Смерть под старой ивой - Николай Иванович Леонов

– Вот так я дочкой и обзавелся, – с ностальгией заметил Маратыч, доставая карты. – Пока за догоном бегал, с эдакой продавщицей познакомился, аж ух. Васильич, ты как, в «козла» умеешь?

– Давненько я не брал в руки карточек, – со сдержанной радостью констатировал Станислав, разминая пальцы.

– Вы, Лев Иванович? – спросил Маратыч, мастерски тасуя колоду.

– Я пас. Если позволите, посижу, полюбуюсь, как профессионалы действуют.

– Вы, главное, шашлычок кушайте, не забывайте, – напомнил Маратыч, – сало, оно для сердца полезное, послушайтесь старого сердечника, женатого на медичке.

Гуров пообещал послушаться, несмотря на то что «старый» сердечник был года на три постарше, не более. Составилась компания, Маратыч и Станислав моментально сыгрались и принялись потихоньку, по рублю потрошить уже изрядно набравшихся коллег-картежников.

Лев Иванович, оглядевшись, мысленно махнул рукой: при таких условиях спрогнозировать, по какой причине может быть завтра остановлена игра, просто невозможно. Классический мужской междусобойчик, все в возрасте, хорошо подогретые, по-шекспировски готовые к любой судьбе. На расспросы о том, где предполагается играть, ему невнятно пояснили, что «там, на “сковородке”, а то прохладно». Что скрывалось за этим эвфемизмом, выяснить уже было не у кого, все были заняты воспоминаниями и возлияниями. К тому же начались танцы, к щедрым и галантным москвичам потянулись отовсюду подвыпившие дамы, и Лев Иванович решил сходить на набережную от греха подальше.

Что зря время терять? В конце концов, сейчас-то что можно сделать – да ничего. Тем более, если заранее сформированных составов, согласно Маратычу, нет и никогда не было, то есть никаких проблем с заменами. Правила, насколько можно понять, условные, носят рекомендательный характер, в расчете на то, что все свои и в возрасте, кому придет в голову калечить того, с кем еще выпивать? И как может быть не закончена игра, если в нее можно ввести кого угодно, хоть члена команды противника? Непонятно.

«Пойду дышать», – принял решение Гуров и отправился искать спуск к морю. Выяснилось, что он недалеко, лишь дорогу перейти, и вот она, крутая мощеная тропинка, которая спускалась на пляж с арийской прямотой, и лишь иногда, как бы опомнившись, изображала более или менее плавные повороты. Да, суровый балтийский терренкур с отдыхающими не церемонился, скатывался к воде под опасным углом, а тому, кто собирался вниз, непременно надо было бы задуматься об обратном пути, наверх.

Сыщик, бросивший курить сразу после ухода Хортова, решил, что ничего, здоровья хватит, прогулочным шагом спустился до воды, постоял немного, а потом взобрался на террасу, выступавшую над пляжем. Опираясь на мраморный парапет, Лев Иванович смотрел на море.

Как только день перевалил за половину, ветер начал неуклонно крепчать. По Балтийскому морю катились серо-зеленые валы, а из-за стальных серых туч – точь-в-точь шинели вермахта, как в кино показывают, – нет-нет да пробивались лучи солнца. Вечерние курортники в теплых свитерах и шортах тряслись от холода в кафе, согреваясь кофе и спиртным, а те, что постарше, поразумнее и более тепло одетые, последовали примеру Гурова и дышали воздухом на террасе.

На пляже красовалась табличка, на которой было начертано мелом: «Воздух – 13, вода – 11». Было ожидаемо пусто, лишь в одном месте были сложены вещи. Чайки, проходя мимо, поглядывали на кучку одежды недоуменно и неодобрительно. Гуров присмотрелся и не без труда разглядел среди вздымающихся волн упрямого курортника, упорно плещущегося в серой воде.

– Надо же, как долго купается человек, – сказал один гражданин, любуясь им.

– Да. Довольно долго, – согласился второй.

– В самом деле, вода холодная, штормит, а он, смотри-ка, не дрейфит.

– Не, не дрейфит. Истинный ариец.

– Может, он вылезти не может? Вон тягун какой.

– Может, и не может.

В самом деле, возможно, упрямый пловец и не стремился более продолжать морские ванны. Однако после обеда течение изменилось, и балтийские волны несильно, но настойчиво, с издевательским постоянством оттягивали его от берега, заставляя барахтаться в унизительной компании с дохлыми камбалами.

С другой стороны, на помощь он не звал, до берега было не более ста пятидесяти метров, так что никто не собирался разворачивать операцию по спасению пловца. Одно дело – посочувствовать и восхититься, и совсем иное – лезть в холодную воду самолично. Так и барахтался «истинный ариец» в водах любимого курорта Гитлера, а из его пожитков, пугая чаек, бравурно гремела песня про славное море, священный Байкал.

Гуров усмехнулся про себя: «Вот оно что. А я-то думаю, что это за раритет в голове вертится. То я, то Стас подвываем, во “Внуково” сначала, потом на борту. Надо полагать, прилетел с нами на одном рейсе. Ишь как, дорвался, бедный, до морских просторов».

Прошло не менее двадцати минут, прежде чем купальщик сумел выплыть, правда, метров на сто ниже своей одежды. Пошатываясь, он добрел до пожитков и рухнул на холодные камни. Лев Иванович заметил, что внешне он и в самом деле напоминал классического фрица, чей образ воплощали в советском кинематографе, разве что ростом не вышел.

«На кого это он так сильно смахивает? На эсэсовца какого-то. Нет, не на немца, на “нашего”. Вылитый наш разведчик в глубоком тылу врага. Иоганн Вайс, как на картинке», – подумал Гуров, посмотрел на часы и отправился вверх по терренкуру, сожалея, что фюрер не догадался снабдить любимый курорт лифтом или хотя бы канатной дорогой.

Оказалось, что «лоси» и «шторма» уже потихоньку разбредались, кто гулять, кто почивать, оставались лишь Крячко и Маратыч, которые резались уже по-свойски в классическое «очко». Старый регбист был аки морковка, вырванная из привычного пространства: потел, сопел и нервничал. Станислав же сиял, и блюдечко напротив него было с горкой заполнено металлическими рублями.

– В кружку для бедных? – пошутил Лев Иванович. – Ай-ай, азартные игры, да в общественном месте! А еще взрослые люди.

– Смейтесь, смейтесь, – пропыхтел Маратыч, убирая со лба потный чуб. – Во Стас жжет. У него в колоде столько тузов, что я аж со счета сбился. Попортил мне коронары.

– Ну а что же. Баланс во всем должен быть, не все тебе меня в козлах оставлять, – поддразнил довольный Крячко своего противника по карточной игре, ловко управляясь с колодой. В «очко» полковник умел играть мастерски, правда, в повседневной реальности таланты свои скрывал, по вполне понятным причинам.

– Опять выиграл, ну что ты будешь делать! – Маратыч добродушно ругнулся, полез под стол и извлек полупустую бутылку.

– «Реми Мартин»? – удивился Гуров. – Нашли-таки?

– Да нет, откуда тут, – ответил Маратыч. – Презентовали добрые люди аж два бутыля нам со Стасом. – И он разлил коньяк по бокалам.

– Злоупотребляешь, – назидательно заметил Станислав, принимая