Божественное пламя - Мэри Рено

- Меня мой народ охраняет, этого достаточно. И пусть все иноземцы это видят. Спасибо тебе за заботу, Арей, но ты иди.

Вожди ушли вперед, он придержал коня и снова оказался между женихом и Александром. Из толпы со всех сторон радостные приветствия; и впереди, в театре, тоже друзья... Он широко улыбался; он давно мечтал о таком дне, когда его признают все. Царь, избранный народом! А эти южане смеют называть его тираном - так пусть убедятся!... Пусть-ка посмотрят, нужен ли ему квадрат копейщиков вокруг, каким окружают себя тираны?... И пусть Демосфену расскажут. Демосфену!

Он натянул поводья и поманил. Двое слуг подошли к обоим Александрам и встали, готовые принять их коней.

- Теперь вы, сынки.

Александр, смотревший, как вожди входят в театр, быстро оглянулся на отца:

- Разве мы не с тобой?

- Нет, - твердо ответил Филипп. - Неужто вам не сказали? Я иду один.

Жених смотрел в сторону, чтобы скрыть замешательство. Кому идти первым? Неужто им сейчас это выяснять, перед всем народом? Последний из вождей уже входил в портал. Не мог он теперь пойти, один.

А Александр смотрел на дорогу впереди. Освещеннную ярким солнцем, широкую, истоптанную, с колеями колес и отпечатками копыт... И такая она пустая - прямо звенит пустотой! Но в конце ее, в треугольнике тени от портала, светятся доспехи и красная полоска плаща. Раз Павсаний там - ему, наверно, приказано так...

Быкоглав насторожился, повел агатовым глазом... Александр тронул его шею пальцем - он замер, будто бронзовый... Жених нервничал. Чего это племянничек время тянет? Бывают моменты, когда начинаешь верить слухам. И глаза у него какие-то странные... Вспомнился тот день в Додоне: резкий ветер, сугробы, овчинная накидка на нем...

- Слазь с коня! - нетерпеливо напомнил Филипп. - Зять тебя ждет.

Александр снова глянул в темный проем портала - потом тронул коленом, придвинул Быкоглава поближе и напряженно посмотрел в глаза Филиппу. Сказал совсем тихо:

- Слишком далеко дотуда. Лучше, если я пойду с тобой.

Филипп поднял брови под золотым венцом. А-а, теперь ясно, чего парень добивается. Ну уж нет, он еще не заслужил, нечего навязываться!...

- Что лучше - это мне решать, - резко сказал он. - Это моё дело. Понятно?

Александр не отводил взгляда, глаза потемнели. Филипп почувствовал себя оскорбленными: никто не смеет так смотреть на царя.

- Слишком далеко... - Высокий чистый голос был ровен, вроде даже бесстрастен. - Позволь мне пойти с тобой. Я за твою жизнь свою отдам, клянусь Гераклом!

В толпе начали переговариваться удивленно. Люди поняли: что-то ненормальное происходит, этого никто не планировал. Филипп хоть и разозлился, но за лицом своим следил. Понизив голос, сказал со злостью:

- Хватит! Мы в театр идем не трагедию разыгрывать. Будешь мне нужен позову. А теперь, будь любезен, выполняй приказ.

Глаза Александра потухли. Не было в них больше ни заботы, ни просьбы ничего не было. Осталось чистое серое стекло.

- Слушаюсь, государь.

Он спешился. Александрос с облегчением последовал за ним.

Павсаний отсалютовал, когда шли мимо; Александр ответил мимоходом, продолжая разговаривать с тёзкой. Они поднялись по рампе на сцену, ответили на рукоплескания и заняли свои места.

А на площади Филипп тронул поводья; и хорошо обученный конь пошел парадным шагом, не обращая внимания на шум. Люди поняли, что задумал царь, восхитились - и теперь старались, чтобы он это услышал. Злость его прошла; появились даже приятные мысли. Если бы мальчик выбрал более подходящий момент...

Он ехал, отвечая на приветственные клики. Конечно, хорошо было бы здесь пешком пройти, но эта проклятая хромота достоинства лишает... Но вот театр уже рядом; он уже видел внутри оркестру с богами по кругу... Там в его честь заиграли встречный туш...

Из каменного проема шагнул навстречу солдат, помочь ему спешиться и забрать коня. Павсаний!... Вот так сюрприз!... Наверно, ради такого дня решил взять на себя обязанности пажа. Как давно... А ведь это знак примирения; наконец-то он готов простить и забыть. Славно! В былые дни уж я бы одарил его за такое!...

Филипп неуклюже соскользнул с коня, улыбнулся и заговорил... Павсаний схватил его за локоть, левой рукой, глаза их встретились. Правую из-под плаща Павсаний выдернул так быстро, что Филипп не успел увидеть кинжала; только в глазах увидел.

