Новый Мир ( № 4 2013) - Новый Мир Новый Мир

Виктор Леонидов. “Мы — пленники здесь, на Западе…” Вечный оптимист о воскрешении России. — “НГ Ex libris”, 2012, 17 января.

О сборнике “Солженицынские тетради. Материалы и исследования. Выпуск 1” (М., “Русский путь”, 2012).

Среди прочего: “Наталья Дмитриевна Солженицына представляет в „Тетрадях” очерки писателя из его „Литературной коллекции”. Так назывались заметки, которые Солженицын набрасывал во время чтения тех или иных произведений. Как он сам писал, „заметки эти — вовсе не критические рецензии в принятом смысле… Каждый такой очерк — это моя попытка войти в душевное соприкосновение с избранным автором, попытаться проникнуть в его замысел, как если б тот предстоял мне самому”. Значительная часть этих очерков была уже опубликована в „Новом мире”. Однако здесь представлены записи, никогда доселе не печатавшиеся. И посвящены они Николаю Лескову и Виктору Астафьеву”.

Юрий Милославский. “Дымись дотла, душа моя, махорка”. — “Литературная газета”, 2013, № 1, 16 января <http://www.lgz.ru> .

“Я знал его [Бориса Чичибабина] всяким: „семипятничным”, мятущимся, таким-сяким и немазаным. Но всегда — подлинным. Он был человек естественно-эгалитарный, человек из толпы, из толщи народной, — в самом лучшем смысле этих неловких слов. По-пушкински не приемля интеллигентную чернь, он постоянно был ею предаваем, нередко прельщен и одурачен — особенно в последнее десятилетие его земной жизни, — но сознательно никогда к ней не пристраивался, не прикидывался и не фарисейничал. Его гражданское негодование было замешано на чистейшем духовно-нравственном составе и уж никак не на притворстве”.

“Что произошло с ним в последние годы — я судить не берусь. Правда поэтическая — если угодно, историко-литературная — состоит в том, что свои главные стихотворения Борис Чичибабин написал в пределе от поздних 40-х до середины 70-х XX века. С этим любят поспорить, — из вежливости или еще по каким-либо соображениям, но самому Борису Чичибабину это ни к чему. Последний раз видел его в 1991-м в Москве, а разговаривал по телефону — из страны в страну — в 1993-м. Разговора не получилось, но мы с ним и прежде не могли ни о чем столковаться.

...На так называемом вечернем практическом заседании студии он вдруг запнулся, заметался и, прямо уставясь на меня, начал настойчиво и невнятно:

— Маленький человек не обязан идти на Крест, да? Понятно? Грех тому, кто заставляет маленького человека идти на Крест за идею, да? Понятно? Никто не имеет права заставлять маленького человека идти на Крест...

Так он бубнил минут десять, а я растерянно ухмылялся — и ничего не понимал”.

Алексей Муравьев. В ожидании сильного проекта. — “ПОЛИТ.РУ”, 2013, 15 января <http://www.polit.ru> .

“Слабый проект потребления осуществляется за счет рекрутирования люмпенизированного населения в ряды госслужащих и сервисной прослойки. Рекрутироваться в сервисное подмножество они могут из основного народного множества. Это множество на самом деле состоит из „новых бортников” (термин обозначает собирателей дикого меда, но в широком смысле неорганизованных собирателей плодов земли, охотников, грибников и т. д.) или, по Купцову, „мягких кочевников”. Эта большая и довольно аморфная масса, исходно составлявшая костяк сельской России, а ныне вполне обжившая города, имеет главную и основную характеристику — отсутствие средств производства, слабую хозяйственную привязанность к земле. Из этого множества невозможно ничего слепить методами слабого проектирования. <...> Бортники — наивные анархисты, не от того, что видят в государстве врага, а от того, что не видят смысла в структуре”.

“Призыв к возрождению (стать богатыми и процветающими) оказался слабой мотивацией . В нем есть и еще одна слабость — связанные с ценностями поведенческие тактики. Были выбраны тактики эффективности и просчитанных потерь, т. е. своего рода государственный цинизм, а цинизм в нашей системе ценностей стоит невысоко. Поведенческие тактики административного рынка напрочь исключили такое понятие, как социальная аскеза, главный профетический ресурс, о котором мы уже писали. Без аскезы проектировать сильно не получается. Сильные проекты — Очищение или Большая Стройка — могут реализовываться только теми, кто прошел курс лечения депривацией и готов к аскетизму”.

