Обитель Солнца (СИ) - Московских Наталия

К чему Рерих отправил Колеру еще и этот сброд? — недоумевал Томпс. Король зачем-то решил подстраховаться и проявить большее участие в операции Колера. Никаких советов он слушать не стал. Как будто после возвращения его сына из Нельнской Военной Академии он совершенно потерял голову. Во взгляде Рериха было слишком много страха, и Томпс всерьез опасался за его будущее.

Лошади первых повозок вдруг обеспокоенно заржали и остановились.

— Это еще что? — возмутился один из возниц.

Томпс почуял нечто недоброе. Лошадей что-то напугало. Но местность казалась безобидной, поблизости никого не было.

Не глупи, — генерал попытался не поддаваться вспыхнувшим воспоминаниям. Он помнил, с каким беспокойством животные реагировали на Мальстена Ормонта. Находясь в их поле зрения, данталли приходилось постоянно применять к ним нити, чтобы ничем себя не выдать. Он и палатку свою при дэ’Вере установил как можно дальше от общего лагеря именно по этой причине. Уж точно не по причине расплаты — насколько Томпс помнил Ормонта, криков боли, которые могли бы привлечь чье-то внимание, он от него никогда не слышал.

Остановилась и вторая повозка. За ней третья. И четвертая.

— Чтоб вас, тупые звери! — сплюнув на землю, воскликнул возница.

Томпс поднялся со своего места и одернул красную накидку. Меч выскользнул из ножен с тихим металлическим лязгом. Люди обеспокоенно уставились на него.

— Генерал? — обратился лейтенант Тиммерлан Орсин, сопровождавший каторжников соседней повозки.

— Приготовить оружие и красные повязки! — сказал Томпс как можно тише, но чтобы его люди расслышали команду. — Поблизости данталли.

***

— О, боги, — устало прошептала Цая Дзеро. Оправившись от недолгой расплаты, она посмотрела на проезжавший по тракту отряд. На первый взгляд в нем было не меньше сорока человек.

Лошади вдруг остановились, почуяв присутствие данталли.

Почти мгновенно один из людей поднялся и извлек оружие. Пришлось сосредоточиться, чтобы разглядеть его — на нем была красная накидка. Как и на некоторых других. Повязки с каждым ударом сердец надевали все новые и новые люди — кто на лоб, кто на плечо, кто на ногу.

Цая затаилась. Нужно было приготовиться. Всех она одолеть не сможет, но хотя бы некоторых…

Несколько человек, которые не успели защититься от влияния нитей, вдруг схватили оружие и начали без разбора нападать на находящихся поблизости людей. Среди отряда — похоже, не все из них были военными — началась суматоха. Человек в красной накидке бросился в атаку, пытаясь сдержать обезумевших марионеток… чьих?

Цая проследила взглядом за черными нитями и заметила вдалеке за деревьями притаившийся темный силуэт.

Мейзнер.

— Цая! — шепнул кто-то совсем рядом. — Надо уходить, скорее!

Каким-то образом Даниэлю удалось подобраться к ней совершенно незаметно. Он всегда обладал талантом скрываться на видном месте.

— Нельзя, — качнула головой девушка, вновь посмотрев на человека в красной накидке. Он производил впечатление лидера. — Они нас найдут. Почти все в красном.

Даниэль в ужасе округлил глаза.

— Цая, не надо… — взмолился он. Ему хватило ума не применять нити самому. Если расплата начнется у всех троих, а среди отряда останутся выжившие, группе несдобровать.

Цая сосредоточилась. Черные нити вылетели из ее ладони.

— Они не должны узнать, что я это могу, — сказала она. Неизвестно, кому она об этом сообщала. Складывалось впечатление, что самой себе. — Прости, Мейз.

***

Эллард Томпс одним режущим движением рассек завязки на своей красной накидке, оказавшись рядом с разбушевавшимся каторжником.

— Генерал! — Он услышал оклик лейтенанта Орсина. — Не делайте этого!

Но иначе было нельзя. Что-то в разуме Элларда Томпса подсказывало ему, что он никогда не принимал более здравого и верного решения. Нужно просто отсечь марионетку от данталли. Набросить на него собственную красную накидку, пока он не перебил слишком много людей.

