Пещера мечты. Пещера судьбы - Владимир Мальцев

Так что дикобразьи гнезда, хорошо опознаваемые по старым иголкам и свежим туалетам возле входов, свидетельствуют о наличии пещеры, но не входа в нее. Вход, скорее всего, обнаружится совсем в другом месте, причем как правило — будет выкопан. Впрочем, еще вероятнее он так и не будет найден совсем. Известен всего один случай, когда раскопка норы непосредственно привела в пещеру — Таш-Юрак. И один, когда это потенциально возможно — Дальняя.

Кугитанг — сложнейшее место для поиска новых пещер, и объясняется это главным образом тем, что карстовый процесс, создавший пещеры, очень древний и полностью потерял всякую связь с карстовым процессом на поверхности. В Крыму, на Кавказе, на Урале — словом, везде, где есть пещеры, они связаны своими водотоками с водотоками поверхности. Если есть воронка, в ней обычен вход. Если есть источник — вход тоже весьма вероятен. Само присутствие крупной пещеры, равно как и чуть ли не половина ее структуры, всегда легко читаются по распространению водопоглощающих воронок.

На Кугитанге кое-чего из перечисленного просто нет, а остальное ведет себя так и просто наоборот. Воронки отсутствуют полностью — вся эта часть просто уничтожена возникшими существенно позже пещер гигантскими каньонами. Пещеры не разгружаются в каньоны, а находятся ниже их русел и забирают из них воду. Безо всяких воронок, просто через щели. В процессе горообразования (пещеры на Кугитанге даже старше самих гор) известняк подвергся таким изменениям, что обычный карстовый процесс без участия сильных кислот их просто не берет, а кислоты нарабатываются уже только в пещерах. Обычные источники, расположенные у подножия хребта (Чинджирский, Аб-Даринский), тоже вывернуты наизнанку. В них выходит вовсе не вода пещер, а снеговая вода, поглощенная в верхней части хребта большими тектоническими разломами и прошедшая до подножия хребта вдоль этих разломов по трещинам под большим напором. Часть этой воды забирается у разломов соседними пещерами, поэтому возникает парадокс — чем крупнее источник у «оголовка» разлома, тем меньших размеров пещеру следует ожидать в непосредственной близости от этого разлома. Вода же, забранная пещерой у разлома и у каньонов, появится только в подгорных провалах. Подчас на расстоянии километров от «ограбленного» источника.

Добавим крайнюю техническую сложность поиска, когда приходится скакать вверх-вниз по совершенно отвесным стенам каньонов до нескольких сот метров глубиной и по уступам в руслах каньонов, тоже подчас достигающим сотни метров. Например, расположенный в самой посещаемой части Кугитанга каньон Булак-Дара не опоискован совсем. При расстоянии от его верховьев до «устья» всего пятнадцать километров, длина по руслу составляет свыше пятидесяти, к тому же вдоль русла имеется несколько десятков уступов, совершенно непроходимых без снаряжения. А спусков в каньон на всем его протяжении — всего четыре. Во всех остальных местах — отвесные стены высотой от ста до четырехсот метров. Причем в середине семидесятых годов, до начала развития спелеологии на Кугитанге, путь от равнины до середины Булак-Дары был — несколько новых уступов, отрезавших всю среднюю часть, появились буквально у всех на глазах в результате мощного дождя: подмытые и рухнувшие со стен глыбы заклинились между стен вблизи дна и стали препятствием для глыб поменьше и гальки, несомых по каньону селевым потоком. Один час — и готов водопад шестидесяти метров высотой, да еще и с нависающим козырьком.

Еще одно осложняющее обстоятельство — практическая невозможность получения реальной помощи в поиске со стороны местного населения. На том же Кавказе любой охотник или пастух немедленно покажет все подозрительные дыры в пределах своих угодий. В средней Азии, причем не только в Туркмении — нет. И не по злой воле. Наоборот, местное население чрезвычайно добродушно, гостеприимно, и готово оказать любую посильную помощь, но пещер они не знают. Горы в Средней Азии по сравнению с тем же Кавказом не в пример серьезнее и опаснее, а потому — местный охотник гор боится. Охотник или пастух, прокладывающий новую тропу — явление чрезвычайно редкое. Таких знают по именам далеко за пределами своего кишлака и помнят столетиями. А все остальные никогда не сойдут с известной тропы, даже будь она заведомо сложнее, чем соседний путь по «целине». Возможно, здесь больше даже не страха, а уважения к чужому труду. Тропа — творение человека, точно так же, как сложенный около родничка очаг и положенный рядом с ним кумган.[32] В горах почтение к таким пусть и минимальным следам человеческой деятельности необычайно велико. В любом случае плодотворное сотрудничество с охотниками — вещь чрезвычайно редкая, и потому, при удаче особо ценная.

И, пожалуй, самое главное «отягчающее обстоятельство» — наличие огромных, красивых и не до конца исследованных пещер системы Кап-Кутан. Неудачный поиск, а другим он как правило и не бывает, уже через пару дней вызывает желание его бросить и перебазироваться в какую-нибудь из главных пещер. В частности именно поэтому — чтобы иметь возможность быстро перебазироваться — свыше девяноста пяти процентов всех поисковых выходов производятся на территории водосбора системы Кап-Кутан, уже осмотренной не раз, не два, и не три. Другие пещерные системы Кугитанга, а их более двадцати, причем в трех из них уже есть небольшие исследованные фрагменты, так до сих пор и ждут своей очереди.

По всем этим причинам поиск новых пещер на Кугитанге чрезвычайно редко бывает успешным. Забавно, но даже когда вокруг Кугитанга уже возник спелеологический бум, в 1983 году, экспедиция из Челябинска, работавшая на соседнем хребте Байсунтау и организовавшая трехдневную поисковку на Кугитанге, отметила в своем отчете, что на Кугитанге пещер нет и быть не может за полным отсутствием карста. Это, конечно, крайний случай. Но — до сих пор нахождение новой пещеры на поисковом рейде является скорее исключением, чем правилом. И тем самым поисковые выходы и экспедиции устраиваются скорее как дань традиции, чем в серьезной надежде что-либо найти. Но в то же время поисковые операции бывают интересны до чрезвычайности. А еще — те из них, которые проводятся все-таки за пределами системы Кап-Кутан, часто оставляют небольшие, но многообещающие пещеры, как правило никем и никогда по второму разу не посещаемые и постепенно уходящие в забвение.

Между прочим, последний тезис имеет вполне глобальный смысл во всей спелеологии, а в Кугитангской — вдвойне. Практически каждая вторая «новая» пещера когда-то и кем-то уже была найдена и затупикована, и только спустя годы пала под свежим взглядом новых людей. Если под землей мы имеем дело со сплошной terra incognita, то сам вход в пещеру все-таки относится к миру подлунному, в котором нехоженных мест уже столетия, как более или менее нет. Многие пещеры, серьезное исследование которых началось сравнительно недавно, уходят своей известностью во тьму веков. Я даже не имею в виду просто известность пещер как курьезных больших дыр. Хашм-Ойик был известен еще более полутора тысяч лет назад именно как грандиозный подземный лабиринт с чудом природы — гипсовыми люстрами, о чем даже было написано в своеобразной естественнонаучной энциклопедии своего времени — монументальном труде Диодора Сицилийского «Историческая Библиотека». И — прочно забыт на эти полторы тысячи лет.