так просто, — опять сказал Мельес. — Меч может стать не только оружием. В первую очередь он символ. Но почему обязательно символ зла, почему не символ благородства, чести?
— Потому что в первую очередь меч — приспособление для убийства и только потом символ, — ответил Славян. — А поскольку убийство — зло, меч становится символом зла.
— Смотря какое убийство.
— Вот именно. Крайне редко вооружённые люди удосуживаются объяснить, во имя чего воюют. А раз толковых объяснений нет, они становятся самыми обыкновенными преступниками.
— Но ведь меч — символ воинского благородства, — сказала Линда.
— В чём заключается воинское благородство? — спросил Славян. — Конкретизируй.
— Быть честными, смелыми. Не бросать друга в беде. Держать данное слово. Помогать слабым, защищать их.
— Ну и чем благородство воина отличается от благородства дворника? Если дворник честен, смел, верен друзьям и слову, если он защитил барышню от хулигана, чем дворник отличается от рыцаря?
— Ну, дворнику благородным можно быть один раз, — ответила Линда, — а рыцарю надо всегда.
— Почему один раз, если порядочный людь порядочен всю жизнь, а подонок всю жизнь предаёт?
— Есть ещё благородство происхождения.
— Ага, порода, — охотно согласился Славян. — Как у свиноматки.
— Чижик! — возмутился Мельес, даже метаться по поляне бросил.
— Ась? — подчёркнуто по-деревенски откликнулся Славян.
— Ладно, ты прав. Нет благородства происхождения, это выдумки тех, кто ни на что не годен, кому, кроме как родословной, что аристократической, что плебейской, и гордиться нечем. На происхождение умные люди внимания не обращают, ценят только поступки. — Мельес кивнул, ещё раз подтверждая сказанное, и вперился острым взглядом в лицо Славяна. — Но понятие воинского благородства не исчезает, какие времена бы ни были.