Сегун. Книга 1 - Джеймс Клавелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ябу не ответил.
– Ну? – не отставал Торанага.
Ябу промолвил:
– Мои люди доносят, что так оно и есть, и даже более того. Что ж, шесть дней так шесть дней, такова, значит, карма. Но я верю, вы много умнее и не попадетесь в ловушку. Не позволите втянуть вас в войну так быстро.
– Если я соглашусь с вашим планом, вы признаете меня своим вождем?
– Да. И когда вы победите, почту за честь принять Суругу и Тотоми навечно в свое владение.
– Что касается Тотоми – это будет зависеть от успеха вашей затеи.
– Согласен.
– Вы будете повиноваться мне? При всей вашей гордости?
– Да. Клянусь бусидо, властелином Буддой, жизнью моей матери и моим потомством.
– Хорошо, – согласился Торанага. – Давайте помочимся в знак заключения договора.
Он подошел к краю зубчатой стены, шагнул на край амбразуры, потом на сам парапет. В семидесяти футах под ним находился внутренний садик. Хиромацу затаил дыхание, пораженный бравадой господина. Он видел, как тот повернулся и жестом пригласил Ябу встать рядом. Ябу повиновался. Одно неосторожное движение – и они полетели бы кувыркаясь навстречу смерти.
Торанага отвел в сторону полу кимоно и набедренную повязку, Ябу сделал то же. Они вместе помочились, смешивая струи и следя, как те изливаются на садик внизу.
– Последний раз я скреплял договор подобным образом с самим тайко, – поведал Торанага, очень обрадованный тем, что облегчил свой мочевой пузырь. – Это было, когда он решил отдать мне во владение Канто, Восемь Провинций. Конечно, враждебный ему Ходзё еще владел ими, и сначала я должен был их завоевать. Только там еще и оставались противники тайко. И конечно, мне пришлось сразу же отдать свои наследственные владения Имагава, Овари и Исэ из уважения. Но я все равно согласился, и мы помочились, скрепляя договор. – Он уверенно стоял на парапете, широко расставив ноги и расправляя набедренную повязку, как если бы расположился у себя в саду, а не на высоте, какая пристала скорее орлам. – Это была хорошая сделка для нас обоих. Мы захватили Ходзё и отрубили пять тысяч голов в течение года. Уничтожили врагов и все их отродье. Может быть, вы и правы, Касиги Ябу-сан. Может быть, вы пособите мне, как я – тайко. Без меня он никогда бы не стал тайко.
– В моих силах помочь вам стать единовластным регентом, Торанага-сама. Но не сёгуном.
– Конечно. Это та единственная честь, к которой я не стремлюсь, что бы ни утверждали мои враги. – Торанага спрыгнул на безопасную твердь каменных плит. Он оглянулся на Ябу, который все еще стоял на узком парапете, поправляя пояс. Ему до боли хотелось дать пинка высокомерному ублюдку. Вместо этого он присел и с шумом выпустил ветры. – Вот так-то лучше! Как твой мочевой пузырь, Железный Кулак?
– Измучен, господин, очень измучен. – Старик отошел в сторону и с благодарностью опорожнил мочевой пузырь, пустив струю через зубчатую стену, но не с того места, где стояли Торанага и Ябу. Он был очень рад, что не участвовал в скреплении договора с Ябу. «Этой сделкой я не буду гордиться. Никогда».
– Ябу-сан, все это должно держаться в секрете. Я думаю, вам следует уехать в течение двух-трех дней, – объявил Торанага.
– Да. С ружьями и чужеземцем, Торанага-сама?
– Да. Вы отправитесь морем. – Торанага посмотрел на Хиромацу: – Приготовь галеру.
– Корабль готов. Ружья и порох все еще в трюмах, – отозвался Хиромацу, его лицо выражало неодобрение.
– Хорошо.
«Ты сделаешь это, – хотел крикнуть Ябу. – Ты получишь ружья, Андзин-сан, все. Ты получишь свои шесть месяцев. Торанага ни за что не начнет войну сразу. Даже если Исидо убьет его через несколько дней, ты все равно получишь все. О Будда, храни Торанагу, пока я не выйду в море!»
– Спасибо, – поблагодарил он вполне искренно. – Вы никогда не имели более верного союзника.
Едва Ябу ушел, Хиромацу повернулся к Торанаге:
– Это плохой план. Мне стыдно за ваш уговор. За то, что с моими советами так мало считаются. Очевидно, от меня уже нет никакой пользы, и я очень устал. Это маленькое надутое ничтожество, этот даймё обращается с вами как с марионеткой. У него даже хватает наглости носить меч Мурасамы в вашем присутствии.
– Я заметил, – согласился Торанага.
– Думаю, боги помрачили ваш разум, господин. Вы открыто допускаете такое оскорбление и позволяете Исидо позорить вас перед всеми. Вы не разрешаете мне и всем нам защищать вас. Вы отказываете моей внучке, жене самурая, в чести принять смерть и упокоиться с миром. Вы потеряли власть над Советом, ваши враги командуют вами, и вы скрепляете мочой важный договор, самый позорный из всех, о которых я когда-либо слышал, договор с человеком, который покрыл себя бесчестьем, повинен в отравлении и измене, как и его отец. – Хиромацу трясло от гнева. Торанага не отвечал – просто спокойно смотрел на него, как будто он не издал ни звука. – Клянусь всеми ками, живыми и мертвыми, вы околдованы. – Хиромацу взорвался: – Я спрашиваю вас, кричу, оскорбляю, а вы только смотрите на меня! Кто-то один из нас сошел с ума. Я прошу разрешения совершить сэппуку, а если не позволите, обрею голову и стану монахом – все что угодно, только позвольте мне уйти.
– Ты ничего такого не сделаешь. Но пошлешь за чужеземным священником, Цукку-сан.
Глава девятнадцатая
Отец Алвито пустил коня вниз по склону от замка. Он скакал во главе небольшой кавалькады, обычного своего сопровождения из верховых-иезуитов. Все они были одеты как буддийские священники, если не считать висящих на поясе четок и распятий. Всадников насчитывалось сорок человек, сплошь законнорожденные сыновья самураев-христиан, студенты семинарии, сопровождавшие святого отца в Осаку. Юноши восседали на хороших лошадях под чепраками и обнаруживали ту же безусловную готовность к служению, что и свита любого даймё.
Отец Алвито ехал резвой рысью, безразличный к теплу солнца, через рощи и городские улицы к миссии иезуитов, большому каменному дому в европейском стиле, который стоял около причалов, возвышаясь над теснотой служебных построек, складов и лавок, где сбывали – за натуральный продукт или звонкую монету – все осакские шелка.
Кортеж миновал высокие железные ворота и, оказавшись в мощеном центральном дворе, остановился около главного входа. Слуги уже ждали, чтобы помочь спешиться отцу Алвито. Он соскользнул с седла и бросил им поводья. Звеня шпорами, святой отец прошагал по крытой галерее главного здания, завернул за угол, прошел мимо небольшой часовни и через арки попал во внутренний дворик, где посреди уютного садика бил фонтан. Дверь в прихожую была открыта. Святой отец отогнал тревогу, успокоился и вошел.