Весна безумия - Нелли Ускова

Статью закинула папе в мессенджер:

«Это та самая авария? Почему тут пишут, что ребёнок погиб?»

Через некоторое время папа ответил:

«Да, но ребёнок не погиб, в статье ошибка».

Ещё в статье было написано, что мой биологический отец был дирижёром, Олег Бондарев. Интернет помнил всё, жаль, что не в таких количествах, как сейчас, но всё равно я сумела найти и фотографии своего биологического отца, нашла несколько снимков бабушки, только о маме ничего не писали, даже имени не было упомянуто.

Но Инга, глядя на фото в интернете, сказала, что у меня глаза отцовские. Стало вдруг так грустно, что мои родители погибли. А ведь они не отреклись, не отказались, не бросили меня, наверняка любили. Не помня их, я всё равно тосковала по ним. Очень хотелось узнать, чем они жили и какими были.

Затем опять погрузилась в коробку Артёма, искала то самое письмо из последней экспедиции его матери. Быть может, там остались целы карты и маршруты, и тогда хоть косвенно я смогу связать себя с родной бабушкой. Внутреннее чутьё мне подсказывало, что, пройдя этим же маршрутом, возможно, я найду подобие покоя.

Глава 64. Посмотрели на звёзды

Я попросила у Артёма одну из последних фотографий из экспедиции, хотела оставить себе на память о бабушке, которой не помнила и не знала. Другие снимки просто перефотографировала на телефон. Бабушка везде улыбалась, но улыбки были будто приклеенные, глаза смотрели задумчиво. Почему-то я была уверена, что она бы меня не бросила, не отказалась бы от внучки. А иногда накатывало сомнение, а вдруг это не она, и я себе всё придумала, чтобы хоть как-то зацепиться за имена и прошлое.

Сделала ксерокопии карт и маршрутов и показала папе, он сверился со своим намеченным маршрутом и скривился:

— Яна, мы едем в горы всего на пять-шесть дней, а тут только в одну сторону идти полторы недели.

— Давай хоть часть маршрута пройдём, пожалуйста!

— Тут даже нетуристические тропы, кто знает, как там будет. Здесь надо идти через лес, там будет грязно и холодно, здесь по лугам, и, если повезёт, доберёмся до подножия, и сразу же придётся развернуться назад, мы просто не успеем, — папа водил пальцем. — Это ещё если мы идти будем бодренько.

— Пожалуйста! — взмолилась я. — Хоть сколько-нибудь.

И папа, в очередной раз вздохнув, сдался. А мы дружно принялись собирать вещи. У Тима вообще энтузиазма оказалось больше, чем у нас всех вместе взятых. Хоть его и не взяли на соревнования, он недолго расстраивался. И с каким-то маниакальным усердием постоянно разминал и растирал кисть, не расставался с эспандером.

В машине я обратила внимание, как отлично Тим поладил с моим отцом. И если сначала Тим называл папу дядь Серёжа, то сейчас проскальзывало Сергей. Такими темпами скоро папа для Тима превратится в Серёгу. Но они общались легко, без официоза, впрочем, папа и с Ингой неплохо ладил, но по-другому, как-то сдержанно.

Помню, когда Инга заявилась в новом ярком образе с выбритым виском, папа вытаращился на неё и потом добавил:

— Ян, ты это... Если такие же эксперименты решишь на голове провести, предупреди заранее, я запасусь «Корвалолом».

Я не очень любила дальние поездки, но в этот раз с такой компанией даже долгая дорога казалась позитивной. В основном слушали музыку, радио, но, когда въезжали в области, где радио не работало, Тим врубал свою колонку. Папа у меня не фанател от «Драгонсов», называя их «странными мужиками», и, когда в очередной раз они запели, жалостливо простонал:

— Опять эти странные мужики, давайте уже что-нибудь другое послушаем.

— Ок, что ты слушаешь? — у Тима целая карта памяти была забита различными подборками музыки.

— Он слушает музыку для думеров[1], — отозвалась я.

— А по-русски? — хмыкнул папа.

— Вот все эти унылые депрессивные напевы с гитарным перебором и есть музыка для думеров. Хоть ты и блумер[2], — усмехнулась я.

— Вышлите пояснительную бригаду, а то я не знаю, мне сейчас гордиться или оскорбиться?

— Думеры — это поколение, кто родился после девяностых, унылые чуваки, — пояснил Тим. — А блумеры — кто до девяностых родился, наоборот позитивчики.

— Спасибо за просвещение, зумеры, — с улыбкой покосился на Тима папа. — Врубай тогда музыку для думеров. Яна вон в теме, что мне нравится.

— Сейчас. Это в Пашиных подборках нужно искать, он периодически такое слушает, — ковырялся Тим в смартфоне.

— Тот самый Павлик? — хмыкнул папа. — Соня его до сих пор вспоминает.

— Хорошими словами?! — рассмеялся Тим.

— Какими научили, такими и вспоминает.

Пашина музыка папе зашла, но мы с Ингой уже через два часа взвыли от тоски и однообразных заунывных напевов.

— Тим, а давай теперь что-нибудь из моего плейлиста? — Инга протянула смартфон, а я злорадно захихикала. Ведь это было даже хуже, чем музыка для думеров.

После получаса воплей «умирающих девиц» в дуэте с Ингой, взвыли уже папа с Тимом, а когда Алена Швец затянула матерные песни, папа гмыкнул и проговорил:

— Я уже даже начал скучать по странным мужикам. — Папа остановились у ближайшей заправки, и мы сделали привал.

Первую ночь мы провели в машине. Спали мало, потому что выезжали очень рано, папа даже немного доверил руль Тиму. Вторую ночь остановились в придорожном отеле. В комнате вели себя тихо, чтобы выспался наш водитель. Папа вырубился мгновенно. А мы втроём вышли за двор, посмотреть на звёзды. Вытащили из машины пенки, развалились на короткой траве и смотрели на небо. В кромешной темноте звёзды казались такими яркими.

— А в горах они ещё ярче и кажутся ближе, — шёпотом заговорила я.

— Дальше можно не ехать, здесь уже хорошо. Разобьём палатку, разведём костёр, — хмыкнул Тим.

На трассе шумели машины, а мы разговаривали почему-то шёпотом, видимо, боялись спугнуть волшебство момента. Вскоре я начала задрёмывать, но сквозь сон слышала шёпот Инги и проснулась, услышав своё имя:

— Всё, Янку вырубило. Придётся её тут оставить.

— Я бы и сам тут остался, да холодно, и комары жрут, — ворчал Тим и периодически шлёпал себя. — Откуда они взялись так рано?!

— А меня не кусают, Янка как-то сказала, что от меня пахнет бензином, может, поэтому они меня не трогают.

— Чем же пахнет от меня, что они так достали? — раздался новый шлепок со стороны Тима, и он встал. — Я больше не могу!

— У Янчика куча спреев от насекомых в рюкзаке, надо было тебя побрызгать, — Инга