Изабелла Прекрасная - Маргарет Барнс

Изабелла придвинула к себе зеркало. Где бы она ни была, зеркало всегда находилось неподалеку. Изабелла поставила его так, чтобы на него падал свет свечи, и внимательно вглядывалась в свое отражение.

«Я все еще красива… но лицо стало каким-то напряженным и жестоким. Маргарита едва бы меня сейчас узнала…» — призналась себе Изабелла. Ей стало жаль ту веселую, добрую девушку, о которой она вспоминала с такой ностальгией, когда оставалась одна.

«Увы, заботы и дела непременно оставляют неуловимый след на лице, если даже они не записаны в реестровые книги».

Открылась дверь, и вошел Фоунтен. Он почтительно поклонился Изабелле, в его длинных руках была кипа скучных книг в кожаных переплетах.

«Ну, хорошо, — подумала она, — у меня много грехов, но никто не сможет обвинить меня в лени».

С той поры как она стала принимать участие в управлении страной, ей приходилось думать сразу о тысяче вещей. Она легко теперь понимала, как должен был ненавидеть все это Эдуард, который всему предпочитал развлечения и удовольствия. И еще были дела, о которых знали только она и Мортимер.

— Фоунтен, расписки в другой реестровой книге, в той, которую мы запираем? Там точно записано, сколько мы потратили фламандского приданого… Вы никогда не оставляли ту книгу незапертой?

— Ваше Высочество, в книге записи сделаны только моей рукой. Мадам, вот ключ от нее.

— Спасибо вам за предосторожность, друг мой!

Изабелла вздохнула с облегчением и положила ключ себе за пазуху. Теперь она могла заняться более простыми и несекретными делами.

— Так, с чего мы начнем сегодня?

Длинными тонкими пальцами он переворачивал листы реестровой книги. Он поставил свечу в золотом подсвечнике так, чтобы она освещала листы, где были записи, сделанные его аккуратным почерком.

— Здесь начало октября, мадам! Вот расписки, присланные управителем милорда Беркли. Мне кажется, что он честный и аккуратный человек.

— Нам обязательно начинать с них? — спросила она, сразу поняв, с чем связаны те записи и расходы.

— Если для Вашего Высочества все это огорчительно…

Однако Изабелла уже справилась со своей слабостью и начала тщательно проверять каждую запись. Как и говорил Фоунтен, управитель Беркли был деловым человеком. Он смог свести к нескольким коротким фразам трагедию смерти короля.

— Заплачено Бокеру, Эфиверу — за охрану тела короля за три месяца, прислано из Вестминстера, — прочитала вслух Изабелла.

— Плата слугам милорда Беркли за такие же услуги. Плата плотнику Беркли за то, что он «изготовил загородки, чтобы сдерживать толпу». И вот еще — «за починку вышеупомянутых загородок». Неужели было так много людей, Фоунтен?

— Когда Гдаунвилль встретился со мной в Йорке, он говорил, что они приходили издалека — даже из Оксфорда и Карнаварона.

Изабелла почувствовала, как ее желудок скрутило жестокой судорогой, но все равно продолжала обсуждать все детали и подробности.

— Передано священнику в качестве пожертвования для церкви в Беркли. Лучшему свечнику Глочестера за то, что он изготовил восковую фигуру умершего короля… — голос у Изабеллы задрожал, — чтобы нести ее перед погребальной каретой, — 40 шиллингов. За позолоченную корону для восковой фигуры…

Изабелла припомнила, что в то время она пыталась представлять себе низвергнутого короля в Беркли сидящим у пылающего камина с книгой или лютней на коленях.

Ей так не хотелось вместо этого видеть нечто неживое, словно бы из воска, облаченное в пурпурные одежды, молча лежащее на задрапированном черном возвышении, и вокруг него огни, резные ангелы и геральдические знаки Плантагенетов. Неживое, ростом и чертами похожее на Эдуарда, но без его приятного голоса и гибких движений, без его грации. Изабелла поспешила перейти к следующему параграфу:

— «Оплата поездки управителя сэра Томаса Беркли в Йорк. Оплата путешествия женщины Друсциллы из Беркли».

— Боже ты мой! — воскликнула Изабелла, нервы ее не выдержали напряжения. — Мы что, должны платить и за его удовольствие?!

Ее управитель не ответил, и она внимательно посмотрела на него.

— Это не такая женщина, мадам, — медленно и неохотно пояснил он ей.

— Тогда родственница, которая захотела прокатиться за мой счет?

Изабелла не была скупой с людьми, которые прислуживали ей, и в обычное время даже не стала бы обращать внимания на такие мелочи. Но ей уж слишком много довелось страдать, и она была раздражена! Фоунтен показал ей следующую строчку, ниже той, на которой застыл ее палец. Там она увидела запись, короткую и без всякого объяснения о том, что умерший король был бальзамирован.

— Это она делала бальзамирование, — объяснил Фоунтен.

— Женщина? — переспросила Изабелла. Руки ее соскользнули с реестровой книги, которая рассказала ей так много… Она откинулась в кресле и изумленно уставилась на Фоунтена.

— Мне говорили, что не могли найти врача.

— Во всем Глочестере, Херфорде и Ворчестере?

— По словам Глаунвилля, сэр Томас Гурни приказал, чтобы все было сделано как можно скорее.

— Вот этому я верю! — голос королевы был низким от ярости.

Она так резко отшвырнула кресло, что рог с чернилами опрокинулся и посадил огромное темное пятно на скатерть.

— Где эта женщина? Отыскать ее! Послать за ней! — грозно потребовала Изабелла.

— Мадам, нет ничего проще, — ответил ей Фоунтен, вскакивая, чтобы спасти бесценные бумаги от чернил. — Она здесь.

— Здесь, в Ноттингеме?

— Наверно, она приехала за нами из Йорка после возвращения Глаунвилля. Днем, когда я ехал сюда из города, она потянула меня за рукав и сказала, что должна поговорить с Вашим Высочеством, и умоляла, чтобы ее пустили в замок.

— И вы, наверно, заявили ей, что это невозможно, и отослали прочь? Немедленно найдите ее, если даже вам придется перебудить всех в городе и стащить с постелей. Нет, оставьте книги и чернила и приведите ее сюда, даже если будет очень поздно. Фоунтен! Никому ни слова, что я хочу ее видеть.

Женщина не могла уйти далеко, но уже догорали угли в очаге, когда Фоунтен привел ее и сам удалился.

Несмотря на свое нетерпение, Изабелла глубоко задумалась, так что даже не почувствовала, как у нее онемели руки и ноги. Она не слышала, как открылась и снова закрылась тяжелая дубовая дверь. Но когда она подняла голову, женщина стояла перед ней. Небольшого роста, крупная, с седыми волосами. Очень умные, живые глаза. Конечно, она не могла быть возлюбленной Глаунвилля, которую он взял с собой, чтобы ему было повеселее во время путешествия. Она могла быть женой вполне обеспеченного торговца.