Божественное пламя - Мэри Рено

- Приготовьте крест, - сказал Александр.

Вокруг народ, разговоры в толпе создают непрерывный ровный гул, точно так же и водопад шумит... И вдруг над этим шумом зазвенел сильный, неземной крик: это орел взмыл в вышину. В когтях у него извивалась змея, схваченная со скалы. Они сражались и в воздухе: оба целились друг другу в голову, в тщетных попытках нанести смертельный удар. Александр, привлеченный орлиным криком, долго следил за ними - хотел увидеть исход борьбы, - но враги, продолжая сражаться, уносились все выше и выше в безоблачное небо над вершинами гор, превратились в точку среди ослепительного сияния - и пропали из виду.

- Здесь всё кончено, - сказал он.

И распорядился двигаться наверх, в крепость.

С крепостных стен, вся равнина Пеллы - как на ладони. А за ней море... И яркое солнце проложило через него широкую сверкающую дорогу.

На восток.

От Автора

Вся информация об Александре, написанная его современниками, утеряна. Нам приходится полагаться на исторические труды, составленные спустя триста-четыреста лет на основании тех утерянных источников. Иногда в этих трудах есть ссылки на предшественников, но не всегда. Главным источником Арриана был Птолемей, присутствующий в этой книге; но работа Арриана начинается лишь с воцарения Александра. Начало работы Куртиуса утрачено; Диодор, описывающий нужное нам время и много говорящий о Филиппе, почти не упоминает об Александре до начала его правления. Так что о первых двадцати годах - почти двух третях его жизни - мы знаем только от Плутарха. Но Плутарх, рассказывая об этом периоде, на Птолемея не ссылается. Поскольку тот был живым свидетелем этого времени, надо полагать, что он попросту не стал его описывать.

В моей книге рассказ Плутарха увязан с историческим фоном. Я использовала, с должной долей скептицизма, речи Демосфена и Эсхина. Некоторые эпизоды, касающиеся Филиппа и Александра, взяты из плутарховых "Высказываний царей и полководцев"; и небольшое количество - из Атенеуса.

Возраст Александра, принимавшего персидских послов, я вывела из сохранившихся сведений об их удивлении по поводу его вопросов, совсем не детских. По поводу характера Леонида и того, как он обыскивал сундуки мальчика в поисках материнских вещей, Плутарх дословно цитирует самого Александра. Из других учителей, которых упомянуто несколько, по имени он называет только Лизимаха ("Феникса"). Очевидно, Плутарх не слишком высокого мнения о нем. Мнение самого Александра появляется позднее, при описании осады Тира. Александр пошел в горы; Лизимах, хвастаясь, что он не хуже и не старше ахиллова Феникса, настоял, что он пойдет тоже. "Когда Лизимах ослаб и не мог больше идти, Александр, несмотря на наступление ночи и близость неприятеля, отказался оставить его. С несколькими сопровождавшими, они неожиданно оказались отрезанными от своих и были вынуждены заночевать в диком месте, в темноте и лютом холоде." Александр, безоружный, подкрался к вражескому костру, чтобы стащить оттуда горящую головню. Враги, решив, что он не один, бежали; и Лизимах смог спать около костра. Леонид, оставленный в Македонии, получил только посылку дорогого ладана с издевательской запиской, что отныне ему не придется скупиться перед богами.

Филипп сказал Александру, что тому должно быть стыдно петь так хорошо, очевидно на людях, поскольку об этом стало известно. Я взяла это у Плутарха, который говорит, что Александр никогда после этого не пел. Межплеменная война после того эпизода придумана. Мы не знаем, где и когда Александр впервые познакомился с войной; это можно только предполагать, двигаясь назад от времени его регентства. В шестнадцать лет он был послан командовать чрезвычайно важной экспедицией; причем лучший греческий полководец доверил ему эту миссию, нисколько не сомневаясь, что опытные солдаты пойдут за ним. К тому времени они должны были хорошо его узнать.

Эпизод с Демосфеном в Пелле почти полностью выдуман. Однако правда, что этот оратор, выступая последним, имел как минимум несколько часов, чтобы подготовить свою речь; но, тем не менее, сломался после нескольких неуклюжих фраз и не смог продолжать, несмотря на поощрения Филиппа. Эсхину можно здесь верить, поскольку есть еще восемь свидетелей; но сам ли он это спровоцировал - они к тому моменту были уже давними врагами, - мы знать не можем. Демосфен никогда не любил говорить экспромтом, но нет никаких видимых причин, которые вынуждали бы его к этому. Он вернулся в Афины, люто ненавидя Александра; что примечательно, имея в виду возраст мальчика; и, по-видимому, издевался над Эсхином, обвиняя его в заискивании перед Александром.