Владимир Паперный. На дворе очередная “Культура Два”, правда, с “Фейсбуком”. Известный культуролог — об искусстве перемен и переменах в искусстве. Беседу вела Ольга Тимофеева. — “Новая газета”, 2012, № 10, 30 января <http://www.novayagazeta.ru> .

“Как-то я спросил у мамы (Калерия Николаевна Озерова, многолетний редактор „Нового мира”. — О. Т. ), какой год был для нее самым счастливым. Она, не задумываясь, ответила: конечно, 37-й. Они с отцом были молоды, влюблены, учились в ИФЛИ, где преподавали откопанные в прошлом профессора, читавшие прекраснейшие курсы по классической филологии, древнерусскому искусству, им было интересно жить”.

Борис Парамонов. Глас народа. — “Радио Свобода”, 2013, 25 января <http://www.svoboda.org> .

“Стихи и музыка бардов — явление интеллигентской культуры (или субкультуры, выбирайте, что нравится). А интеллигент в позднесоветское время был прежде всего антисоветски настроен, хотя иногда — далеко не всегда — готов был отдать должное раннесоветскому предполагаемому идеализму. Пример самый запомнившийся — Окуджава с его комиссарами в пыльных шлемах. Ничего подобного нельзя сказать о Высоцком. Он вне этой дихотомии, этого разделения. Можно сказать, что его советская власть ни с какой стороны не интересует, не является для него неким со стороны наблюдаемым объектом. Высоцкий сам был советской властью, то есть тем образом жизни, тем стилем существования, который сложился за долгие ее десятилетия”.

Александр Першай. Вдоль ощущения жизни: о женской фотографии, сексизме и праве на повседневность. — “Неприкосновенный запас”, 2012, № 6 (86).

“Аналогично тому, как в славянских языках используются мужские местоимения в тех случаях, когда пол говорящего неизвестен, точно так же „мужская” норма подразумевается, когда речь идет о нейтральности автора. Обобщенное „мужское” — то, что в англоязычных текстах обозначается как generic „he” , — невидимо, однако это не значит, что оно не задает нормативных критериев и не участвует в дискурсивном доминировании привилегированных социальных групп”.

“Во-первых, предпочтение именоваться универсальным или нейтральным „автором” не освобождает от обязанности вписываться в мужскую норму. Во-вторых, отказ от „женского” может быть вызван осознанием „ущербности” женской позиции или, пусть на уровне интуитивного восприятия, ощущением „стеклянного потолка” — той невидимой структуры, которая не позволяет женщине полноценно развиваться и самовыражаться только потому, что она — не мужчина. Такого рода „неполноценность” женских социальных позиций фиксируется различными механизмами культуры. Например, на языковом уровне многие женские названия профессий имеют негативную коннотацию и маркируют женщину либо как жену мужчины-профессионала, либо как „женскую” пародию на профессионала ( профессорша, врачиха или даже поэтесса )”.

“Суть конфликта не в том, что мужчины отличаются от женщин, а в том, что возможности субъектности и самовыражения для женщины изначально ограничены. <...> То есть, используя терминологию постколониальной теории, женщина должна заговорить на языке мужской „культурной метрополии”, чтобы быть услышанной”.

Григорий Померанц. Метафизическое мужество. — “Вестник Европы”, 2012, № 34-35 <http://magazines.russ.ru/vestnik> .

“Я несколько раз говорил и писал об ужасе, вызванном во мне тангенсоидой, уходящей в бесконечность. Мне было тогда 16 лет. Я попробовал сосредоточиться на своем месте в бесконечности и почувствовал, что могу свихнуться, что я тону в ужасе. И я остановился. Я решил подождать, пока дух мой окрепнет”.

“Когда Тютчев, Толстой и Достоевский заново расшевелили во мне ужас бесконечности, мне было уже 20, я чувствовал себя сильнее и решил помужествовать с этим мужеством. И я рассказывал вам, что я три месяца упорно вглядывался в него. И через три месяца замелькал свет в бездне и родились некоторые интересные идеи, как-то связанные с этим чувством полета над метафизическим страхом. Потом оказалось, что эти идеи были не новые”.