— Убирайтесь отсюда! — закричал Томпс. — Скорее! По повозкам!

— Генерал!

— Это приказ, лейтенант!

Заминка продлилась всего мгновение. Томпс не знал, решил ли Орсин довериться его интуиции, или попросту не сумел ослушаться приказа, но он и впрямь начал оттеснять людей к повозкам. Похоже, он негласно принял на себя временное командование.

Хороший солдат, — пронеслось в голове Томпса.

Удивительно. Он чувствовал, что сильно рискует, но вовсе не испытывал страха. Приблизившись к марионетке данталли, он отразил несколько его атак своим мечом и, улучив момент, набросил на него красную накидку.

Первая повозка тронулась путь. За ней вторая и третья. Оставалось только вскочить в свою и…

Мысль Томпса не успела завершиться. В горло что-то болезненно врезалось, и он не сразу понял, что проткнул его собственным мечом.

Угасающее сознание в какофонии чужих криков успело сказать всего два слова:

Как глупо…

***

Даниэль смотрел на Цаю со смесью благоговения и ужаса. Ее лицо казалось ему кукольной непроницаемой маской, взгляд ничего не выражал.

Отряд незнакомцев уносил ноги, лошади в панике скакали прочь.

Где-то рядом послышался болезненный стон: Мейзнер схватился за ветви сосны и сжал их со всей силы, согнувшись пополам от резкой боли. Цая поступила с ним жестоко: по сути, она оборвала его нити. И все для того, чтобы устроить представление. Чтобы лидер этого отряда демонстративно набросил красную накидку на марионетку Мейзнера, вследствие чего погиб сам…

Вот, о чем она говорила. Не хотела, чтобы люди знали, что она может прорываться сквозь красное. Решила выдать свою манипуляцию за решение этого вояки!

Даниэль поражался ее хладнокровию при такой обманчиво нежной внешности.

Через несколько минут все стихло.

Тракт перед ними был усеян десятком тел, одно из которых принадлежало военному. Даниэль не был уверен, что правильно расслышал, но, казалось, кто-то назвал этого человека генералом.

— Цая… — тихо обратился он.

Девушка отвернулась от него и болезненно согнулась. Через миг ее стошнило, и она натужно закашлялась. Даниэль сжал руки в кулаки и поджал губы. Он знал, что ничем не может помочь Цае, но ненавидел, когда ей было больно. Несмотря ни на что. А она — он знал — ненавидела, когда в эти моменты ее пытались утешить.

Всего несколько минут, — напомнил себе Даниэль. — Расплата будет недолгой.

Среди всей группы Цая отличалась особыми способностями. Она очень плохо контролировала тела своих марионеток, но виртуозно проникала в их сознание, внушая свою волю. При этом среди всей группы она была единственной, кому красный цвет защитных одежд не был помехой, и расплата Цаи — Даниэль это знал — была куда суровее, чем у остальных, но она мужественно выдерживала ее.

Даниэль вновь огляделся, убедившись, что вокруг безопасно, и выбрался на тракт. Несколько минут он потратил на изучение тел убитых, надеясь найти при них какие-либо ценности. У некоторых были плохенькие мечи, но и они сгодились бы. Возможно, Ран и Эрнст сумеют над ними поколдовать.

Последним Даниэль подошел к человеку, которого называли генералом.

В этот момент рядом с ним неслышно оказалась Цая.

— Как думаешь, Мейз простит меня? — спросила она. Огромные зеленые глаза смотрели на Даниэля невинно и беспомощно. Расплата миновала, и теперь девушка снова походила на саму себя.

— Ты прежде убивала? — зачем-то спросил Даниэль.

Цая промолчала. Она отстраненно смотрела на тело убитого ею человека, как будто не понимала, при чем она здесь.

— Цая! — окликнул Даниэль, пытаясь вывести ее из этого состояния.

— Нет, — отозвалась она и встретилась с ним взглядом. — Нет, Даниэль, я никогда прежде никого не убивала.

Даниэль Милс, служивший когда-то палачом в Сельбруне, изумленно уставился на нее. Свою первую казнь он помнил по сей день. У него не вышло отреагировать на это так спокойно.

— Но это было необходимо. Теперь я понимаю. За этим я должна была пойти с вами. Без меня вы бы погибли. Я должна была так поступить.