Большие Надежды (СИ) - Оськина Варвара

Доза «Симпати», которым Лина баловалась время от времени, нашлась именно там, где и предполагалось. Схватив сначала одну капсулу, Артур подумал, а потом взял ещё две и криво усмехнулся. Если противник не дохнет с первого удара, значит, стоит нанести ещё парочку. Возможно, в случае с «Симпати» это тоже сработает. Так что, взяв чистый дозатор, он вернулся обратно в общую комнату и замер напротив окна.

А в Городе тем временем царило настоящее грозовое безумие. Потоки дождя словно вздумали проломить толстые просвинцованные стёкла Башни и стучали так рьяно, что Артур нехорошо усмехнулся. С зажатыми в ладони хрупкими капсулами он ткнул указательным пальцем в скрывшийся за завесой дождя Щит и прошипел:

– Чтобы ты не говорил, будто я не пытался.

Ответом ему стал бешеный раскат грома, от которого едва не заложило уши, но было уже поздно. Ловко влив в дозатор содержимое всех капсул, Артур задрал рукав нательной рубашки и прижал острие к сгибу кисти, где виднелась череда маленьких синих вен, а потом резко сжал предохранитель. Тот хрустнул, дав понять, что окончательно сломан, но это и было нужно. Помедлив ровно мгновение, мягкая игла скользнула под кожу, и Артур почувствовал короткий укол.

Синеватая, слегка отдававшая зеленцой жидкость вкачивалась так долго, что рука онемела, и кончики пальцев теперь неистово кололо, но приходилось терпеть. Хант смотрел, как постепенно пустеет стеклянная колба, на стенках которой образовался налёт, и считал секунды. «Симпати» не был наркотиком как таковым. «Удобоваримая» смесь гормонов и аминокислот была предназначена лишь для одного – на время заполнить пробелы в тех частях мозга, которые были атрофированы за несколько лет принудительной эволюции, и подарить краткий миг другой жизни. Яркой. Блестящей. Наполненной звенящими эмоциями, которые били через край и, по уверениям многих, будили какую-то совершенно ошеломительную чувственность. Артур не знал, правда ли это. Ни разу за все годы в Академии он так и не испытал хоть чего-то похожего. Канцлер называл это особенностью, и, возможно, оно так и было. По крайней мере ничего не мешало главе Карательной службы выполнять свой долг со всей возможной бездушностью.

Но теперь, когда, очевидно, в нём проснулся тот самый ген, Артур надеялся, это даст хоть один ключ от тех дверей, за которыми прятались мотивы поступков Флор. А потому он смотрел на электронный таймер, где минута сменялась минутой, и ждал. Надеялся… терпеливо вдыхал и выдыхал показавшийся неожиданно сухим воздух, пока в груди не загорелось то самое чувство. Оно тлело всё больше, пока вдруг не вспыхнуло ярким огнём понимания, что чёртового ожидания стало уже чересчур.Слишком!И в этот миг осознания полной бессмысленности Артур почувствовал безумное бешенство. НИЧЕГО! Он не чувствовал ничего!

Зарычав от досады и какого-то совершенно иррационального разочарования, он со всей силы пнул подвернувшийся стол, прежде чем схватил его и швырнул в стену, наблюдая, как стеклянные осколки весело заскакали по полу. Он снова прислушался к себе и… пустота! Совсем!

– Твою мать! Какое же долбаное дерьмо! – заорал он в тишину комнаты, а потом вдруг вцепился в тяжёлое кресло и со всей силы ударил им об угол двери.

Артур колотил так долго, что редкое, но прочное дерево всё-таки поддалось и брызнуло мелкими щепками в сторону, едва не попав ему в глаз. Это вызвало новую волну дикой ярости, вынудив схватить отлетевшую от уже сломанного стола металлическую ножку, которой Артур принялся колотить по расставленным Линой побрякушкам, зеркалам, мебели.

– Ненавижу! НЕНАВИЖУ! Ненавижуненавижуненавижу! ВСЁ ЭТО НЕНАВИЖУ! И тебя! – Он повернулся, ткнув сломанной ножкой куда-то в сторону притихшего Города, и зло прошипел: – Тебя я тоже ненавижу, потому что ты бесполезная, бессмысленная, дурацкая груда камней!

