Противостояние.Том I - Стивен Кинг

Умерли не все. Раз остался один хиппи, значит, есть и другие. И все они, разумеется, насильники. Они изнасилуют ее. Рано или поздно они отыщут ее и изнасилуют.

Нынешним утром еще до рассвета она проползла на чердак, где в картонных коробках хранились вещи, оставшиеся от ее отца. Отец был моряком торгового судна. Он бросил мать Ирмы в конце 60-х — та сама все рассказала дочери, ничего не скрывая. Ее отец был животным; он напивался и жаждал ее изнасиловать. Они все одинаковы. Стоит тебе выйти замуж, как мужчина получит право насиловать тебя, когда ему только захочется. Даже днем. Мать Ирмы характеризовала уход своего мужа двумя словами — теми самыми, которые Ирма могла бы отнести к смерти почти всех — мужчин, женщин и детей на свете: «Невелика потеря».

В большинстве коробок не было ничего, кроме дешевых безделушек, купленных в заграничных портах: сувенир из Гонконга, сувенир из Сайгона, сувенир из Копенгагена. Был альбом с фотографиями; почти на всех был запечатлен ее отец на корабле, иногда улыбающийся прямо в объектив и обнимающий за плечи парочку своих дружков — таких же животных, как он сам. Что ж, возможно, та зараза, которую здесь называли «Капитан Скороход», настигла его там, куда он сбежал, где бы это ни было. Невелика потеря.

Но на чердаке стояла еще одна деревянная коробка с маленькими золочеными петельками, и в ней хранился пистолет 45-го калибра. Он лежал на красной бархатной подушечке, а в потайном отделении под бархатной подушечкой были патроны. Они все позеленели и будто заплесневели, но Ирма решила, что они сгодятся. Патроны делают из металла. Это вам не сыр и не молоко, чтобы портиться.

Стоя под чердачной паутиной, она зарядила пистолет и спустилась вниз, чтобы позавтракать за своим кухонным столом. Больше она не станет прятаться, словно мышка в норе. Теперь она вооружена. И пускай насильники пеняют на себя.

Днем она вышла на переднее крыльцо почитать книжку. Эта книга называлась «Дьявол жив и здравствует на планете Земля». Довольно жуткая и в то же время веселая вещица. И вполне соответствующая моменту. Неблагодарные грешники получили по заслугам, о чем и предупреждала книга. Они все исчезли. Кроме нескольких насильников-хиппи, а с ними она, пожалуй, сумеет справиться. Пистолет все время был при ней.

В два часа вернулся мужик со светлыми волосами. Он был так пьян, что еле держался на ногах. При виде Ирмы его лицо просветлело — наверняка от мысли: до чего же ему повезло, что он в конце концов отыскал хоть одну «телку».

— Эй, крошка! — заорал он. — Остались лишь ты да я!

Как же долго я… — Он осекся, и ужас затуманил его лицо, когда он увидел, что Ирма отложила книгу и подняла пистолет 45-го калибра. — Эй, послушай, убери эту штуку… Он… он заряжен? Эй!..

Ирма нажала на спуск. Пистолет разорвался, убив ее на месте. Невелика потеря.

Джордж Макдугалл жил в Ньяке, штат Нью-Йорк. Он преподавал математику в средней школе, специализируясь на работе с отстающими. Они с женой были ревностными католиками, и Харриетт Макдугалл родила ему одиннадцать детей — девятерых мальчиков и двух девочек. Итак, начиная с 22 июня, когда его девятилетний сын Джефф свалился с диагнозом «гриппозное воспаление легких», и до 29 июня, когда его шестнадцатилетняя дочь Патриция (о Господи, до чего же она была юная и такая трогательно-прекрасная!) умерла от того, что оставшиеся в живых уже называли «горловой заразой», на его глазах скончались двенадцать человек, которых он любил больше всего на свете, в то время как сам он оставался здоровым и чувствовал себя превосходно. Он, бывало, шутил в школе, что никак не может запомнить всех своих детей по именам, но зато очередность их смертей навсегда отпечаталась у него в памяти: Джефф — 22-го, Марти и Хелен — 23-го, его жена Харриетт, Билл, Джордж-младший, Роберт и Стэн — 24-го, Ричард — 25-го, Дэнни — 27-го, трехлетний Фрэнк — 28-го, и последняя — Пат, которой как раз перед самым концом, казалось, начало становиться лучше.

Джордж думал, что сойдет с ума.

Десять лет назад он по совету врача начал бегать трусцой. Он не играл ни в теннис, ни в гандбол, платил мальчишке (конечно, одному из своих собственных), чтобы тот косил лужайку возле дома, а когда Харриетт просила его купить хлеба, садился в машину и ехал до ближайшего магазинчика на углу их квартала. «Ты набираешь вес, — сказал доктор Уорнер. — Сидячий образ жизни. Вредно для сердца. Попробуй бегать трусцой».

Он купил спортивный костюм и стал бегать каждый вечер — сначала понемногу, а потом все дольше и дольше. Первое время он стеснялся, уверенный, что все соседи таращатся ему вслед и крутят пальцем у виска, но потом к нему подошли несколько мужчин, которым он до этого лишь махал рукой издали, когда они поливали свои лужайки, и спросили, можно ли им присоединиться к нему — наверное, группа привлекала их своей надежностью. К этому времени двое старших мальчиков Джорджа тоже примкнули к нему. Это превратилось в своего рода соседский клуб, и хотя членство в нем постоянно менялось — кто-то выбывал, кто-то появлялся, — клуб оставался клубом.

