Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

Вожак ухмыльнулся, показав жёлтые зубы, по которому текла красная кровь, и поднял свою палицу. Она была окована медью, разбитой за долгие годы пренебрежения, но всё ещё имела навершие в виде узнаваемой волчьей головы. Когда-то это оружие сделали, чтобы разбивать ворота замков, а затем его похитили обитатели пещер. Наконец, оно попало в руки Болгга, украсившего его черепами, шлемами и оружием убитых врагов, грубо вбитым прямо в древесину.

Голгфаг смотрел, как Болгг охотно готовиться к схватке, и думал, как бы хорошо было иметь план по выходу из такого мёртвого тупика. Особенно юного огра в этот момент тревожило слово «мёртвого». Он рассчитывал на поддержку хотя бы части быков, достаточно внимательно слушавших его прошлой ночью, но сейчас, при свете дня, оказавшихся более сдержанными. Пусть они теперь подохнут с голоду, подумал Голгфаг, выглядывая путь к бегству. Но остальные огры банды молча собирались в круг. Его спина прижималась к разрушенной стене — слишком высокой и при этом слишком толстой, не перелезть, не проломиться.

Булава поднялась в воздух. Казалось, что упавшее дерево вновь встаёт.

Голгфаг чуял страх.

Свой страх.

Внешне хозяин не был таким уж грозным и страшным — напротив, он был сутуленным и лысеющим, со стянутыми серыми волосами, извивающимися на затылке, словно маленький потрескивающий плащ.

В одной руке он сжимал украшенный серебром чёрный посох, а другую выставил вперёд, словно ища путь. Хозяин спускался вниз по ступеням медленными и размеренными шагами. Этот человек, а это явно был человек, был одет в длинный синий жакет и камзол, украшенный золотыми пуговицами и павлиньими перьями. На ногах были мягкие кожаные сапоги. Голгфаг чуял телячью кожу, не понимая, как его нос различает такие тонкие детали. Он чуял телячью кожу и духи, которыми, как он слышал, пользуются развратные люди, сильный запах разовых масел и чёрного лотоса, почти скрывающий вонь древнего разложения.

Ступени лестницы закручивались вокруг стен башни. Человек приближался. Он говорил сам с собой. Бормотал. Когда он повернулся к Голгфагу, тот смог разобрать слова.

— Они идут, — говорил человечек. — Они будут здесь через три дня. Что мы можем сделать? Мы должны что-то сделать. Они будут здесь через три дня.

Голгфаг даже почуял надежду. Возможно, ему удастся разговорить его. Умаслить, сторговаться, запугать. Но тут Моррслиб блеснул достаточно ярко, чтобы Голгфаг смог различить лицо человека, сошедшего с последней ступени и повернувшегося к нему. Человека ли?

Возможно, когда-то. Но теперь его кожа сморщилась, словно последнее яблоко в бочке, а одна из глазниц опустела. Глаз был не на голове, а прямо в выставленной вперёд руке, вытянувшийся зрачок пристально смотрел через сжатые пальцы.

Глаз уставился на лицо Голгфага и повёл существо прямо к нему. Руки заканчивались когтями. Во рту были клыки, и тело было не ссутуленным, а ужасно изуродованным.

— Ах, — причмокнуло существо, зашипев от удовольствия и предвкушения. — Как раз вовремя. Они будут здесь через три дня. Этот хорош. Быстрее, точите ножи, разожгите жаровню, потеря крови может быть смертельной. Быстрее, Лукард, быстрее. Нельзя терять времени. Они идут. Мы должны их остановить. Иначе что останется, когда они придут? Нас ждёт много дел!

Тварь подошла ещё ближе, и вонь духов ударила по ноздрям Голгфага. Одна рука держала глаз. Другая шарила по плите, пока не нашла инструменты, и поднялся широкий клинок с заточенным лезвием, зазубренный, чтобы кровь легче стекала.

— Этот подойдёт, — сжимавшая глаз рука придвинулась ближе. — Нельзя терять времени.

Разрушенный город содрогался от ярости сражающихся огров. В нём уже больше века не видели такой силы. Такой животной ярости. Где-то далеко рассыпавшийся шпиль рухнул на гробницы давно сгнивших аристократов Фейльдорфа, сокрушив своим весом их почерневшие от огня мраморные статуи. Скрипевшая перемычка развалилась. Много лет провисевшие ворота сорвались с ржавых петель и с грохотом обрушились на землю.

Броня Голгфага сверкала так ярко, что слепила Болгга. Он никак не мог ударить своего врага, и это сводило его с ума. Вожак бушевал, размахивая своей огромной палицей.

— Кто сорвал врата Торинна Чернобородого с петель в горах и раздавил шлемы его танов, выдавив им глаза? Я! Болгг Разрубатель Великанов, Ужас Десяти Племён! — Болгг разжигал свою ярость всё сильнее. Кровавая слюна скапливалась в уголках его рта. Голгфаг не знал, как ему удалось долго продержаться, но это давало надежду. Болгг не мог в него попасть — юный огр легко ушёл и от первого, и от второго ударов. Первый расщепил на части брусчатку. Следующий врезался в старую яблоню, затрещавшую и рухнувшую.

Голгфаг ударил в ответ, нанеся страшный удар по колену Болгга, но взбешённого тирана не остановило бы ничего, кроме разве что разбитого черепа. Голгфаг намеревался так и поступить.

— Будь ты проклят! — взревел Болгг. Броня Голгфага сверкала так ярко, что он не мог прямо на неё смотреть.

Вожак помедлил. Дерзкого юнца явно защищали какие-то чары. Но даже если он не может ударить его, то всё равно может победить…

Позади Голгфага была стена какого-то высокого здания, возможно храма или святилища. Тяжёлые блоки из жёлтого камня были сложены вместе таким мастерством, что пережили и сожжение города, и годы запустения. Взмах Болгга прошёл далеко от головы Голгфага — так далеко, что тот и не пытался уклониться, а просто захохотал.

Булава врезалась в блоки, круша их металлическими шипами, и стена застонала. Древние камни поддались, и Голгфаг осознал опасность. Поздно.

Всё словно замерло на миг, пока огры ватаги смотрели на это в благоговейном ужасе, а затем огромная стена рухнула, погребая Голгфала под настоящей лавиной обломков, точёных каменных плит и пыли.

Последняя опустилась далеко не сразу. Болгг ухмыльнулся. Наглеца завалило тоннами камней. Он свирепо уставился на остальных, положив палицу под ноги, чтобы выпрямить смявшиеся шипы.

— Ну, кому тут ещё хочется больше золота?!

— Быстрее, разожгите жаровню и приготовьте зелье.

Называвшее себя Лукардом существо двигалось умопомрачительно быстро, всюду следуя за протянутым глазом. Оно разожгло угли в жаровне, стоявшей так близко, что Голгфаг чувствовал, как ему припекает бок. Лукард прошёл вдоль алтаря, а затем вернулся обратно. Он положил нож, взял другой, затем после недолгих раздумий отложил и его, а затем нащупал секач, каким мясники разрубают пополам говяжью тушу.