Обитель Солнца (СИ) - Московских Наталия

— Она не слышала тебя, можешь быть уверен. — Голос Рахиль вернул Даниэля в реальность из тяжелых раздумий. — И в гибели Жюскина ты не виноват.

Даниэль поднял на нее умоляющий взгляд.

— Гибели. Больше никто здесь этого не произносит.

— Потому что не хотят делать ей больно, — кивнула Рахиль. — Мы заботимся о девочке. Все понимают, что она пока не приняла смерть Жюскина, хотя и говорит о его смерти, как о свершившемся факте. Дай ей время. У нее долго не было никого, кроме него. Всех остальных она потеряла.

Даниэль отвел взгляд.

Многие здесь всех потеряли, — подумал он. — Не все, но многие. А бережем мы только Цаю.

Даниэль понимал, что злится на молодую данталли. Стоило лишь один раз взглянуть на Цаю Дзеро, как душа порывалась защитить ее от всех возможных бед. Внешне она выглядела хрупким цветком, которому никак нельзя было рождаться данталли. Но на поверку она достаточно стойко перенесла гибель своей семьи и побег из Растии. Рахиль была уверена, что только присутствие Жюскина спасло положение, но Даниэль в этом сомневался. Чувства Цаи были загадкой для всех, и, видят боги, иногда ему казалось, что эта хрупкая особа — самый опасный кукловод среди них всех. При столь запоминающейся внешности она была незаметна, почти неосязаема, как призрак. Опасная черта. И она одна среди всей группы ею обладала. Даниэль также умел скрываться на видном месте — чего стоили годы, в течение которых он проработал палачом и тюремщиком в Кроне, сотрудничая в том числе и с Культом, благодаря которому он научился маскировать свою неспособность увидеть красное. И все же… Цая обладала совсем иными талантами в сокрытии.

— Цая крепче, чем мы все думаем, — задумчиво произнес Даниэль.

Рахиль вздохнула. Она не разделяла его мнения. Впрочем, Рахиль наоборот видела во всех больше хрупкости, чем следовало бы. Она любила эту хрупкость и хотела позаботиться о тех, кто от нее страдает.

— Ладно, — нахмурившись, отмахнулся Даниэль. Одним глотком он осушил чашку с остывшей похлебкой и поднялся с пня. — Ты права, я не должен раскисать. Как там Деллиг? Ему лучше?

Рахиль кивнула.

— Жар пошел на убыль. Но Деллиг еще слаб, чтобы сниматься с места, если ты об этом, — сказала она.

Даниэль кивнул. Несколько дней назад Деллиг Нейден захворал после того, как промочил ноги в реке. Под вечер ему стало совсем худо, и группа, двигавшаяся в сторону центра Нельна, вынуждена была остановиться в устье реки Бреннен, чтобы разбить лагерь. Сайен тут же взялся за врачевание. Весь вечер он гонял Рана и Эрнста за нужными ему поздними травами и каждый раз бранился, потому что близнецы приносили не то, что нужно. Обеспокоиться Даниэль не успел: Мейзнер шепнул ему на ухо, что все нужные травы у Сайена с собой, а близнецов он гоняет из вредности.

— Говорит, что этим непоседам полезно будет истратить хотя бы часть своей неуемной энергии на что-то полезное, — пожал плечами Мейзнер. — Удивительно, как они каждый раз ему верят. Он ведь постоянно их на этом ловит.

Даниэль не осуждал Сайена за эту идею. Старый плут был хитер, как лис, и посылал Рана и Эрнста за другим набором трав и ягод, которые еще росли в лесу, несмотря на холода. После он всегда расплывался в широкой щербатой улыбке и, хлопая близнецов Казави по плечам, говорил им, что они помогли спасти чью-то жизнь. Строго говоря, он не лукавил.

— Эндри скоро снова отправится на разведку, — сообщила Рахиль, вырвав Даниэля из его мыслей. — Он интересовался, пойдешь ли ты с ним.

— Отчего сам у меня не спросил? — хмыкнул Даниэль.

— Он подходил. Но ты с таким остервенением молотил топором по бревнам, что он решил тебя не беспокоить.

— Испугался? — На губах Даниэля появилась печальная усмешка.

— Нет, — с укоризной покачала головой Рахиль. — Просто он решил, что у меня лучше получится вернуть тебя в реальность.

— Он так и сказал? — Даниэль недоверчиво приподнял бровь. Рахиль игриво передернула плечами.

— Положим, нет. Я это додумала. Но скажи, сынок, разве я ошиблась?

