Брисингр - Кристофер Паолини

Стук молотов был таким громким, что Эрагон держался на расстоянии, пока Олбрих и Балдер не закончили плющить сталь. Затем Хорст вернул балку в горн и, приветственно махнув Эрагону рукой, поздоровался с ним и вытащил из левого уха затычку из плотной шерсти.

— Ну вот, теперь я снова могу слышать. Каким это ветром тебя к нам принесло, Эрагон?

Его сыновья тем временем принялись подбрасывать в огонь угля, а затем разложили как надо всевозможные молотки, клещи, щипцы и прочие инструменты, валявшиеся на земле. Все трое прямо-таки лоснились от пота.

— Мне хотелось узнать, что это тут за шум, — сказал Эрагон. — Надо было, конечно, догадаться, что это ты. Больше никто не способен поднять такой грохот, кроме одного замечательного кузнеца из Карвахолла.

Хорст рассмеялся, и его густая окладистая борода задралась кверху.

— Ну что ж, мне действительно есть чем гордиться. Да и сам ты разве не гордость Карвахолла?

— Нам всем есть чем гордиться, — сказал Эрагон. — Тебе, мне, Рорану и всем остальным нашим землякам. Алагейзия уже никогда не будет прежней, если с нами покончить. — Он указал на горн и прочее оборудование и спросил: — А почему ты здесь? Я думал, что все кузнецы…

— Так и есть, Эрагон. Они все там. Однако же я убедил нашего капитана, и он позволил мне работать поближе к нашей палатке. — Хорст подергал себя за бороду. — Это из-за Илейн, знаешь ли. Ей этот ребенок трудно дается, и ничего удивительного, если учесть, через что мы прошли, пока добрались сюда. Она ведь и всегда была хрупкой, а теперь я беспокоюсь, что… в общем… — Он замахал руками, точно медведь, отгоняющий мух. — Может, ты как-нибудь заглянул бы к ней, когда у тебя будет время? Посмотрел бы, нельзя ли ей капельку помочь, а?

— Обязательно, — пообещал Эрагон.

Что-то удовлетворенно проворчав, Хорст приподнял раскаленный брус над горном, изучая цвет раскаленной стали. Затем, снова опустив его в самый жар, мотнул бородой в сторону Олбриха:

— А теперь немного подкачай мехи, сынок. Сталь уже почти готова. — Олбрих принялся качать кожаные мехи, а Хорст улыбнулся Эрагону и сказал: — Когда я сказал варденам, что я кузнец, они были так счастливы, словно я еще один Всадник. У них тут явно не хватало людей, которые по металлу работать умеют. И они дали мне весь недостающий инструмент, в том числе и эту наковальню. Когда мы уходили из Карвахолла, я просто плакал при мысли о том, что мне больше уж, видно, не доведется применить свое мастерство. Я, конечно, оружие-то не так хорошо делать умею, но здесь хватит работы и для меня, и для Олбриха с Балдором еще лет на пятьдесят. Тут, правда, много не заработаешь, но и на вонючих подстилках в темнице Гальбаторикса мы не валяемся.

— И раззаки наши косточки не обгладывают! — вставил Балдор.

— Да уж. — Хорст жестом велел сыновьям вновь взяться за отбойные молотки, а сам, уже поднеся шерстяную затычку к левому уху, спросил: — Тебе что-то еще было от нас нужно, Эрагон? Сталь готова, я не могу дольше оставлять ее на огне, не то она ослабнет.

— Ты не знаешь, где Гедрик?

— Гедрик? — Складка между бровями Хорста стала еще глубже. — Так он, наверное, на лугу; тренируется в фехтовании и метании копья. Это вон там, отсюда с четверть мили будет. — И Хорст большим пальцем указал Эрагону, куда нужно идти.

Эрагон поблагодарил его и двинулся в том направлении. Перестук молотов по наковальне тут же возобновился, чистый, как удары колокола, и пронзительный, точно перезвон стеклянных игл. Эрагон заткнул на мгновение уши и улыбнулся. На душе у него было приятно и спокойно; он был рад, что Хорст сохранил и свою силу, и свое мастерство и, несмотря на потерю дома и благосостояния, остался таким же, каким Эрагон знал его в Карвахолле. Отчего-то надежность и спокойная сила кузнеца возродили в душе Эрагона веру в то, что им все же удастся свергнуть Гальбаторикса и вообще все у них в конце концов будет хорошо, а жизнь — и жителей Карвахолла, и его собственная — войдет наконец в нормальное русло.

Добравшись до поля, где вардены занимались фехтованием, Эрагон отыскал там Гедрика, который упражнялся в ведении боя вместе с Фиском, Дармменом и Морном, и попросил однорукого ветерана, руководившего занятиями, чтобы Гедрика ненадолго отпустили.

Гедрик, бывший дубильщик кож из Карвахолла, стоял перед Эрагоном, мрачно потупившись. Он был невысоким и коренастым, с тяжелой, точно у мастифа, челюстью, густыми бровями и мощными, изуродованными работой руками. Хотя дубильщик был далеко не красавцем, Эрагон знал, что человек он добрый и честный.

— Чем я могу служить тебе, Губитель Шейдов? — буркнул Гедрик.

— Ты уже достаточно мне послужил. И я пришел, чтобы поблагодарить тебя и отплатить тебе за то, что ты для меня сделал.

— Я? Чем же это я помог тебе, Губитель Шейдов? — Дубильщик говорил медленно, осторожно, словно опасаясь, что Эрагон приготовил ему ловушку.

— Вскоре после того, как я убежал из Карвахолла, ты обнаружил, что некто украл три бычьи шкуры прямо из сушильни, что расположена рядом с дубильней. Верно?

Гедрик помрачнел, растерянно посмотрел на Эрагона и стал переминаться с ноги на ногу:

— Ну, в общем-то, я эту сушильню и не запирал никогда. Да ты и сам это знаешь. Любой мог туда забраться и стащить шкуры. И потом, после того что с нами произошло, мне эта кража кажется совсем уж пустяком. Я ведь почти все свои запасы уничтожил перед тем, как мы в Спайн ушли; не хотел, чтобы слугам Гальбаторикса или этим вонючим раззакам мое имущество досталось. Так что, кто бы тогда эти шкуры ни стащил, он просто избавил меня от необходимости уничтожить еще три штуки. В общем, не стоит ворошить прошлое, так я считаю.

— Возможно, оно и так, — сказал Эрагон, — но честь все же обязывает меня признаться, что это я украл твои шкуры.

Гедрик изумленно уставился на него; он смотрел ему прямо в глаза, как самому обычному человеку — без страха, без восторга, без преклонения и, похоже, даже без особого уважения, словно вдруг полностью переменил свое о нем мнение.

— Я украл их и вовсе не горжусь этим, — продолжал между тем Эрагон, — просто мне эти шкуры были очень нужны. Без них я вряд ли выжил бы или прожил бы достаточно долго, чтобы добраться до эльфов, живущих в лесу Дю Вельденварден. Мне всегда больше нравилось думать, что я просто взял у тебя эти шкуры взаймы, но на самом-то деле я их все же украл, потому что не имел ни малейшего намерения возвращать их. А потому прими мои извинения. И поскольку эти шкуры по-прежнему у меня, точнее, то, что от них осталось, было бы только справедливо наконец-то за них расплатиться. — Из кармашка на поясе Эрагон извлек один из своих золотых шариков — тяжелый, гладкий, нагревшийся у него на теле — и вручил его Гедрику.