Как я была принцессой - Жаклин Паскарль

Повесив трубку, я еще долго хватала ртом воздух, как после долгого бега, дрожала и судорожно всхлипывала. Я не сомневалась, что, если у Эндах будет такая возможность, она обязательно постарается присматривать за моими детьми на расстоянии. И еще я знала, что я никогда не смогу узнать, достигло ли ее мое послание. Эта дверь навсегда захлопнулась передо мной.

В других случаях, когда я звонила во дворец, трубку снимали незнакомые мне слуги. Они с удовольствием играли со мной в жестокие игры, уверяли, что вся королевская семья на неопределенное время переехала в Сингапур и что ни у кого из них больше нет телефона. Иногда они просто надолго клали трубку на стол, и тогда я могла слышать, как они со смехом планируют, какую еще гадость сказать мне и чья теперь очередь развлечься. Они называли меня кафир и слугой сатаны, но меня это уже не задевало. Важным было только одно – любой ценой пробиться к детям. Только борьба за них давала мне силы жить. Они должны знать, что их мама не сдалась и никогда не сдастся.

В прессе регулярно продолжали появляться статьи о нас, и вся наша история стала напоминать какой-то мелодраматический сериал. Поток мнений, точек зрения и публичных обсуждений не иссякал. Я стала врагом номер один для разведенных отцов, лишенных права общаться с детьми, и любимой мишенью для проживающих в Мельбурне студентов из Малайзии. У нашей машины несколько раз прокалывали шины. Однажды, когда я остановилась на светофоре, какой-то пожилой человек стал колотить палкой в стекло автомобиля.

Дэвид Хиршфельдер, наш хороший друг и композитор, который позже будет номинирован на «Оскар» за музыку к фильму «Блеск», организовал публичное выступление других музыкантов и исполнителей с требованием к правительству вернуть Шахиру и Аддина. Я была бесконечно благодарна ему и другим участникам акции.

Стало известно, что лидер оппозиции Роберт Хилл потребовал проведения сенатского расследования в связи с похищением детей. Оно уже не могло помочь Аддину и Шах, но, возможно устранив некоторые пробелы в законодательстве, помогло бы другим семьям, оказавшимся в такой же ситуации.

Бахрин, объясняя, почему он похитил детей, начал ссылаться на единовременное постановление Семейного суда от марта 1991 года. Он утверждал, что суд запретил ему водить Аддина и Шах в мечеть, но при этом забывал упомянуть, что это решение распространялось только на один конкретный день. Его весьма убедительная ложь привела меня в бешенство. На самом деле все происходило совершенно не так, как рассказывал Бахрин. В тот раз он прибыл в Мельбурн без предупреждения и в своей обычной королевской манере потребовал немедленного свидания с детьми на следующий день или, в случае отказа, срочного судебного слушания в четверг, предшествовавший пасхальным каникулам. Я возражала на том основании, что Бахрин не предупредил нас о своем желании заранее и у детей уже были определенные планы на Страстную пятницу. Тем не менее я все-таки разрешила ему встретиться с ними во время пасхальных каникул и даже взять их к себе в отель на ночь.

Объявляя свое решение, судья объяснил, что ему хорошо известно особое значение пятницы для мусульман, но поскольку, во-первых, именно эта конкретная пятница является важнейшим днем и в христианской религии и, во-вторых, Бахрин вопреки договоренностям заранее не предупредил о своем приезде, ему и отказано в этом свидании. Кроме того, его честь добавил, что суд с глубочайшим уважением относится к религии Бахрина и, если тот потребует свидания с детьми в день, являющийся мусульманским праздником, такое свидание ему будет обязательно предоставлено. Разумеется, прессе обо всем этом Бахрин не сказал ни слова.

И все-таки многие люди поверили ему, и в средствах массовой информации развернулось широкое обсуждение плюсов и минусов браков между людьми, принадлежащими к разным культурам. Меня неожиданно и против моей воли превратили в фанатичную и воинствующую поборницу христианства. Почти ничего обо мне не зная, комментаторы не стеснялись препарировать мою жизнь и делать выводы в соответствии с собственными предрассудками и предубеждениями. Меня это обижало и злило, и друзьям приходилось постоянно напоминать мне, что высказывания этих людей не имеют никакого значения в деле спасения Аддина и Шах. Я не могла согласиться с ними. Общественное мнение значило для меня очень много, потому что только с его помощью можно было заставить правительство действовать. Оставшись без поддержки множества незнакомых мне людей, я ничем не смогу помочь своим детям.

Нашей главной задачей было заставить правительство возбудить против Бахрина уголовное дело и потребовать у властей Малайзии его выдачи. Я считала, что Австралия обязана сделать для Аддина и Шах хотя бы это.

А тем временем я продолжала существовать как могла – считая дни и с усилием переставляя ноги.

44

Сентябрь 1992 года

Я стала бояться выходить их дому, потому что, появляясь на улице, привлекала к себе слишком много внимания. Совершенно незнакомые люди подходили ко мне с выражениями сочувствия, иногда прикасались или нежно обнимали меня. Некоторые просто указывали пальцем и начинали довольно громко шептать друг другу, что это «та самая несчастная мать». Честно говоря, я предпочитала тех, что подходили, тем, что шептались в моем присутствии так, словно я была глухой. И все-таки именно это сочувствие и доброта чужих людей помогали мне переживать самые горькие моменты. Одним из наиболее тяжелых испытаний стали для меня походы в супермаркет. Обычно меня сопровождал кто-нибудь из друзей, потому что люди реагировали на мое появление очень по-разному. Иногда их поведение даже казалось забавным. Как-то две пожилые женщины, раскрыв рот, ходили за мной и Хитер по всему магазину, останавливались там, где останавливались мы, смотрели на те же продукты и при этом еще, не понижая голосов, обсуждали мою наружность.

– А ненакрашенная она выглядит не так уж хорошо, правда?

– Да уж конечно похуже, чем на обложке журнала.

– Смотри-ка, улыбнулась! Похоже, не очень-то она и несчастна.

Ну что тут скажешь? Ничего. Раньше я даже не подозревала, что по выражению моего лица при выполнении простейших домашних обязанностей люди могут судить о том, насколько сильно я люблю своих детей. Зато теперь я это знаю. Через некоторое время я перестала выходить из дома без темных очков и низко надвинутой бейсболки.

Первый после похищения детей поход в супермаркет потряс меня своей обыденностью, от которой я успела совсем отвыкнуть. При мысли, что волей-неволей мне приходится вырываться из круга отчаяния и горя и возвращаться к нормальной жизни, меня охватила паника. Я не хотела этого. Мне не нужна была нормальная жизнь – без Аддина и Шах она потеряла для меня всякую ценность. В супермаркет мы ходили с ними раз в неделю после уроков, и, пока я набирала в тележку продукты, дети все время дергали меня за руки и уговаривали купить какие-нибудь особенные хлопья или печенье. Теперь, с трудом сдерживая слезы, я намеренно далеко обходила те полки, на которых стояли их любимые продукты. Я и до сих пор так делаю.