Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова - Венедикт Ерофеев

«Меня до сих пор удивляет тот тон откровенности, с какой Иван Сергеевич мне, незнакомому человеку, чуть не на двадцать лет моложе его, стал говорить, как он должен будет отказаться от писательства главным образом потому, что не „свил своего собственного гнезда“, а должен был „примоститься к чужому“, намекая на свою связь с семейством Виардо. А живя постоянно за границей, он по свойству своего дарования не в состоянии будет ничего „сочинять из себя самого“. Мне и тогда такая, хотя бы и несколько „деланая“, простота скорее понравилась. <…> У сестер Хвощинских <…> я с ним провел вечер в номере гостиницы <…> за самоваром. Туда он явился очень франтоватым, в светло-сиреневых (gris perle) перчатках, которые долго не снимал, сидел за столом, тонко беседовал, но оставался слишком „барином“ с оттенком западноевропейского джентльмена» (П. Боборыкин. «За полвека. Мои воспоминания», 1906–1913).

«Прекрасная Франция» – калька с французского «Belle France»; ср. у Мандельштама: «Ко мне нанимали <…> француженок <…> и сколько я ни пытался, будучи любознателен, выведать у них о Франции, ничего не удавалось, кроме того, что она прекрасна» («Шум времени», гл. «Бунты и француженки»).

28.7 C. 67. …у входа в наше «купе» (назовем его «купе») выросла фигура женщины в коричневом берете, в жакетке и с черными усиками. —

Обычно купе – это отдельный, двух- или четырехместный отсек в железнодорожном вагоне поезда дальнего следования. Однако здесь используется разговорно-казуальное значение этого слова – две трехместные скамьи пригородной электрички, стоящие друг против друга, и пространство между ними.

У Льва Толстого есть сходное описание случайной компании в поезде – с мужеподобной дамой и «коверкотом» с неестественным смехом:

«Мы ехали вторые сутки. В вагон входили и выходили едущие на короткие расстояния, но трое ехало, так же как и я, с самого места отхода поезда: некрасивая и немолодая дама, курящая, с измученным лицом, в полумужском пальто и шапочке, ее знакомый, разговорчивый человек лет сорока, с аккуратными новыми вещами, и еще державшийся особняком небольшого роста господин с порывистыми движениями, еще не старый, но с очевидно преждевременно поседевшими курчавыми волосами и с необыкновенно блестящими глазами, быстро перебегавшими с предмета на предмет. Он был одет в старое от дорогого портного пальто с барашковым воротником и высокую барашковую шапку. <…> Особенность этого господина состояла еще в том, что он изредка издавал странные звуки, похожие на откашливанье или на начатый и оборванный смех» («Крейцерова соната», гл. 1).

28.8 Аппетитная приходит во время еды… —

Перифраз известной пословицы «Аппетит приходит во время еды», принадлежащей французу Жерому д'Анже, епископу Манскому (ум. 1538); широкое распространение пословица получила благодаря Франсуа Рабле: «„Аппетит приходит во время еды“, – сказал Анже Манский; жажда проходит во время пития» («Гаргантюа и Пантагрюэль», кн. 1, гл. 5). Здесь на пословицу проецируется значение эпитета «аппетитная» – вызывающая желание. Хлестаков у Гоголя говорит о жене Городничего: «А она тоже очень аппетитна, очень недурна» («Ревизор», д. 4, явл. 13). Используется не только по отношению к женщине, но и к булочке, например.

Следует заметить, что данный каламбур уже вошел в справочную литературу, где получил надлежащий комментарий специалиста: «Аппетитная приходит во время еды. Некоторые говорят так, когда к компании присоединяется дама. В. Ерофеев. Москва – Петушки» (Комлев Н. Г. Словарь приговорок и метких фраз-реплик // Книжное обозрение. 1995. № 46; выделено Комлевым).