Послышалось глухое ворчание недовольного грома, но Артуру было плевать. Чувствуя бесновавшееся внутри отчаяние и безысходность, он швырнул всё, что осталось в его руке от стола прямо в окно. Разумеется, толстое свинцовое стекло выдержало, но когда Хант уже хотел было отвернуться, послышался звон металла ударившегося о металл, и перед глазами словно что-то резко переключили. Мир вздрогнул, дёрнулся полосой искажения, прежде чем вернулся на место, но уже другим. Артур застыл, а потом медленно оглянулся, ошеломлённо уставившись на валявшуюся на полу кривую ножку. А в ушах всё звенело, звенело,звенело…

Он понимал, что это невозможно. Никак. Ни физически, ни как-то ещё. И вот та дрянь, – лежавший в самом дальнем углу искорёженный обломок, – никак не могла звучать именнотак! Ничто на этом этаже, да и вообще во всей Башне не могло бы повторить тот мягкий, воздушный перезвон колокольчиков. Но он был. Этот звон. Он стоял в ушах, и Артур зарычал, схватившись за голову в попытке избавиться от навязчивой галлюцинации. Хант пошатнулся, сделал несколько инстинктивных шагов, споткнулся о разбросанные повсюду обломки и замер, когда перед глазами возникло очередное дурацкое облакоподобное одеяние Лины. Скользнув ошалевшим взглядом по нагромождению полупрозрачной ткани, Артур увидел обеспокоенный взгляд серых глаз и отшатнулся, когда услышал другой, неуместный здесь голос.Не Лины.

– Артур? Что здесь случилось… Что с тобой?

Он завороженно наблюдал, как шевельнулись пухлые губы, и тряхнул головой в попытке прогнать наваждение.

«Флор…»

Это была её интонация, вздох, чуть растянутая первая гласная имени, словно она ещё сомневалась имела ли право так его называть. Хант слышал её голос, будто она была здесь прямо сейчас, и не мог поверить.

– Я…

Он замолчал, когда мир в очередной раз дал сбой. Картинка опять подёрнулась рябью, и теперь Артур смотрел прямиком в глаза цвета синего летнего неба. Он тонул в них, захлёбывался, умирал, а потом моргнул и…

Стоявшая перед ним Лина была до отвращения самой собой.

– Какого чёрта здесь творится? – проговорила она своим тихим голосом, который был просто не предназначен для возмущения или хоть малейшего недовольства. И от этого дикого несоответствия интонации и слов Артура затошнило.

– Пошла прочь отсюда, – медленно и едва слышно произнёс он.

– ЧТО?!

– Я сказал, проваливай.

– Артур…

– ВОН! – заорал он, но вдруг резко отступил, и под сапогом хрустнул осколок, словно поставил жирную точку. Артур медленно огляделся, а потом с издёвкой пробормотал. – Нет уж. Лучше я.

– Да какого дьявола ты творишь? – истерично запричитала Лина, но он не слушал. Обойдя попытавшуюся схватить его за руку и что-то причитавшую женщину, Хант закрыл за собой дверь и стремительно направился прочь.

Он не понимал, куда идёт, не слышал, когда к нему обращались. Его вело перемалываемое в груди едкое разочарование, которое горело и жгло так сильно, что хотелось лечь на холодные камни Города и раствориться в них.

Очнулся Артур лишь внизу длинной лестницы, что вела из Башни на площадь. Он остановился, чувствуя, как намокает под дождём тонкая рубашка, передёрнул плечами, а потом без раздумий направился по единственной почти не пострадавшей от огня улице.

«Ты хотел, чтобы мы туда пришли»,– стиснув зубы, подумал Хант и раздражённо смахнул заливавшие лицо тяжёлые капли.

Было холодно, быстро впитавшая воду ткань отвратительно липла к телу, но Артур лишь ускорил шаг и упрямо наклонил голову.

«Твоя взяла!»

Квартира Флор встретила тишиной и неожиданной затхлостью, с которой не могли справиться даже гулявшие по полу безбашенные сквозняки. Артур осторожно толкнул незакрытую дверь и ступил внутрь тёмного тесного коридора. Забавно, мародёры не тронули дом, хотя в эти дни успели поживиться на годы вперёд. Каратели едва успевали ловить жадных до чужих порционов, но здесь… И Артур скользнул рукой по слегка отсыревшим стенам. Здесь время словно остановилось. Казалось, оно застыло на том самом моменте, когда в ту ночь он вышел за дверь, и прямо сейчас где-то там впереди стояла задыхавшаяся Флор и сосредоточенный Льюис. Ещё шаг, и Артур их увидит. Но нет.