Реквием в Брансвик-гарденс - Энн Перри

– А теперь, мой дорогой, по-моему, мы можем вернуться домой и заключить, что эта трагедия сыграна и последняя часть ее завершена.

– Я… я… возможно. – Кордэ был явно недоволен выбранными ею словами.

А она протянула руку, как бы желая, чтобы он взял ее под локоть. Священник заколебался, не зная, как на это отреагировать. Он посмотрел на Питтов. Глаза его наполнил страх, однако он не отступил.

– Это обязательно нужно сделать здесь? – внезапно охрипшим голосом проговорил Доминик, инстинктивно потянувшись к руке Клариссы. Та придвинулась к нему и, взяв его под руку, посмотрела на Томаса не то чтобы протестующим, но полным свирепости взглядом, не допускавшим непонимания.

Взглянув на них, Вита нахмурилась:

– Кларисса, моя дорогая, ты ведешь себя неподобающим образом. Постарайся хотя бы как-то взять себя в руки.

Бросив на мать яростный взор, мисс Парментер процедила сквозь зубы:

– Они пришли арестовывать Доминика. И как, по-твоему, в такой ситуации надо вести себя подобающим образом? Я не могу представить себе ничего другого. Весь мой мир подходит к своему концу. Или мне нужно положить на землю еще один белый крест, вырезать на нем: «Здесь покоятся мои мечты», а затем улечься в постель? Я не вполне уверена в том, как именно надлежит медленно угасать, однако не сомневаюсь в том, что в какой-нибудь книге об этикете для молодых леди найдутся соответствующие пояснения.

– Не паясничай! – оборвала ее мать. – Ты выставляешь себя на смех. Суперинтендант Питт пришел, чтобы воздать дань почтения твоему отцу, а не для того, чтобы кого-то арестовывать. Все мы знаем имя виновного, но я считаю прискорбным – более того, почти непростительным, – чтобы ты поднимала эту тему на его погребальной службе.

С этими словами она повернулась к полицейскому:

– Спасибо, что вы пришли, суперинтендант. Очень любезно с вашей стороны. А теперь, если вы простите меня, церемония была достаточно изматывающей, и мне хотелось бы вернуться к себе домой. Доминик?

Кордэ посмотрел на свояка. Глаза его переполняли удивление и надежда.

Кларисса не выпускала его руку, и сам он тоже не выказывал стремления освободиться.

– Я пришел не для того, чтобы арестовать тебя, – невозмутимо проговорил Питт. – Я знаю, что ты не убивал Юнити Беллвуд.

Из глаз мисс Парментер хлынули слезы благодарности и почти невозможного счастья. Даже не думая о том, насколько неуместен этот порыв и что могут подумать окружающие, она обняла Доминика, как можно крепче прижавшись к нему, и уткнулась лицом в его плечо.

– Кларисса! – полным ярости тоном воскликнула Вита. – Ты совсем потеряла разум? Немедленно прекрати!

Она шагнула вперед, словно бы намереваясь немедленно применить силу к своей дочери.

Быстрым движением Томас остановил ее руку:

– Миссис Парментер!..

Вдова на мгновение застыла, а затем с гневом повернулась к нему, краем глаза наблюдая за Домиником и Клариссой.

– Пустите меня, мистер Питт, – приказала она.

– Нет, миссис Парментер, боюсь, что я не вправе этого сделать, – серьезным тоном возразил он. – Видите ли, мне известно, что ваш муж не убивал Юнити Беллвуд. Как и кто-либо другой. Она погибла в результате несчастного случая, а вы увидели в этом возможность обвинить мужа, в котором разочаровались и которого разлюбили.

Лицо Виты посерело.

– Это вы кричали: «Нет-нет, преподобный!», а не Юнити, – продолжил полицейский. – Она сломала каблук наверху лестницы. Он застрял в листьях пальмы, откуда я его недавно извлек.

– Это какая-то ерунда, – вдруг подала голос Трифена, делая шаг в сторону матери. – С туфлями Юнити ничего не произошло. Я видела их. Каблук был на месте.

– Это было, когда вы видели тело Юнити, – поправил ее Питт. – Миссис Парментер обменялась с нею туфлями. Вот почему на них оказалось пятно химиката из зимнего сада. – Он посмотрел на Мэлори. – Вы говорили, что Юнити в то утро не заходила в зимний сад. Но ваша мать побывала там, правда?

Молодой Парментер облизнул пересохшие губы:

– Да…

– A любовные письма? – резко спросила побледневшая как мел Трифена. – Насколько я понимаю, папа не был влюблен в Юнити? Чем же они были тогда? A если они имели невинное содержание – чего не может быть, – почему он тогда пытался убить маму?

– Это были переводы литературных произведений, над которыми они работали, – ответил суперинтендант. – Написанные почерком Рэмси – его переводы, а написанные рукой Юнити – ее переводы тех же самых писем.

