Ночной администратор - Джон Ле Карре

Впервые на их стол легла призрачная тень Джонатана. И хотя Гудхью не знал его лично, он достаточно пережил вместе с Берром, чтобы ощутить боль. От ярости он переменился в лице и продолжил на несколько более высокой ноте, чем обычно:

– Согласно принятым правилам комитета, каждое агентство, даже самое маленькое, – независимо в своей деятельности. И каждое агентство, даже самое крупное, обязано оказывать поддержку и помощь всем другим агентствам, уважая их права и свободы. Однако в случае с «Пиявкой» этот принцип подвергается непрерывному обстрелу со стороны Ривер-Хауз, который желает осуществлять полный контроль над операцией на том основании, что этого требуют их партнеры в Соединенных Штатах...

Неожиданно вмешался Даркер. Его сила была в отсутствии средних оборотов. Он мог угрожающе молчать. Он мог, в экстремальных случаях, изменять свою позицию, если битва была окончательно проиграна. И он мог атаковать, что он сейчас и сделал.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что этого требуют их партнеры в Соединенных Штатах? – зло перебил Даркер. – Контроль за «Пиявкой» был доверен братишкам. Они его осуществляют. А Ривер-Хауз нет. Почему так? Подобное с подобным, Рекс. Ведь это же твой педантичный закон. Ты ввел его. Вот теперь и живи согласно ему. Если братишки «ведут» «Пиявку» там, то, следовательно, Ривер-Хауз «ведет» ее здесь.

Нанеся удар, Даркер опять сел, ожидая нового случая ударить. Марджорэм тоже его ждал. И хотя Гудхью повел себя так, будто пропустил слова Даркера мимо ушей, они его больно задели. Он облизнул губы и взглянул на Мерридью в надежде, что старый приятель что-нибудь скажет. Но тот молчал. Гудхью возвратился к обвинениям, но допустил фатальную оплошность: он отошел от намеченного заранее плана и стал импровизировать.

– Но когда мы спрашиваем «чистую разведку», – продолжал Гудхью, выговаривая эти слова чересчур иронично, – зачем забирать операцию «Пиявка» у уголовной полиции, – он зло посмотрел вокруг и наткнулся на скучающую мину своего начальника, – то сталкиваемся с загадкой под названием «Флагманский корабль», операцией столь секретной и столь крупномасштабной, что она допускает любой акт вандализма. И это все называется геополитика. – Он вовсе не желал, чтобы его речь звучала столь риторически обкатанно, но уже был не в силах переменить тон. Как смеет Даркер так на него смотреть? И этот ухмыляющийся Марджорэм! О негодяи! – Это называется нормализация. Цепная реакция, которую сложно описать. Интересы, о которых нельзя говорить вслух. – Он почувствовал дрожь в голосе, но унять ее не мог. Гудхью вспомнил, что убеждал Берра не идти этой дорогой. Но сейчас он сам шел по ней. – Нам говорят о некой широкой картине, которую мы не можем увидеть из-за того, что слишком низко летаем. Иными словами, «чистая разведка» должна проглотить «Пиявку» и отправиться к дьяволу. – В глазах у Гудхью было темно, в ушах шумело, он ждал, когда уляжется дыхание.

– О'кей, Рекс, – сказал его начальник. – Это была хорошая речь. Приятно, что ты по-прежнему в форме. Теперь поговорим начистоту. Джеффри, ты прислал мне записку. Ты говоришь, что вся операция «Пиявка», как ее себе представляет уголовная полиция, – чистейшая галиматья. Почему?

Гудхью опрометчиво вмешался:

– Почему я не видел этой записки?

– «Флагманский корабль», – в мертвой тишине произнес Марджорэм. – Вы не входите в команду, Рекс.

Даркер дал более детальное объяснение, которое, однако, не только не принесло Гудхью облегчения, но еще больше его расстроило:

– «Флагманский корабль» – кодовое название американской части операции, Рекс. Они потребовали очень ограниченного доступа, как условия подключения нас к ней. Прости.

Говорил Даркер. Марджорэм протянул ему папку, Даркер открыл ее, послюнявил палец и перевернул страницу. Он умел верно выбрать момент, знал, когда внимание аудитории приковано к нему. Он мог бы стать плохим проповедником. У него были лоск, осанка и странно выпирающий крестец.

– Не возражаешь, Рекс, если я задам тебе несколько вопросов?

– Мне кажется, максима вашего ведомства гласит, что только ответы бывают опасными, Джеффри, – парировал Гудхью. Однако шутливый тон только подчеркнул его раздражение и растерянность.

