Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

— Большой, хорошо. Хммм, да, очень хорошо. Он нам пригодиться. Времени так мало…

Жёлтый глаз в вытянутой руке закатился вниз, пока когти Лукарда неуверенно скреблись вдоль разбросанных ножей, сжимаясь рукояти одного с закрученным лезвием.

— С чего бы начать? Возможно с тиройама или с меньших желез окулума? Возможно с дополнительного придатка? Рука, нога, коготь…

Глаз внезапно дёрнулся в сторону Голгфага. Зрачок сузился, словно что-то подозревая. Лукард зашипел сквозь заострённые зубы.

— Они послали тебя?

— Что? — неуверенно переспросил огр. — Кто?

— Вот зачем ты пришёл, — глаз придвинулся ближе. Голос стал уверенным. Слова капали словно яд. — Они послали тебя. Ты — шпион. Ты хотел открыть ворота, впустить их?

Когти протянулись к Голгфагу. Когда они схватили его, огр ощутил в них силу, гораздо большую, чем то, чего он ожидал бы от такой маленькой, сморщенной и морщинистой твари. Лукард тряс его, словно тряпичную куклу. Зубы Голгфага скрежетали, а кости дрожали. Наконец, его бросили обратно на плиту.

— Ты хотел впустить их. Как ты осмелился предать нас всех?

Другой коготь протянулся вперёд и сжал глотку Голгфага. Страх покинул огра. Он знал, что скоро умрёт, и был разъярён ждущей его судьбой. Если бы он смог вырваться из колдовских цепей, то вбил бы ум в каждого мертвеца и адское отродье в этой проклятой башне. Голфаг заорал, давая волю своему разочарованию и гневу.

— Будь проклят ты и твой лепет! Что это за безумие!? Когда я вырвусь, то разобью твой череп на тысячу частей!

Огр застонал, когда тварь ударила его головой о камень. Сила Лукарда поражала. Голгфаг продолжал кричать, но это лишь приносило боль. Так всё и закончится. Безумная тварь из кошмаров раздавит его в лепёшку в какой-то безымянной адской яме…

— Ты с ним. Ты предашь нас. Он послал тебя, — шипел Лукард.

— Кто? — смог выдохнуть Голгфаг. Избиение остановилось, — Кто? — повторил он, и в этот раз слова вытекли вместе со струйкой крови.

— Горбад! — рявкнул безумец, взяв очередной случайный нож. Он оскалил от удовольствия заострённые зубы, начав разрезать бедро огра. Боль была ужасной. Голгфаг прикусил губу, чувствуя собственную кровь.

— Горбад? — простонал он.

Нож опустился.

Рядом с ухом раздался тихий стон.

— Ты знаешь его. Ты пришёл от него. Ты с ним.

Голгфаг захохотал. Тварь была явно безумной. Теперь он чувствовал себя сильным. Несмотря ни на что, он был в своём уме. Разумный против безумца, живой против мёртвого, надежда против безнадёжности…

— Горбад Железный Коготь умер тысячу лет назад, — сказал он сморщенной твари. — И ты умрёшь, как только я освобожусь!

Жёлтый глаз замер прямо перед лицом Голгфага. Чёрный зрачок сузился от ненависти и неверия.

— Он лжёт. Успокойся, Лукард, — сказала себе тварь. Успокойся. Медленнее. Не торопись.

Лукард был уверен, что его творения становятся всё лучше и лучше. Он почти усовершенствовал бойцовых существ: яростных, свирепых, даже достаточно жестоких. Это было трудной задачей — наполнить существ силой, но при этом также сохранить достаточно живого разума, чтобы им удалось потягаться коварством с надвигающейся ордой. Потребовались века исследований. У него было всё время в мире. Нужно было сохранить злобу, наполнить тело колдовством, сделать не просто нежить, но нечто иное и ужасное: живого мертвеца.

— Тонкости и сложности операций, сложные тонкости, тонкие сложности. Операции, да, верное слово. Операндус, операнди, операнда инфандус, портентифилис, монстрифер.

Вкус древних слов был сладок и приятен. Как кровь, как плоть, как слова силы, которые Лукард выучил давным-давно, когда первые бюргеры Фейльдорфа положили камни на камни, а он построил башню, придя однажды ночью в обличье волка.

В те дни он был диким, поглощённым жаждой крови.

В последующие долгие годы его поглотила жажда познаний, а применением этих познаний…

Лукард зашипел тихо, насмешливо и зловеще. Примениус доктрина! На чём он остановился? Ах да…

— Ты начинаешь меня бесить, — тихое рычание заставило одинокий глаз Лукарда обернуться от изумления. Творения никогда не говорили с ним так. Он посмотрел вниз. Огр очнулся.

— Хорошо, время пришло. Ты выпьешь это, — шипящий, шелестящий голос не предвещал ничего хорошего. Лукард подошёл к кипящему аналитическому стакану и медленно перемешал в нём крошечные зелёные кристаллы. Они растворились, в воздух, с шипением, поднялся изумрудного цвета дым. Голгфаг в последний раз попытался разорвать путы, но они лишь впились в тело, держа его крепче, чем когда-либо.

— Время пришло!

Лукард вставил в рот огра воронку, высоко поднял стакан и позволил тонкой струйке потечь вниз.

Жидкость оказалась одновременно сладкой и мерзкой, похожей на гнилые персики. Голгфаг закашлялся, давясь. Там, где пролившаяся через край воронки жидкость капала на тело, кожа вздувалась и краснела от ожога.

— Времени так мало, — шептал Лукард. — Возможно, как раз достаточно. Ты большой и сильный. Ты встретишься с самим Горбадом. Сломай его, избей его, выпей его кровь, высоси его мозг из костей! — он чувствовал, как в воронке булькают последние капли зелья.

Жидкость шипела. Голгфаг кашлял. Он начал стонать и покрылся испариной. Жёлтый глаз словно заполнил весь зал, щурясь, сверля взглядом его покрасневшие щёки. Огр чувствовал, как по лбу течёт пот. Он дрожал. Зелье начинало действовать. Рука подалась вперёд, и око стало вглядываться, изучая подробности работы. Лукард подождал ещё несколько мгновений, прежде чем убрать воронку, и в это мгновение глаза огра распахнулись. Вместо боли он увидел в них ненависть, раскалённую жарче кузницы гномов.

Голгфаг выплюнул зелье прямо на вытянутую руку Лукарада — руку, сжимавшую ненавистный жёлтый глаз.

Лукард отшатнулся слишком поздно. Его рука вздулась, зашипела. Он выронил глаз и попятился, врезавшись в жаровню. Шёлковый рукав загорелся. Рукав, ладонь, рука, а затем всё тело вспыхнуло живым факелом как свеча, таким сухим и древним был Лукард.

Нечестивая некромантия заточила частицы жизни в его теле много веков назад, и пламя — каким бы раскалённым оно не было — не могло их сжечь. Но оно могло ранить. Голгфаг и не собирался убить тварь, лишь сбить её концентрацию.

Голгфаг наблюдал, как воет живой факел, от пронзительного и человеческого визга в зале разбивались на части все стеклянные шары и фиалы. Их осколки вместе с тлетворным содержанием разлетались в разные стороны. И удерживавшие огра корчащиеся оковы внезапно исчезли.