Приручение Буцефала Плутарх приводит с такими подробностями, что напрашивается догадка: источником этой истории могли быть рассказы самого Александра, которые он многократно повторял за столом. Я добавила только предположение, что с конем плохо обращались, перед тем как он попал к Александру. По данным Арриана, Буцефалу было уже двенадцать лет; но совершенно неправдоподобно, чтобы царю предложили коня такого возраста, до сих пор не объезженного. Греки умели обучать боевых коней, и это было бы уже сделано. Но я не верю в астрономическую сумму, равную тринадцати талантам: слишком короток век боевого коня (хотя Александр не расставался с Буцефалом до тридцати лет). Филипп вполне мог заплатить такие огромные деньги за того скакуна, который выиграл ему Олимпийские игры, а затем эти истории перепутались.

Годы славы Аристотеля в Афинах начались только после смерти Филиппа; сохранившиеся его труды относятся к более позднему времени. Мы не знаем, чему именно он учил Александра, но Плутарх говорит, что Александр всю жизнь интересовался медициной и естествознанием (будучи в Азии, он постоянно снабжал Аристотеля образцами). Я предположила, что к моменту их встречи этические взгляды Аристотеля уже оформились. Среди утраченных работ Аристотеля была и книга его писем к Гефестиону, чей особый статус он, очевидно, вполне понимал.

Эпизод спасения отца от мятежников взят из Куртия, который рассказывает, как Александр с горечью жаловался, что отец никогда не признавал себя в долгу, хотя ему пришлось спасаться, прикинувшись мертвым.

Комос Филиппа после победы при Херонее описан у Диодора и других авторов, хотя ни один из них не упоминает присутствия там Александра.

Сексуальная жизнь Александра вызывала много споров; причем его хулители утверждали, что он был гомосексуален, а поклонники с негодованием это отрицали. Но ни один из них не задумался, насколько позорным посчитал бы это сам Александр. В обществе, где бисексуальность была нормой, его три династических брака подтверждали его совершенную нормальность. Много говорили о его общей воздержанности; но для современников самой поразительной его особенностью было нежелание пользоваться беззащитными жертвами, будь то плененные женщины или мальчики-рабы, что было общепринятой практикой в то время.

Эмоциональная привязанность к Гефестиону является одним из наиболее достоверных фактов его биографии. И он явно гордился этим. Под Троей, перед всей армией, они вместе почтили могилы Ахилла и Патрокла. Хотя Гомер и не говорит, что те герои были больше, чем просто друзьями, такое мнение было весьма распространено во времена Александра. Если бы он считал это мнение позорящим, то не стал бы так навлекать его на себя самого. После победы при Иссе, когда захваченные женщины семьи Дария оплакивали своего господина, считая его мертвым, Александр пошел к ним в шатер, чтобы утешить, и взял с собой Гефестиона. По словам Куртия, они вошли вместе, одетые почти одинаково; Гефестион был выше ростом и, по персидским понятиям, более импозантен; царица-мать пала ниц перед ним. Когда ее женщины отчаянными сигналами показали ей ее ошибку, она в панике повернулась к настоящему царю; но тот сказал: "Ты не так уж ошиблась, мать. Он тоже Александр."

Очевидно, что на людях они соблюдали приличия (хотя высокопоставленные чиновники возмущались, видя, как Гефестион читает письма Олимпии через плечо Александра). Никакая физическая близость между ними не доказана; и те, кому мысль эта отвратительна, могут ее отбросить. Но были свидетели высказываний Александра, что сон и секс заставляют его осознавать свою смертность.

Александр пережил своего друга примерно на три месяца, два из которых он провел в пути, перевозя тело из Экбатаны в Вавилон, где он намеревался учредить столицу империи. Невероятные погребальные ритуалы, гигантский костер, просьба чтобы оракул Зевса-Аммона дал мертвому божественный статус, уже дарованный самому Александру (Аммон позволил Гефестиону быть только героем) - всё говорит, что Александр был в тот момент на грани помешательства. Вскоре после того он подхватил лихорадку, но просидел всю ночь на пиру. Хотя он продолжал интенсивную подготовку к следующей кампании пока стоял на ногах, даже дольше, не известно чтобы он обращался к врачам. (Врача Гефестиона он повесил, за небрежность.) Его упрямое нежелание позаботиться о себе выглядит просто самоубийственным, осознанно оно было или нет.