Экспедиция «Тяготение» - Хол Клемент

Такуурч, движимый этим неопределенным чувством, расположился между работающей тележкой и тающим льдом, прижимаясь ко льду, чтобы не препятствовать току нагретой воды, и стараясь одновременно уследить и за тележкой, и за льдом. Битчермарлф оставался возле управляющих рычагов.

Поскольку под второй тележкой они не пытались копать, трение здесь было сильнее, а значит, и эффект нагрева тоже. Система управления предназначалась для регулирования скорости гусениц, а не усилия, с которым они вгрызались в камни. Естественно, к несчастью, износ гусениц также был сильнее. Тяжелый удар, объявляя об их неудаче, последовал удручающе скоро после завершения каменной кладки. Как и прежде, две ленты материала разорвались почти одновременно: рывок, передавшийся на колонну, соединяющую тележку с корпусом корабля, при разрыве одной гусеницы оказался достаточным, чтобы порвалась и другая.

И снова месклиниты отреагировали мгновенно и дружно, без всякой консультации друг с другом. Битчермарлф, отключив подачу энергии, в тот же миг ринулся со своего места к тающей поверхности; Такуурч оказался там быстрее только потому, что ему пришлось преодолеть вдвое меньшее расстояние. Когда они достигли ледяного барьера, оба уже держали наготове ножи и без промедления начали отчаянно врубаться в стену перед ними.

Они знали, что находятся довольно близко к корпусу «Квембли»; им оставалось преодолеть во льду расстояние не больше длины тела. Быть может, прежде, чем процесс замерзания снова возьмет верх, их мышцы помогут им пробиться…

Первым сломался нож Такуурча.

Несколько человек наверху могли бы проявить интерес к звукам, неожиданно раздавшимся в приемнике, хотя даже Изи Хоффман не смогла бы понять их.

Битчермарлф немедленно внес предложение:

— Давай-ка назад и двигайся кругами как можно быстрее, чтобы вода, охлаждаемая льдом, смешивалась с остальной. Я продолжу работу ножом, а ты — перемешиванием.

Старший матрос повиновался, и еще несколько минут не было слышно никаких звуков, кроме ударов ножа.

Таяние продолжалось, но оба матроса ясно видели, что его скорость уменьшается. Тепло уходило из воды вокруг них.

Хотя они и не знали, но единственной причиной, почему окружающая их среда оставалась жидкой довольно долгое время, было то, что их ледяная ловушка упиралась в каменное дно, частично препятствуя выходу аммиака. Теоретики, как земные, так и месклинитские, были абсолютно правы, хотя ничем не могли помочь Дондрагмеру: замерзание под «Квембли» в большой степени явилось следствием медленного диффундирования аммиака в нижние слои льда сквозь по-прежнему жидкие границы между твердыми кристаллами.

Капитан, даже обладая этой информацией, не мог сделать больше, чем двое его людей, сейчас попавших в ловушку под кораблем. Конечно, если бы такая информация поступила заранее, ему, возможно, и удалось бы вовремя вывести «Квембли» на сушу, но лишь при условии, что он успел бы обрести способность двигаться.

Что же касается Битчермарлфа, то, даже имея сейчас всю эту информацию в своем распоряжении, он вряд ли стал бы сознательно обдумывать ее: он был слишком занят. Его нож мелькал в свете фонаря неимоверно быстро, и в каждый удар он вкладывал такую силу, на какую только отваживался. Его сознание полностью сосредоточилось на орудии, сочетая максимальные скорость и силу с наименьшим риском.

Но все же нож сломался. Позже Битчермарлф никогда не стремился анализировать причины происшедшего, а сейчас знал одно: таяние замедляется, вызывая в нем бешеное желание вкладывать в удары все большую силу, но, будучи тем, кем он был, он ни на минуту не допускал предположения, что сам мог стать жертвой паники или что древко ножа могло оказаться дефектным. Но никаких объяснений, кроме этих двух, так и не нашел. В общем, какова бы ни была причина, рукоять, зажатая в его правой верхней клешне, неожиданно оказалась без лезвия, и серебристый треугольник металла, упавший перед ним, в его клешнях был ничуть не более полезен, чем в человеческих пальцах.

В раздражении он швырнул рукоять вниз, но даже не испытал удовлетворения, поскольку, находясь в жидкости, она опустилась на дно мягко, без удара.

Такуурч оценил ситуацию мгновенно. Его комментарий люди сочли бы циничным, если бы расслышали слова месклинита, произнесенные в шести миллионах миль от них:

— Ну что, останемся здесь или вернемся назад, на середину? Где ты предпочитаешь замерзнуть?

