О том, что видел: Воспоминания. Письма - Николай Чуковский

Я получил отдельную комнату, но шумную. Рядом какие-то моряки режутся в домино, зверски стуча по столу костяшками.

Напиши мне подробно о твоем романе. Вышли ли уже первые главы? Какова реакция читателей? Получил ли ты деньги за этот роман от Детиздата?

Выиграл ли кино-процесс?

Нравится ли тебе фильм Арнштама «Друзья»? Говорят, фильм так себе, ординарный. Лёля всегда говорит об искусстве лучше, чем делает его: рассказывал он об этом фильме обаятельно.

Что Боб? Скажи Марине, что я свято храню ее тайну, но оказывается, мама знает больше, чем мы трое.

Помнит ли еще Гулька «Антропку» и «дилижанс как арбуз», или эти цитаты сменились новыми? Какими?

Соблюдает ли Татка порядок на своей книжной полке? Что сделала она с английской книгой о ботанических бульбах? Удалось ли устроить ее в Ботанический сад? Взяла ли она под свое покровительство Люшеньку?

Здесь был Тарле[511]. Мы беседовали с ним часами. Сверкающий человек. Может говорить о чем угодно — об Австрии, о Немировиче-Данченко[512], об Илюшке Василевском[513], об очередях, о французах — десятки анекдотов, вызывающих хохот.

Мы с мамой попросили его осветить нам современные события, и он прочитал нам замечательную лекцию о Даладье[514], Гитлере[515], Чемберлене[516] и прочих бандитах. Жаль, что слушателями были только мы двое.

Сегодня 10/X маме значительно лучше, она повеселела, ей назначили нарзанные ванны, и мне кажется, что она выкарабкивается из своей болезни.

Как обстоит дело с «Хижиной дяди Тома»?

Очень хочется в Ленинград. О Москве думаю с тошнотой.

Ну, всего.

К. Ч.

Сейчас получил от Займовского[517] такое письмо: «Сегодня я узнал, что выходит скоро Мюнхаузен — переиздание того, что было выпущено под Вашей редакцией во „Всем. Лит.“ в 1923[518].

Редакция Ваша остается, разумеется, но перевод-то ведь мой. Это почти дословная перепечатка части рассказов из моего перевода Распе[519] в издании „Пользы“[520]. Я думаю, Вы вряд ли имеете что-нибудь против того, чтобы это было восстановлено и гонорар, причитающийся мне, был выплачен».

Что посоветуешь ты ответить этому нахалу?

18 ноября 1938 г. Ленинград

Милый папа!

Не писал тебе, потому что не знал твоего адреса. А вот отчего ни ты, ни мама ничего мне не написали?

Как мамино здоровье? Ее падение с моста очень нас всех напугало. Поправилась ли она? Непременно напиши мне об этом подробно и сразу же.

Какие у вас житейские планы? Где вы собираетесь провести зиму? Как с квартирой в Москве? Можно ли зимовать в Переделкине? Когда собираетесь в Ленинград?

Я живу суматошливо и по уши занят делами, которые мне совсем не нужны. Два раза смотался в Москву из-за плана Ленгослитиздата, в котором нет ни одной моей строчки. «Хижину дяди Тома» мы с Маринкой благополучно кончили и отослали Домбровской[521]. Маринка перевела 31 главу, я последних 13. Они не только не прислали мне денег (ведь у меня договор отдельный от тебя), но даже не известили, что рукопись получена. Андреев (директор) и Эйхлер обещали мне сразу по получении рукописи «Хижины дяди Тома» выслать мне договор на роман Вальтер Скотта[522], чтобы я мог приняться за работу без простоя. И не выслали. А мне не хочется ничего нового своего писать, хочу переводить.

В Москве я видел Ал. Н. Тихонова, который обещал дать мне переводить для Гослитиздата «Черную стрелу» Стивенсона[523]. Я напомнил ему письмом, но он даже не ответил. Спроси его, если с ним встретишься. Спроси также и Эйхлера, почему он мне не ответил на письмо.

«Ярославль» мой в Ленгослитиздате печатается. Отношение к нему пока хорошее. «Кн. угла» (2-ое изд.) начали уже поступать чистые листы.

Тем временем, неизвестно для чего, я перевел «Улялюм» Эдгара По[524]. Посылаю тебе. Перевод точен, и по ритму, и по смыслу, и по характеру рифм. Только вымышленные географические названия заменил другими. Прочти его и напиши мне, что ты о нем думаешь.

Очень жду от тебя письма.

Маринка шлет вам привет.

Дети наши болели ангиной, но теперь оба здоровы. Квартиру нашу мы перестроили — выкроили из кухни новую комнату (без окна). Этот ремонт сил у нас отнял массу, но зато теперь хорошо.

Коля.

18 ноября 1938.

Пожалуйста, если тебе не трудно, узнай у Эйхлера, почему он не высылает мне договор на Вальтер Скотта, как было условлено.

Не говори в Детиздате, сколько перевела Марина и сколько я, а то они начнут зря придираться.