Теперь, когда все умерли, он по-прежнему продолжал бегать. Каждый день. Часами. Только когда он бежал трусцой, сосредоточившись исключительно на мягком шарканье своих кроссовок по тротуару, взмахах рук и ровных, хрипловатых вдохах-выдохах, он переставал испытывать жуткое чувство подступающего безумия. Покончить с собой он не мог, поскольку, будучи ревностным католиком, знал, что самоубийство — смертный грех и Господь спас его не просто так, а для чего-то, поэтому он бегал. Вчера он бегал почти шесть часов, пока совершенно не выбился из сил и его едва не стошнило от усталости. Ему был пятьдесят один год — уже далеко не юношеский возраст, и, вероятно, такая нагрузка не шла ему на пользу, но в другом, гораздо более важном смысле это была единственная вещь, которая приносила хоть какое-то облегчение.

Вот и сегодня утром он поднялся с первыми лучами солнца после почти бессонной ночи (в голове вертелась одна и та же бесконечная мысль: Джефф-Мартн-Хелен-Харрнетт-Билл-Джордж-младший-Роберт-Стэнли-Ричард-Дэнни-Фрэнк-Патти-а-я-то-думал-она-идет-на-поправку) и надел свой спортивный костюм. Он вышел из дома и принялся бегать вверх и вниз по пустынным улочкам Ньяка; иногда его нога крошили битое стекло, один раз они в прыжке перелетели через валявшийся на мостовой разбитый телевизор и понесли его дальше, мимо витрин с закрытыми жалюзями, мимо остатков жуткой аварии, где сразу три машины столкнулись на перекрестке Главной улицы, мимо…

Сначала он бежал трусцой, но потом, чтобы оставить позади все мысли, ему пришлось бежать все быстрее и быстрее. Он перешел на рысь, потом на легкий галоп и, наконец, пустился во весь опор — пятидесятилетний человек с седыми волосами, в сером спортивном костюме и белых кроссовках мчался по пустынным улочкам так, словно за ним гнались все черти из преисподней. В четверть двенадцатого с ним случился обширный инфаркт миокарда, и он рухнул замертво на углу Дубовой и Сосновой аллей, возле пожарного крана. На лице его застыло выражение, очень похожее на благодарность.

Миссис Эйлин Драммонд из Кльюистона, штат Флорида, жутко накачалась мятным ликером «Де-Кайпер» днем 2 июля. Она хотела напиться, потому что, опьянев, перестала бы думать о своей семье, а единственным видом алкоголя, который она выносила, был мятный ликер. Накануне она нашла в своей комнате среди старых вещей, принадлежавших ей, когда она была еще шестнадцатилетней девчонкой, пакетик марихуаны и успешно одурманилась, но в состоянии дурмана все показалось еще хуже. Она просидела весь день в гостиной в трансе, обливаясь слезами над фотографиями из семейного альбома.

А сегодня днем она выпила целую бутылку мятного ликера, и ей стало плохо; она проблевалась в ванной, а потом легла в постель, закурила сигарету, заснула и спалила весь дом дотла, и больше ей уже никогда не пришлось думать обо всем этом. Поднялся ветер, и в результате вместе с ее домом выгорел почти весь Кльюистон. Невелика потеря.

Артур Стимсон жил в Рено, штат Невада. Днем 29-го, искупавшись в озере Тахо, он наступил на ржавый гвоздь. Началась гангрена. Он определил ее по запаху и попытался ампутировать себе ступню. Потерял сознание и умер от шока и потери крови в холле казино Тоби Харраха, где он пытался себя прооперировать.

В Суоннвилле, штат Мэн, десятилетняя девчушка по имени Кандайси Моран свалилась со своего велосипеда и скончалась от черепной травмы.

Милтона Краслоу, владельца ранчо в округе Хардинг, штат Нью-Мексико, укусила гремучая змея, и он умер полчаса спустя.

В Миллтауне, штат Кентукки, Джуди Хортон была вполне довольна ходом событий. Джуди было семнадцать лет, и она была хорошенькой. Два года назад она совершила две серьезные ошибки: позволила себе забеременеть и позволила своим родителям уговорить себя выйти замуж за паренька, виновного в этом, студента-очкарика технического факультета университета штата. В пятнадцать лет ей просто польстило приглашение на свидание от студента (пускай всего лишь первокурсника), и, хоть убей, не могла припомнить, почему разрешила Вальдо (до чего же дурацкое имя — Вальдо Хортон) проделать «все до конца». И если уж ей суждено было залететь, почему случилось так, что именно от него? Джуди точно так же разрешала проделывать «все до конца» Стиву Филлипсу и Марку Коллинзу; они оба играли в школьной футбольной команде Миллтауна (точнее, за «Мидлтаунских Пум» — «А ну веселей, за бело-голубых поболей!»), а она была активной болельщицей. Если бы не этот вонючий козел Вальдо Хортон, она с легкостью бы стала заводилой болельщиков уже в восьмом классе. А кроме того, из Стива или Марка получились бы куда более подходящие мужья — у обоих были широкие плечи, а у Марка — еще и потрясные светлые волосы до плеч. Но так уж вышло, что подвернулся Вальдо, и не на кого было грешить, кроме Вальдо, стоило лишь заглянуть в календарь и посчитать числа. А когда родился ребенок, стало ясно, что можно было обойтись и без этого. Он был точной его копией. Придурок.