— Не знаю. Здесь, на краю, нас могли бы найти скорее; здесь пробиться легче всего, если им вообще удастся это сделать. Если же у них ничего не выйдет, то какая разница? Единственное, что я хотел бы знать, так это что происходит с существом, вмерзшим в кусок льда.

— Что ж, кто-нибудь об этом узнает очень скоро, — пообещал Такуурч.

— Может, да, а может, и нет. Вспомни «Эскет».

— А какое это имеет отношение к нам? То, что произошло с нами, — произошло по-настоящему, никто не станет темнить.

— И все равно люди ведь пытались понять, что случилось с «Эскетом», но не смогли.

— Что ж, лично я собираюсь вернуться к середине корпуса и, пока смогу, — думать.

Битчермарлф удивился:

— О чем тут еще думать? Мы застрянем здесь, пока нас кто-нибудь не вытащит или пока не изменится погода: когда потеплеет, мы оттаем естественным образом.

— Успокойся.

— Только не пока мы здесь.

— Тебе не кажется, что если включить энергоблок даже при отсутствии на тележках гусениц, то где-нибудь он произведет достаточно трения, чтобы поддерживать воду по соседству от…

— Попробуй, если хочешь, — не дослушав, ответил Битчермарлф. — Я бы не стал рассчитывать на это даже при включении конвертеров на полную мощность. Кроме того, я бы поостерегся приближаться к ним, если они действительно будут работать с максимальной нагрузкой. Давай взглянем обстоятельствам в лицо. Так: мы находимся под водой, но не в океане, и, когда она замерзнет, мы окажемся внутри льда. Нет совершенно ничего, куда бы… А-а-а!

— Что?

— Ты выиграл. Никогда нельзя прекращать думать. Я сожалею о недавней слабости. Идем.

Девяносто секунд спустя оба месклинита, с некоторыми трудностями протиснувшись через ножевые разрезы, уже находились внутри продырявленной надувной ячейки, в полной безопасности, недоступные для воды. 

Глава 8.

ПАЛЬЦЫ В БУЛЬОНЕ

Дондрагмер, решив, что вряд ли кто-нибудь из пропавших рулевых может оказаться в непосредственной близости от главного шлюза, приказал ученым установить буровую установку рядом с ним и взять на пробу образец льда. Результат оказался неутешительным: грязь, в которой стоял «Квембли», промерзла до самого дна, по крайней мере, в том месте, где брали пробу. Оставалась надежда, что непосредственно под корпусом корабля, откуда ни тепло, ни аммиак не могли так быстро улетучиться, лед не такой толстый, а может, его даже и нет вовсе, но капитан категорически запретил запускать бур туда, ибо скорее всего рулевые находились именно там. Во-первых, они там работали, а во-вторых, будучи в другом месте, не могли не заметить, что температура стремительно падает.

Тем не менее, выяснить это наверняка возможности не было, так как связаться с ними никто не мог. Конечно же, пластмассовый корпус «Квембли» мог передавать звук, но внутренняя обшивка создавала довольно надежную звукоизоляцию. Однако отказываться даже от ничтожного шанса было нельзя, и Дондрагмер приказал матросу пройти от носа до кормы по самой нижней палубе, постукивая металлическим прутком через каждые несколько футов.

Ни звука не раздалось в ответ, но это вовсе не означало, что рулевых нет под корпусом корабля. Погибли они? А может, звук не проникал сквозь корпус? Или те, кто находился внизу, просто не имели возможности отозваться? Никто не мог ответить на эти вопросы.

Снаружи на льду работала еще одна группа, однако капитан уже понял, что быстро они не управятся. Даже большая физическая сила месклинитов тут не поможет. Инструментом размерами примерно с кернер, каким пользуются люди, восемнадцатидюймовые, весящие двадцать футов гусеницы сумеют лишь процарапать лед вокруг корабля по окружности примерно в двести пятьдесят футов. А сколько времени займет очистка двигателей, тележек и управляющих тросов — этого никто даже не мог представить.

В воздух опять поднялся второй вертолет, и снова за пультом управления находился Реффел. Передатчик по-прежнему оставался на борту, и люди столь же пристально, как и пилот, всматривались в ландшафт, освещаемый прожекторами маленькой машины. И так же, как и он, они яростно проклинали долгие ночи Дхрауна. До конца этой, уже принесшей множество бед, оставалось еще более шестисот часов, а пока не взойдет солнце, говорить о целенаправленном поиске не приходилось.