Память Света - Роберт Джордан

Эти воспоминания мешались с его собственными, в которых он желал её как леди Селин. Глупое юношеское влечение. Он больше не ощущал ничего подобного, однако воспоминания об этих чувствах сохранились.

— Ты можешь освободить меня, Льюс Тэрин, — сказала Ланфир. — Он считает меня своей. Неужели я должна умолять? Он считает меня своей!

— Ты присягнула Тени, Майрин, — сказал Ранд. — Это твоя награда. Ты ждёшь от меня жалости?

Что-то тёмное поднялось из глубин и обвилось вокруг её ног, вновь утягивая за собой в бездну. Невзирая на собственные слова, Ранд обнаружил, что шагнул вперёд, словно собираясь прыгнуть в водоём.

Он сдержался. После долгой борьбы он вновь ощутил себя целостной личностью. Это придало ему сил, однако в умиротворении была сокрыта слабость — слабость, которой он всегда страшился. Слабость, которую справедливо подметила в нём Морейн. Слабость сострадания.

Он нуждался в ней. Словно шлем, который не может обойтись без забрала. И то, и другое можно использовать. Он заставил себя признать эту истину.

Ланфир вновь вынырнула на поверхность, отплёвываясь от воды. Она выглядела совершенно беспомощной.

— Я должна умолять тебя? — воскликнула она вновь.

— Я не думаю, что ты способна на это.

— Пожалуйста… — прошептала она, опуская взгляд.

У Ранда внутри всё сжалось. Он сам пробился сквозь тьму в поисках Света. Дал себе второй шанс — так следует ли отказывать в этом другому?

Свет! Его тело пронзала дрожь при воспоминании о том, на что похоже касание Истинной Силы. Мучительная боль и трепет, такая сила и такой ужас. Ланфир предалась Тёмному, однако и Ранд в определённом смысле сделал то же самое.

Он взглянул в её глаза, ища в них что-то и узнавая их. Наконец Ранд покачал головой.

— Тебе всё лучше удаётся этот вид обмана, Майрин. Однако всё ещё недостаточно хорошо.

Её лицо омрачилось. В мгновение ока водоём исчез, сменившись каменным полом. Ланфир, в своём серебристо-белом платье, скрестив ноги, сидела в центре пещеры. С новым лицом, но всё та же.

— Итак, ты вернулся, — произнесла она с ноткой неудовольствия. — Что ж, мне больше не придётся иметь дело с простоватым деревенским мальчишкой. Хоть какая-то радость.

Ранд фыркнул и шагнул в зал. Женщина всё ещё была пленницей — он мог чувствовать сгустившуюся вокруг неё тьму, словно купол тени, поэтому держался за его пределами. Водоём же — и вся эта сцена с утоплением — были всего лишь спектаклем. Ланфир была свойственна гордыня, однако, если требовалось, она вполне могла изобразить слабость. Если бы он владел воспоминаниями Льюса Тэрина раньше, то ни за что не дал бы ей так легко одурачить себя в Пустыне.

— Тогда я должна обращаться к тебе не как дама, нуждающаяся в помощи героя, — сказала Ланфир, наблюдая, как он обходит границы её тюрьмы, — а как равная, ищущая убежища.

— Равная? — воскликнул Ранд, рассмеявшись. — С каких это пор ты рассматриваешь кого-либо равным себе, Майрин?

— Тебя совсем не волнует то, что я пленница?

— Это причиняет мне боль, — сказал Ранд, — но не бóльшую, чем тогда, когда ты принесла клятву Тени. Ты знала, что я был там, когда ты объявила об этом? Ты меня не видела, поскольку я не хотел быть замеченным, однако я наблюдал. Свет, Майрин, ты же поклялась убить меня!

— Но разве я намеревалась это сделать? — спросила она, поворачиваясь, чтобы взглянуть ему в глаза.

Была ли она готова пойти на убийство? Нет, на самом деле делать этого она не собиралась. В тот раз. Ланфир не убивала людей, которых считала полезными, а его она считала полезным всегда.

— Когда-то между нами было что-то особенное, — воскликнула она. — Ты был моим…

— Я был лишь твоим украшением! — яростно перебил её Ранд. Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Свет, как же тяжело было находиться с ней рядом. — С прошлым покончено. Меня оно больше не волнует, и я с радостью дал бы тебе второй шанс в Свете. Но, к сожалению, я знаю тебя. Ты вновь делаешь это — играешь со всеми нами, в том числе и с самим Тёмным. Тебе наплевать на Свет, тебя волнует лишь власть, Майрин. Ты правда хочешь, чтобы я поверил, будто ты изменилась?

— Ты знаешь меня не так хорошо, как тебе кажется, — сказала она, наблюдая за тем, как он обходит её тюрьму по периметру. — Ты никогда не знал меня.

— Тогда докажи это мне, — воскликнул Ранд, останавливаясь. — Покажи мне свой разум, Майрин. Откройся мне полностью. Дай мне контроль над тобой, здесь, в этом месте управляемых снов. Если твои намерения чисты, я освобожу тебя.

— То, о чём ты просишь, запрещено.

Ранд рассмеялся.

— Разве это тебя когда-нибудь останавливало?

Она замешкалась, явно обдумывая его слова; её заточение и впрямь должно было её тревожить. Раньше она просто рассмеялась бы, услышав подобное предложение. Ведь в этом месте он, по-видимому, обладал полным контролем, и если бы она позволила, Ранд мог бы обнажить самую её сущность, проникнуть вглубь её разума.

— Я… — сказала Ланфир.

Он сделал шаг вперёд, к самой границе её узилища. Эта дрожь в её голосе… она казалась непритворной. Первая искренняя эмоция с её стороны.

«Свет, — подумал он, ища ответ в её глазах, — неужели она действительно собирается пойти на это?»

— Я не могу, — выговорила она. — Не могу.

Второй раз она произнесла это слово тише. Ранд выдохнул, обнаружив, что его рука дрожит. Так близко! Так близко она подошла к Свету, как дикая кошка в ночи — то подкрадывающаяся, то отбегающая от фонаря, освещающего амбар! Он ощутил гнев куда более сильный, чем прежде. Она всегда поступала именно так! Заигрывая с тем, что было правильно, но каждый раз выбирая свой собственный путь.

— С тобой покончено, Майрин, — сказал Ранд, отворачиваясь и направляясь к выходу из зала. — Навсегда.

— Ты ошибаешься во мне! — вскричала она. — Всегда ошибался! Смог бы ты сам открыться кому-либо таким образом? Я не могу этого сделать. Я слишком часто получала удары от тех, кому доверялась. Была предана теми, кто должен был любить меня.

— Ты обвиняешь меня в этом? — спросил Ранд, разворачиваясь на каблуках.

Она не отвела взгляд. Ланфир сидела в такой высокомерной позе, словно её узилище было её троном.

— Тебе действительно всё помнится именно так? Думаешь, что я предал тебя ради неё?

— Ты говорил, что любишь меня.

— Я никогда не говорил этого. Никогда. Не мог. Я не знал, что такое любовь. Прожил столетия, не открыв для себя этого чувства, пока не встретил её. — Он помешкал, а затем продолжил столь тихо, что голос его не отражался эхом от стен маленькой пещеры: — Ты ведь никогда не чувствовала ничего подобного, не так ли? Разумеется. Кого ты могла любить? Твоё сердце уже было занято — властью, которую ты так жаждала. Ни для чего другого там попросту не было места.