Страдание - Лорел Гамильтон

— Какого черта ты лыбишься, Блейк? — заорал он.

Тому, что я сделала после, у меня не было оправдания; я сознательно двинулась на Рикмана. Я его не ударила; и даже руки держала при себе, так что мы едва касались друг друга бронежилетами под рубашками, но я понимала насилие и мужчин. Все началось с этого крохотного движения. Я прикоснулась к нависавшему надо мной мужчине, выплевывавшему свой гнев мне прямо в лицо; легчайшее прикосновение может привести к применению физической силы. Большинство женщин не понимают тех правил, что большинство мужских драк похожи на собачьи бои и начинаются со словесной перепалки и невербальных жестов, а потом одно легкое прикосновение проносится через переполненное адреналином тело как острый, почти болезненный разряд тока. Судя по его телу, его гневу, я словно его ударила.

Мы стояли слишком близко, чтобы Рикман мог размахнуться, так что он просто толкнул меня достаточно сильно, чтобы я от него отшатнулась. Я раздумывала нарочито упасть, но слишком долго решалась и упустила момент, при котором обидчиком бы оказался он, но когда кто-то настолько зол, шансы следуют один за другим.

— Дерешься как баба, — сказала я.

Рикман замахнулся и не важно насколько казался глуп, он был копом, и прослужил достаточно долго, чтобы дослужиться до детектива, а значит и драться умел. Я все еще была достаточно быстра и хороша, чтобы блокировать удар, но так же, я была достаточно быстра и хороша, чтобы его принять. Мне нужно было показать Рикману, кто он.

Удар с кулака пришелся мне прямо в скулу, и я грохнулась. Рикман был обычным человеком, но ростом выше ста восьмидесяти сантиметров, и к тому же был копом; а они знали как бить, потому что иногда их жизнь зависела от того, могли ли они уложить противника и удерживать его в таком положении. Я грохнулась задницей на пол, а в голове от удара стоял звон. Я поднялась до того как прояснилось в голове, потому что одно из правил в драке — ты как можно скорее должен подняться на ноги. Единственное, что я могла сделать с пола, это ударом вывихнуть ему колено. Но я хотела не только обездвижить его, поэтому поднялась с пола уже с поднятыми руками, приняв стойку, распределив вес и успокоившись, балансируя на носочках, так, чтобы было удобно передвигаться.

Рикман оказался проворнее, чем казался, потому что в мою сторону уже летел второй кулак. На этот раз я блокировала удар предплечьем, а другой рукой нанесла удар в бок. Я развернулась на ногах, вкладывая весь свой вес в удар и сжимая кулак под конец, как вы обычно делаете, когда тащите тяжелые сумки. Я выполнила прием, как тому училась, но прошло много лет с тех пор, как я дралась с обычными людьми. Рикман ударил меня в полную силу, и я не осталась в долгу, но забыла, что сильнее любого человека моей комплекции и пола. Я забыла, что ношу несколько штаммов ликантропии и метафизически связана с вампирами. Я просто ударила его и забыла обо всем, кроме как вложить в удар всю свою силу.

Я почувствовала, как поддались ребра, услышала тихий хруст, как будто что-то сломалось, и знала, что сломалось не у меня. Потом между нами выстроилась стена из мужчин в униформе, растаскивая нас в разные стороны.

Я ожидала, что Рикман начнет меня проклинать, но сквозь толпу не доносилось ни звука. Я заметила знакомое лицо среди оттаскивающих меня мужчин; офицер Буш держал меня за плечо и пытался разделить свое внимание между мной и человеком за ним. Правую сторону его лица украшал впечатляющий синячище. Его я вырубила, когда вампир промывал ему мозги. На мгновение меня так резко окатило волной сожаления, что сбилось дыхание, потому что в голове возникли те нелепые мысли, что всегда появляются от чувства вины. «Почему я не попыталась вырубить Арэса?» Ответ: Как только он начал перекидываться, эта хрень уже не сработает. На самом деле, все может стать только хуже, потому что вы можете вырубить человека, и зверь получит больше контроля. Разумом я это понимала, но сожаления с разумом не связаны, они связаны с эмоциями, а в эмоциях нет никакой логики.

Я стояла в маленьком пузыре изоляции, хотя Буш и остальные держали меня, оттесняя назад, как будто я пыталась вырваться. Я не предпринимала попыток добраться до Рикмана. Драка была закончена, насколько можно судить. Она началась только из-за того, что я поддалась эмоциям после потери Арэса. Дерьмо, я же не до такой степени глупая.

Буш усмехнулся, глядя на меня сверху вниз:

— У вас чертовски неплохой удар, маршал Блейк.

— Эй, вас всех зачаровал вампир, я должна была что-то сделать.

— Я не про себя, — сказал он, — про детектива. Говорят, вы сломали ему ребро.

— Всего лишь подвижное ребро, — ответила я. — Они ломаются легче, чем те, что выше.

— Как ваша рука, маршал? — осведомился офицер в штатском с головой, полной непослушных черных волос.

Я согнула правую руку и ничего не заболело:

— В порядке.

Он улыбнулся, сверкнув ямочкой на одной стороне симпатичного рта. Глаза у него были приятные, насыщенно-карие, не слишком темные, не слишком бледные.

— И все же вам следует приложить лед к лицу.

Было больно, когда Рикман меня ударил, но ушибленное место не беспокоило, пока о нем не напомнил новый детектив. Если учесть мои восстановительные способности, тот факт, что лицо у меня болело, означал, что Рикман намеревался серьезно меня покалечить. Теперь я уже не чувствовала себя такой виноватой из-за истории с ребром.

— Я МакАллистер, детектив Роберт МакАллистер; но друзья зовут меня Бобби.

Хотелось спросить «а мы друзья?», но подобные вопросы обычно воспринимаются как флирт или враждебность, поэтому просто ответила:

— Рада познакомиться, детектив, Бобби. Я Анита. — Я сказала это на автомате, сосредоточив все внимание на маячившей за грудью Буша и МакАллистера толпе. Я чувствовала себя отстраненно, как будто плавала где-то там. Что б всех, у меня шок. «Как я могла впасть в шоковое состояние после такой незначительной потасовки?»

Дев оказался рядом со мной. Он прикоснулся к моему лицу и осторожно повернул его к себе, чтобы осмотреть ушиб:

— Если продолжишь приказывать нам не вмешиваться, другие телохранители начнут над нами смеяться.

Я улыбнулась на это, чего он, видимо, и добивался:

— Буду иметь это в виду.

Никки встал рядом с нами:

— Ты только что из больницы.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него. Сквозь каскад волос на его лице, я могла видеть только привычно строгие черты, но поняла, что приказала ему не вмешиваться не смотря ни на что. Был ли Никки вынужден смотреть, как кто-то калечит меня, пытается убить, и не иметь возможности мне помочь только потому, что я отдала ему прямой приказ? Я не была уверена, и мне следовало об этом подумать прежде, чем говорить.