20 ноября 1938 г. Москва[525]

Милый Коля. Раньше всего о твоем переводе. Колорит передан очень хорошо, хотя, конечно, нет этой тревоги и загадочности, проникающей каждое слово. Словарь выдержан не всюду:

«целовал ее звонко»

это Некрасов, а не Эдгар По. «Сестрёнка» — тоже тривиально и жанрово. Дико называть Психею, волочащую крылья по камням — сестрёнкой. Это все равно, что Прометея назвать: «братишечка».

В ритмическом отношении меня не удовлетворяет строка: «Бегущий со скал горы Леи». — Очень сбивчивый амфибрахий, получается «скалгоры» или «горылеи».

Возражаю я также против: «Разговор наш был грустный и серый», но не очень. Пожалуй, это может остаться, но все же здесь есть оттенок тривиальности: «у нас был серый разговор», «была такая серая скука» и проч. Вообще crisped and sere это изысканно, а «грустны и серы» — тривиально.

Больше всего мне понравились строфы:

«Еще плотен был мрак уходящий»,

«Я сказал горячей, чем Диана»,

«Я ответил: — Нас манит сиянье»

и

«Стал я сразу печальный и серый».

Эти строфы показывают в тебе силача и безупречного мастера. Я уверен, что перевод Бальмонта и в подметки твоему не годится.

Итак: перевод отличный, но над ним надо еще поработать.

Сообщаю тебе то, что знаю о твоих делах в Детиздате. «Хижина» получена. Через несколько дней я принимаюсь за ее редактуру. Редактор уже читал ее. Она ему страшно понравилась. Он говорит, что сокращения сделаны очень умело и что перевод превосходен (по общему впечатлению, если не вникать в детали).

Денег тебе не прислали потому, что денег нет. Детиздат, не выпускающий никакой продукции из-за отсутствия бумаги, ниоткуда не получает денег — и еле-еле платит жалованье. Через месяц положение изменится.

Отчего вылетели из Правления Слонимский и Лавренев[526]?

Я сижу по уши в Шевченко. Редактирую однотомник для Детиздата[527]. Мне очень хорошо перевели его вещи Исаковский, Твардовский, Благинина, Звягинцева. Хуже: Ушаков и М. Светлов. Еще хуже: Браун и Комиссарова. Но, в общем, работа очень интересная.

О маме ты уже знаешь. Она писала Марине подробно[528].

Эйхлер потому не отвечает тебе, что его нет в Москве. Он уехал за город писать статью о Шевченко, так как нас подвел проф. Белецкий[529]. Обещал сдать к 1-му ноября, и не сдал.

Генрих уехал — и пишет вовсю. Что из этого выйдет, не знаю. Скажу тебе по секрету, что он взялся кое-что переводить из Шевченко и, к моему изумлению, получился бред. Не то чтобы отдельные слова были поставлены ошибочно, а — нет ни ритмов, ни рифм, антилитературная белиберда. В этом что-то патологическое: ведь он по-своему любит поэзию и кажется понимающим, но я уверен, что Гулька перевел бы лучше. Целую Марину и внуков.

Теперь когда у Марины есть отдельная комната, не сомневаюсь, что она еще что-нибудь переведет — и что, в конце концов, из нее выйдет маститая переводчица, вроде Шишмаревой[530].

Твой.

24 ноября 1938 г. Ленинград

Милый папа.

Гулька научился немного читать и понял, что у каждой книги есть заглавие. Поэтому он стал сочинять сказки с заглавия… Вчера он мне рассказал сказку, которая называлась: «Поросята, Чуковский и мертвецы».

«Улялюм» я переделал по твоим указаниям. Нет больше ни горылеи, ни звонко, ни сестренки. Вот как теперь звучит наиболее исправленная строфа:

Целовал я ее, утешая,Разогнал темноту ее дум,Победил темноту ее дум.Так дошли мы до самого края,Видим: склеп, молчалив и угрюм,Вход в него молчалив и угрюм.— «Что за надпись, сестра дорогая,Здесь, на склепе?» — спросил я, угрюм.Та в ответ: — «Утялюм… Улялюм…Вот могила твоей Улялюм».

Перенеси эти исправления на свой экземпляр. Мой перевод далек от совершенства, но в сравнении с бальмонтовским[531] он гениален. У Бальмонта только по одной паре каждой рифмы, а целый ряд строк оставлен совсем без рифмы. Смысла же в его переводе доискаться невозможно.

Как «Хижина»? Ты уже над ней работаешь? А я томлюсь от безделья, потому что Детиздат не высылает мне договор на Вальтер Скотта. У нас был уговор: чуть я пришлю «Хижину», мне вышлют договор на Вальтер Скотта. Это подтвердили Домбровская, Эйхлер, Сысоев[532] и два Андреева[533]. «Хижину» я представил давно, день идет за днем, а договора нет. Позвони Андрееву-редактору. Поторопи его, узнай, в чем дело. М.б., они не высылают, потому что у них денег нет? Так деньги они вышлют потом, когда будут, сейчас мне не деньги нужны, а договор. Без договора я не могу приступить к работе, потому что у меня нет гарантии, что они потом не передумают.