Нулевая долгота - Валерий Рогов

— Может быть, и так, — соглашается Прохоров и давит было уже появившуюся на его сумрачном лице веселую улыбку. Он понял, отчего Жгутов двусмысленности говорит, хотя приехал разнос ему учинить. Федор Васильевич как-то запамятовал, что в Синеборье пожаловал корреспондент из Москвы и хотел у него в совхозе побывать, но соблазнился поездкой в дальнее лесничество к Светлым озерам. Однако Жгутов не знает, где сейчас корреспондент, и в полной уверенности, что Седов им и является.

— Трудностей, конечно, много, — продолжает Жгутов. — И все же преодолевать их надо.

— Вы про план по картофелю, Леонид Александрович? — прямо спрашивает Прохоров.

— Нелады у тебя вроде с планом, Федор Васильевич?

— Сами знаете, что нелады, — легко соглашается Прохоров и довольно думает: «Как бы он меня разносил сейчас, не окажись тут Седова. Ишь ты, как жизнь устроена: для своих — ругань, для посторонних — вежливость…»

— А не поехать ли нам, Федор Васильевич, на поле? Народ поддержим, а?

— Как прикажете, Леонид Александрович.

Жгутов протестует:

— Ну вот: прикажете! Я гость у тебя, Федор Васильевич. А ты — прикажете! Зачем же так? Товарищ вот не поймет наших отношений. Поедете с нами?

— Поеду, — говорит Седов. Думает невесело: «Грозный Федор Васильевич Жгутова на «вы» называет, а тот не стесняется тыкать директора. Должность, выходит, важней возраста…»

Когда садятся в директорский газик, Прохоров успевает шепнуть Седову:

— Имей в виду — ты московский корреспондент.

— Что? — удивляется Седов.

— Тут один сейчас приехал, понял?

— Понял, — пожимает плечами Седов.

Жгутов и Седов сидят сзади.

— Как там Москва-матушка поживает? — интересуется Жгутов. — Давненько я там не был.

— Ничего нового, — рубит Седов.

— Быть того не может, — не соглашается Жгутов. — Столько событий, а вы — ничего нового.

— События событиями, а нового — ничего, — упрямится Седов.

Прохоров спрашивает:

— Как мы, Леонид Александрович, сразу поедем на уборку или вы еще куда заглянуть хотите?

— Сразу давай, — недружелюбно утверждает Жгутов, но, поймав себя на повелительном тоне, смягчает впечатление, обратившись к шоферу: — Ты, Петр, ближней дорогой езжай, ладно?

— Понятно, Леонид Александрович, — довольный вниманием, отвечает Петр.

— Нравятся вам наши места? — спрашивает Жгутов Седова.

— Замечательные места, — убежденно говорит Седов. Мрачновато добавляет: — Однако в вашем районе, видно, как веками повелось, так и идет. Поэтому не обессудьте, многое не понравилось.

— Любопытно. Что же?

— Многое, — говорит Седов, не намереваясь перечислять недостатки.

— В совхозе, что ли? — настаивает Жгутов.

— И в совхозе тоже, — подтверждает Седов. — Но не только. Что за город Синеборье? Чем он отличается от того, каким при царе Горохе был? Мало чем, если совсем ничем. А ведь исторический городок — летописи упоминают. А в городе — ни одной асфальтированной мостовой, ни одного современного здания. Да и многое другое.

— Ага, вот вы о чем. — Жгутов даже распрямился для полемики. Он любит спорить. Энергично говорит, выкинув вперед руку и начав каждое слово прибивать взмахом сжатого кулака: — Но возьмите районный центр Изведовск. Еще в двадцатые годы был деревней. А сейчас и промышленность, пусть не ахти какая, и улицы асфальтированы, и современные дома понастроены. Были в Изведовске?

— Не был, — говорит Седов.

— Приезжайте, увидите. Центр города — совсем новый. Недавно районный Дом культуры сдали: из стекла и бетона! Не отстаем. А заводская окраина? Люди не случайно Черемушками называют.

Жгутов гордится изведовскими новостройками. Сам немало усилий вложил. Захудалость Синеборья его меньше волнует. Не задевает, так сказать, с точки зрения развития. Но лично он свое родное замшелое Синеборье любит больше чистенького, типового, правильного Изведовска. Ведь в стареньком Синеборье, обросшем легендами и тайнами, столько щемящей сердце поэзии, так сказать — как в догорающей свече, почтовой тройке, развеселом гулянье на масленицу… Стоит ли спешить разрушать поэзию? Жгутов, конечно, утверждает это не умом, а сердцем. Но сейчас Седов бросил вызов, перечеркнув поэзию и подчеркнув отсталость. Надо отвечать. Жгутов говорит:

— Согласен: с Синеборьем подотстали. Сколько уже ругались с директором деревообделочного комбината, а он все избы ставит.

— А что же он может еще? — вставляет Прохоров.