Крыть нечем, — подумал Даниэль и тут же ощутил укол печали. Так, скорее всего, выразился бы Гусь. Улыбчивый и беззаботный, как уличный менестрель, он всегда вносил в группу легкость и непринужденность. Бедовый малый, который улыбался, даже когда поводов для улыбок не оставалось. Одна мысль о том, какая жестокая смерть его должна была постичь в руках Бенедикта Колера, внушала ужас. Удивительно, но до этого момента Даниэль всегда раздражался, глядя на беззаботного игрока. Гусь никогда не думал о последствиях, что для данталли — преступление. Однако каким-то образом ему довольно долго удавалось выходить сухим из воды. Поговорка «как с гуся вода» отлично ему подходила до недавнего времени.

Проклятье, мог ли я подумать, что когда-нибудь буду искренне скучать по Жюскину Прево? — с тоской спросил себя Даниэль, мгновенно почувствовав укол вины перед Цаей.

— Я пойду с Эндри, — кивнул он, стараясь отбросить тоскливые мысли. — С нами еще кто-нибудь отправится?

— Мейзнер думал пойти, — пожала плечами Рахиль.

— Хорошо, — кивнул Даниэль. Он посмотрел на дрова и нахмурился. — Будь добра, попроси Рана и Эрнста перетащить эти поленья поближе к кострам. Сайен прав: пусть расходуют с пользой свою неуемную энергию.

Рахиль улыбнулась.

— Вот теперь я снова вижу в тебе нашего лидера. Можешь считать, что ты успокоил мое старое сердце, сынок.

— Еще раз назовешь себя старой, я за себя не ручаюсь, Рахиль. — Даниэль вернул ей улыбку и, забрав с собой топор, направился к лагерю.

Проходя мимо наспех сооруженного шалаша Деллига, он услышал слабый кашель и недовольное ворчание. Кашель нельзя было трактовать как хороший знак, а вот ворчание — запросто. Когда Деллиг слег с лихорадкой и сделался удивительно покладистым и сговорчивым, вся группа всерьез испугалась за его состояние. Теперь же он снова становился самим собой.

Стоило Даниэлю приблизиться к лагерю, как со своего места на большом поваленном древесном стволе вскочил Мейзнер Хайс. В своем неизменном эбеновом дорожном костюме, с черными, как смоль, длинными прямыми волосами, схваченными лентой в низкий хвост и темными глазами, выделяющимися черными оазисами на бледном полотне его лица, он поистине подходил под прозвище «демон», которым наградили данталли жрецы Красного Культа. При взгляде на Мейзнера, можно было сразу предположить, что характер у него мрачнее, чем у самого Жнеца Душ, хотя на поверку это было совсем не так. Мейзнер был покладистым и улыбчивым малым. В группе часто выступал миротворцем — особенно когда в перебранку вступали Сайен и Деллиг. Каким-то непостижимым образом Мейзнер умудрился заработать уважение и одного, и другого: у Сайена понемногу учился работать с травами, а для Деллига большую роль играло его благородное происхождение. Чопорность, нередко проскальзывающая в речах Деллига, не вытравилась даже годами, проведенными в бегах от Красного Культа. И, несмотря на множество пережитых вместе невзгод, далеко не каждого данталли из группы Деллиг считал себе ровней.

Мейзнер улыбнулся и кивнул Даниэлю.

— Вижу, лес пока выглядит целым, — хмыкнул он. — Эндри говорил, что, дай тебе волю, ты его весь в щепки порубишь.

Даниэль вздохнул. В голосе Мейзнера, несмотря на напускную шутливость, слышалось беспокойство. Он был младше всего на пару лет, но относился к Даниэлю с удивительным пиететом и считал его старшим и мудрым наставником. В начале их совместных странствий это особенно бросалось в глаза. Сейчас стало чуть менее заметным, но все равно проглядывалось.

Даниэль поспешил успокоить друга:

— Рахиль вовремя напомнила мне, что лес — неплохое прикрытие с северо-запада. Не стоит его лишаться.

Мейзнер вздохнул.

— Рахиль — мудрая женщина.

— Тебя послушать, так все у нас мудрые.

— Кроме Рана, Эрнста, и… — Мейзнер осекся.

Он хотел сказать про Жюскина, — поджав губы, подумал Даниэль.

— … и меня, — неловко окончил фразу Мейзнер. Глаза его отчего-то испуганно округлились. Даниэль нахмурился и обернулся, чтобы проследить за его взглядом. Объяснение не заставило себя ждать.