А стража увидела издали, что царь упал, и Павсаний склонился над ним. Наверно, хромая нога подвела, - подумали люди, - а Павсаний подхватить не успел... Вдруг Павсаний выпрямился - и побежал.

Он был восемь лет в гвардии, и последние пять командовал... Это какой-то крестьянин догадался первым:

- Он убил царя!

И только тогда - словно им позволили поверить глазам своим, - только тогда солдаты бросились к театру. Один из офицеров добежал до тела, посмотрел, бешено взмахнул рукой и заорал:

- Догнать!... Взять его!...

И бурный людской поток помчался за угол, за строения театральные. Возле портала стоял царский конь; но никто не догадался, никто не дерзнул взять его, чтобы догнать беглеца.

Участок земли за театром посвящен Дионису, богу-хранителю, и жрецы засадили его виноградом. Толстые черные стволы пестрели юными побегами и зеленой листвой. На земле между ними блестел шлем Павсания, сброшенный на бегу, красный плащ висел на подпорке... А сам он мчался к старой каменной стене с открытой калиткой. Там ждал верховой, с конем для него.

Павсаний тренировался постоянно, и ему еще не было тридцати; но гнались за ним двадцатилетние, прошедшие у Александра школу горной войны; те были тренированы еще лучше. Несколько из них вырвались вперед, догоняли.

Однако, разрыв сокращался слишком медленно; калитка была уже совсем рядом; человек за стеной и кони уже повернули головы вдоль дороги, готовые рвануть...

И вдруг, словно невидимое копье в него попало, Павсаний рухнул, зацепившись ногой за торчащий корень. Упал плашмя, поднялся на четвереньки, пытаясь выдернуть ногу в сапоге... Но молодые уже стояли над ним.

Он опрокинулся на спину, глядя то на одного, то на другого... Нет, шансов никаких. Но он был готов и к такому, с самого начала... Ну что ж. По крайней мере честь свою он отстоял. Он потянулся к мечу - кто-то наступил ему на руку, другой на грудь... Не успел я порадоваться, подумал он. Не успел.

Человек за оградой, оглянувшись, бросил второго коня, хлестнул своего и помчался карьером. Но замешательство уже прошло. По дороге за виноградником застучали копыта. Всадники мчались в погоню, не жалея коней, зная какая награда их ждет.

А в винограднике к первым охотникам подошли остальные. Офицер посмотрел на тело, из которого - словно из жертвы в давние времена - текла кровь под корни.

- Так вы его прикончили!... Недоумки! Кого теперь допрашивать?

- Я об этом не подумал, - сказал Леоннат. Опьянение погоней у него почти прошло. - Я боялся, как бы он не ушел.

- А я только о том думал, что он натворил, - добавил Пердикка, вытирая меч юбочкой убитого.

Когда они пошли прочь, Арат сказал остальным:

- Наверно, так оно и лучше. Вы же знаете эту историю. Если бы он стал говорить - царю бесчестье...

- Какому царю? - возразил Леоннат. - Царь убит.

Гефестион сидел где-то в середине амфитеатра, возле центрального прохода.

Друзья, которым хотелось поприветствовать Александра, обошли потом театр вокруг и пробрались через верхний вход. Как правило, здесь были места простого люда; но в сегодняшнем собрании Товарищи Принца были мелкой рыбёшкой. Торжественный въезд богов Гефестион пропустил. Отец его сидел гораздо ниже; мать должна быть среди женщин, по другую сторону театра. Две царицы были уже там, в первом ряду. Он видел, как Клеопатра оглядывается вокруг; любопытствует, как и другие девушки. Олимпия наверно считает это ниже своего достоинства: сидит неподвижно, глядя прямо перед собой, в сторону портала напротив.

Портала Гефестион со своего места не видел, зато хорошо видел сцену и три трона на ней. Сцена украшена великолепно. Сзади и по бокам колонны с резными капителями, на них вышитые занавеси... Музыка звучала оттуда: вся оркестра занята богами.

Гефестион ждал, когда появится Александр, чтобы покричать ему еще. Если хорошо начать, то все подхватят, - а ему это нужно сейчас...

Вот он входит, вместе с Эпирским царем... По театру прокатился приветственный клич. Это ничего, что имена одинаковые, он по звуку поймет...

Он на самом деле понял, улыбнулся... Да, обрадовался, значит на пользу пошло. Театр небольшой; когда он входил, Гефестиону видно было, что он не в себе. Опять на него накатило, грезит о чем-то скверном, так что рад очнуться. Но что может случиться сегодня? Я к нему позже подойду, если получится перед Играми. Когда выберемся в Азию, всё проще будет.

Внизу, в оркестре, статуя царя Филиппа сидит на позолоченном троне. Точно такой же трон ждет на сцене самого царя. С дороги донеслись приветственные возгласы, музыка заиграла громче... Вот она достигла кульминации, перешла в торжественный туш... И вдруг смолкла. И тут из женского сектора, где с ярусов видно портал, раздался пронзительный крик.