— Ты, Федор Васильевич, не защищай. Вы с Симаковым всегда заодно, — пристегивает того Жгутов.

— Избы избами, — продолжает спор Седов, — а вот известно, что из Изведовска в Синеборье по осенней распутице, бывает, и на газике не проберешься. Так ведь? А из Синеборья в соседний район вообще дороги нет. Дорога-то древняя существует, но заброшена и ныне чуть ли не в тропу превратилась. Потому что бесхозная, ненужная районам. Правильно? А ведь эта дорога в Прибалтику, в Европу ведет.

— Любопытно, — подначивает Жгутов. — А вы знаете, что здесь путь из варяг в греки проходил?

— Вот именно: проходил! — в сердцах говорит Седов.

— Так вы напишите! — со сдержанной издевкой подсказывает Жгутов. — А тот ведь в Москве, пожалуй, и не знают, а? Выделят нам средства на дороги, на строительство, а уж мы не оплошаем. Хоть до самой Франции шоссе закатим. Вот Петру лафа будет. А, Петр? На «Волгу» пересядешь и помчишься хоть до Праги, хоть до Парижа. Не возражаешь? Да я и сам с тобой прокачусь. Как, а? Согласен?!

— Ну уж скажете, Леонид Александрович, — сомнительно хмыкает Петр.

Но Седов и Прохоров не поддерживают ехидное веселье Жгутова. Потешаться-то не над чем. Замкнуто, задумчиво молчат.

Жгутов сердится.

Зачем же его тыкать в такие несуразности, — думает он. — Разве у него душа не болит о дорогах, о технике, о совхозном безлюдии? Не то что болит, а кровью обливается. Кровь, можно сказать, зачерствела уже. Чем тыкать, не лучше ли в колокола звонить, особенно этому залетному писаке! А то все бесплодной болтовней кончается. Не ему, Жгутову, выслушивать об Изведовском районе. Он его как свои пять пальцев знает. А вот всей России не мешало бы знать о них. Авось помогут…

— Ну а вы, товарищ корреспондент, будете писать о наших дорогах? — жестко спрашивает Жгутов. — О старинном городе Синеборье, о совхозе, обо всем, что вы увидели и увидите еще в Изведовском районе? Вы же не для личных впечатлений сюда приехали? Наверно, на всю страну разразитесь критикой? Однако обязательно заезжайте в Изведовск, к нам в райком, мы ничего скрывать не будем — ни плохого, ни хорошего. Что у нас есть, о том и пишите. Или не будете писать?

— Не буду, — говорит Седов.

— Почему же? — искренно удивляется Жгутов.

— Я не корреспондент.

— А кто же?

— В общем-то никто, — мрачно объясняет Седов. — Я бывший летчик, майор в отставке.

Прохоров осуждающе, с сожалением смотрит на Седова: мол, подвел, комедию испортил. Однако прямота Седова Федору Васильевичу нравится. И разговор понравился. И то, что не подломил того Жгутов, не подмял под себя.

«А Седова, видать, и не подомнешь, — с новой теплотой думает Прохоров. — Этот сам силу любит и правду. И я бы, пожалуй, мог противиться, возражать Жгутову, если бы когда-то не сдался, не уступил. Эх, Федя, раз уступишь, и пошло…»

Жгутов раздосадован. Прежде всего на себя. Не познакомившись, принял случайного человека за корреспондента и повел себя не так, как следовало бы. Но Седов ему все же понравился. Жгутов даже поверил, что этот «корреспондент» сможет донести до общественности и вышестоящих товарищей, почему трудно им в Изведовском районе, почему планы у них постоянно трещат и почему настоятельно необходимо, просто пора уже обратить самое пристальное внимание на их забытый, неудачливый край.

«Отстаем ведь мы, — думает Жгутов, — не оттого, что бездельники и лентяи, а оттого, что сами объективные условия — из года в год! — не дают нам окрепнуть, развернуться, разбогатеть. Все, что сказал майор, справедливо. Но это беспокойство случайного человека. Именно вот таких-то и не любит Прохоров, обзывая их чохом — туристы! Старик и прав и не прав. В перспективе — не прав! Зачем же их гнать, отпугивать? Они могут оказаться полезными, как вот профессор Буданов. Нельзя быть твердолобым, Федор Васильевич. А этот летчик ох как может еще быть полезен в районе. Непременно надо пригреть», — решает Жгутов.

— Надолго к нам? — спрашивает он Седова.

— Думаю, что надолго, — отвечает тот.

— Непременно заезжайте к нам в райком. И прямо ко мне.

— Хорошо, — обещает Седов.

«Однако стоит ли будоражить себя тоской по заросшей дороге, — продолжает думать Жгутов. — Этак можно совсем истосковаться. А нам это не пристало. От тоски скиснешь, простоквашей станешь. Нельзя топтаться на месте. Шаг за шагом, а только вперед. В этом диалектика и оптимизм. Оптимизм надо внушать людям…»