– Нелепица! – проговорил так же побледневший Мэлори, явно теряя уверенность. – Если это было бы так, ему незачем было бы нападать на маму.

– Он не нападал на нее. – Питт качнул головой, по-прежнему держа Виту за руку. Та как будто окаменела – Томас чувствовал напряжение ее тела. – Это было преднамеренное убийство. Миссис Парментер решила убить мужа, если я не арестую его и не отправлю на виселицу за смерть Юнити. Шаг за шагом она постаралась создать о нем впечатление как о человеке, склонном к буйным и неподконтрольным припадкам. Переводы, похожие на любовные письма, предоставили ей превосходное оправдание, поскольку мы не понимали, что они собою представляли, a Рэмси и Юнити, по понятной причине, уже ничего не могли объяснить.

– Но… но ведь он напал на нее! – возразил Мэлори.

– Нет, он этого не делал, – поправил его Томас. – Она принесла с собою нож для бумаг и сама на него напала.

Доминик был потрясен. Он смотрел на миссис Парментер так, словно она на его глазах превратилась в немыслимое чудовище.

– Я сделала это для нас! – решительным тоном проговорила вдова, не глядя на Питта и даже не пытаясь высвободиться из его руки. – Разве ты не понимаешь этого, мой дорогой? Так, чтобы мы всегда могли оставаться вместе, как это и предназначено нам судьбой!

Ее сын охнул.

Трифена пошатнулась и привалилась к епископу.

– Вы… вы и я? – Голос Кордэ был полон ужаса. – O нет… я… – Он придвинулся еще ближе к Клариссе. – Я не…

– Не надо притворяться! – настоятельным тоном проговорила Вита, на лице которой заиграла понимающая улыбка. – Мой дорогой, теперь это не нужно. Все кончено. Теперь мы можем быть искренними. Мы можем все рассказать свету. – Она говорила мягким и рассудительным тоном. – Ты можешь занять место Рэмси. Ты можешь стать всем, чем он так и не сумел стать. Твоя судьба – быть вождем, a я всегда буду рядом с тобой. Я открыла для тебя такую возможность.

Доминик закрыл глаза, не имея больше сил видеть ее. Тело его содрогнулось.

Епископ пошатнулся на ногах.

– Боже мой! О боже мой! – беспомощно пробормотал он.

– Вы делали это не для меня… – голосом, полным предельной муки, проговорил Кордэ. – Но я никогда… никогда не хотел этого…

– Да нет же, хотел, – проговорила умиротворяющим тоном миссис Парментер, словно бы успокаивая дитя. – Я знаю, что ты любишь меня столь же сильно, как я тебя. – Она пожала плечами, невзирая на хватку суперинтенданта. – Ты говорил это мне сотнею различных способов. Ты всегда думал обо мне, заботился обо мне, делал разные мелкие вещи ради моего удобства и утешения. Ты сделал для меня столь многое! Я храню знаки твоего внимания в своей комнате – там, куда никто не заглянет. Каждую ночь я достаю их и прижимаю к сердцу, чтобы быть рядом с тобой…

Епископ что-то прошипел сквозь зубы в знак неодобрения. Айседора опустила каблук на пальцы его ноги и основательно надавила. Андерхилл взвыл, однако его голоса никто не услышал.

– Скажи, чтобы он ушел, – попросила вдова, указывая на Питта движением локтя. – Доминик, ты ведь можешь все: у тебя есть сила. Ты станешь великим вождем Церкви нашего века. – В глазах ее светились уверенность и гордость. – Ты восставишь Церковь на то место, которое принадлежит ей по праву… и все будут взирать на нее, на ее клириков, как положено – снизу вверх. Церковь вновь станет главой и сердцем каждого общества. Ты покажешь людям путь, ты сделаешь так. Вели этому глупому полисмену уходить. Объясни ему, почему так случилось. Это было не преступление, а простая необходимость.

– В этом не было никакой необходимости, Вита, – ответил Кордэ, открывая глаза и заставляя себя посмотреть на миссис Парментер. – Вы ошиблись. Я люблю вас так, как люблю всякого человека, не более того. И я собираюсь жениться на Клариссе, если она захочет этого.

Вита перевела взгляд на него.

– Кларисса? – произнесла она имя дочери так, словно оно ничего для нее не значило. – Ты не можешь так поступить. В этом нет необходимости. Нам больше нет нужды притворяться. И потом, это неправильно; ты не можешь жениться на ней, потому что любишь меня. Ты всегда любил меня, с самой первой нашей встречи. – Голос ее вновь обрел уверенность. – Помню, как ты смотрел на меня в тот самый день, когда появился в нашем доме. Ты уже тогда знал, что Рэмси слаб, что он потерял веру, что он больше не годится в вожди народа. Я видела твою силу даже тогда… и ты понимал, что я верю в тебя. Мы понимали друг друга. Мы…