– Является ли источником информации о военном грузе, следующем в Буэнавентуру, то же лицо, что сообщило Берру о наркотиках?

– Да.

– И что этот единственный информатор и «раскрутил» все дело: «Айронбрэнд» – наркотики в обмен на оружие – заключение сделки?

– Этот информатор мертв.

– В самом деле? – Даркер казался более заинтересованным, чем обеспокоенным. – То есть все это – Апостол, не так ли? Наркоюрист, который вел двойную игру, чтобы откупиться от тюрьмы?

– Я не привык так открыто обсуждать информаторов!

– Ну, я полагаю, если он мертвый или липовый или и то и другое, то это не возбраняется.

Последовала новая театральная пауза, во время которой Даркер изучал папку Марджорэма. У этих двух людей существовала особая близость друг с другом.

– Является ли информатор Берра тем, кто раскопал участие определенных британских финансистов в этой сделке? – спросил Даркер.

– Все это из одного источника, как и многое другое. Не считаю целесообразным далее обсуждать здесь информаторов Берра, – сказал Гудхью.

– Информаторов или информатора?

– Не провоцируйте меня.

– И этот информатор жив?

– Комментария не будет. Да, жив.

– Он или она?

– Ответа не будет. Министр, я возражаю.

– Таким образом, ты утверждаешь, что единственный информатор – они или она – сообщил Берру о сделке, о наркотиках, об оружии, о судах, об отмывании денег и об участии британских финансистов. Да?

– Ты упускаешь один момент – я подозреваю, намеренно, – что сведения, переданные живым информатором Берра, подтверждены многочисленными данными, полученными с помощью технических средств. Нам закрыли доступ ко многим материалам технической разведки. Я намерен также поднять этот вопрос.

– Под «нами» подразумевается уголовная полиция?

– В данном случае, да.

– Всегда существует проблема, насколько будет обеспечена секретность в таких вот маленьких агентствах, куда передаются перехваты.

– Полагаю, что именно их величина и позволяет обеспечить должную секретность. Это ведь не огромное подразделение с сомнительными связями!

Слово взял Марджорэм, но с таким же успехом мог продолжить и Даркер, ибо глаза Даркера по-прежнему не отрывались от Гудхью, а голос Марджорэма, хотя и такой вкрадчивый, имел все тот же обвинительный оттенок.

– Тем не менее были моменты, когда технические средства не давали никакой информации, – предположил Марджорэм, одаривая присутствующих обаятельной улыбкой. – Моменты, когда «говорил» только агент. Передавал вам сведения, которые практически невозможно было проверить. Мол, хотите верьте, хотите нет. И Берр верил, как и вы. Так?

– Поскольку вы лишили нас в последнее время вспомогательных источников, мы научились обходиться без них. Вообще, министр, информаторы, поставляющие нам оригинальную информацию, вполне рассчитывают на то, что она будет немедленно проверена.

– Все это звучит чересчур академично, в самом деле, – посетовал министр. – Можно обойтись без воды, Джеффри? Если я все это представлю наверху, то просто уморю секретаря правительства еще до того, как наступит время задавать вопросы.

Марджорэм согласно заулыбался, но ни на йоту не изменил своей тактики.

– Что ж, Рекс, это весьма мощный информатор, но, представляешь, если он водит вас за нос. Ну прости, она водит? Вдруг это все блеф, а мы обращаемся к премьер-министру. Мы ведь совершенно ничего о нем или о ней не знаем. Бесконечное доверие своему агенту хорошо в полевых условиях. Впрочем, Берр грешил этим еще в бытность сотрудником Ривер-Хауз. Нам приходилось держать его на поводке.

– То, что я знаю об информаторе, не вызывает у меня ни малейших сомнений, – ответил Гудхью, все больше загоняя себя в угол. – Информатор целиком предан нам и многим пожертвовал в личном плане ради своей страны. Я настаиваю, чтобы к нему или к ней прислушались и отнеслись с доверием и начали незамедлительно действовать.

Даркер взглянул сначала на лицо Гудхью, потом на его руки. И Гудхью, находившемуся в состоянии крайней подавленности, показалось, что его противнику страшно хочется выдернуть ему ногти.

– Что ж, беспристрастие налицо, – сказал Даркер, глядя на министра, чтобы убедиться, что тот обратил внимание на явную оплошность Гудхью. – Никогда не слышал такой убедительной декларации слепой любви. С тех самых пор, – тут он обернулся к Марджорэму, – как зовут того преступника, который сбежал? У него было столько имен, что сейчас я не вспомню, какое из них то самое.

– Пайн, – сказал Марджорэм. – Джонатан Пайн. Он уже несколько месяцев числится в международном розыске.