28.9 Пусть сядет! Пусть чего-нибудь да расскажет! —

Ситуация «разговор случайных попутчиков в вагоне» для классической литературы весьма традиционна. Здесь можно продолжить цитирование Льва Толстого, у которого в вагоне обнаруживается и дедушка, и едущий до промежуточной станции пассажир (как дедушка и внучек, едущие в Орехово-Зуево кататься на карусели), и разговоры о торговле (ср. замечание дедушки о том, что СССР весь рис увозит в Китай, а сахар – на Кубу) и о пьянках:

«Во время отсутствия господина с дамой в вагон вошли несколько новых лиц и в том числе высокий бритый морщинистый старик [ср.: дедушка у Ерофеева], очевидно купец, в ильковой шубе и суконном картузе с огромным козырьком. Купец сел против места дамы с адвокатом и тотчас же вступил в разговор с молодым человеком, по виду купеческим приказчиком, вошедшим в вагон тоже на этой станции. <…> Купец объявил сначала о том, что он едет в свое имение, которое отстоит только на одну станцию; потом, как всегда, заговорили сначала о ценах, о торговле, говорили, как всегда, о том, как Москва нынче торгует, потом заговорили о Нижегородской ярманке. Приказчик стал рассказывать про кутежи какого-то известного обоим богача-купца на ярманке, но старик не дал ему договорить и стал сам рассказывать про былые кутежи в Кунавине, в которых он сам участвовал. Он, видимо, гордился своим участием в них и с видимой радостью рассказывал, как они вместе с этим самым знакомым сделали раз пьяные в Кунавине такую штуку, что ее надо было рассказать шепотом и что приказчик захохотал на весь вагон, а старик тоже засмеялся, оскалив два желтые зуба» («Крейцерова соната», гл. 1).

28.10 C. 67. Она выпила… —

Так же как у Достоевского: «Катя выпила стакан разом, как пьют вино женщины, то есть не отрываясь, в двадцать глотков» («Преступление и наказание», ч. 6, гл. 3).

29. Павлово-Посад – Назарьево

29.1 C. 67. Назарьево —

железнодорожная станция на магистрали Москва – Владимир.

29.2 C. 68. «…я слышу – у вас тут такой литературный разговор, дай, думаю, и я к ним присяду, выпью и заодно расскажу, как мне за Пушкина разбили голову и выбили четыре передних зуба…»

И она принялась рассказывать, и чудовищен был стиль ее рассказа…

– Все с Пушкина и началось. К нам прислали комсорга Евтюшкина… —

Комсорг – комсомольский организатор, то есть руководитель первичной комсомольской организации. «Прислали» – здесь: направили из центра, по партийно-комсомольской линии, для повышения производительности труда и укрепления дисциплины и сознательности, как, например, председателя Трубникова (28.4).

Фамилия комсорга на фонетическом уровне вызывает ассоциации с Евгением Евтушенко, по молодости лет воспевавшего комсомол (Гайсер-Шнитман С. Венедикт Ерофеев… С. 180, 181; Левин Ю. Комментарий к поэме «Москва – Петушки»… С. 66, 67). Однако, кроме созвучия с его фамилией, весь рассказ Дарьи с выбитыми зубами пародирует одну из глав («Нюшка») бессмертной поэмы Евтушенко «Братская ГЭС» (1964), построенную под монолог («я расскажу») бетонщицы, работающей на строительстве ГЭС:

Я бетонщица, Буртова Нюшка.Я по двести процентов даю.Что ты пялишь глаза? Тебе нужно,чтобы жизнь рассказала свою?

Нюшка ведет свой рассказ действительно «чудовищным стилем» – Евтушенко имитирует просторечный сказ. При этом сначала у Нюшки обнаруживается явный недостаток собственности и похожий на Веничкин чемоданчик:

А имущества было у Нюшки —пара стоптанных башмаков,да облупленный нос, да веснушки,да неполных семнадцать годков.

Впрочем, был чемоданчик фанерныйс незаманчивым всяким тряпьем,и висел для сохранности вернойнебольшенький замочек на нем.

А затем, с приездом на стройку из центра интеллигентного вида специалиста («к нам прислали»), начинается история ее несчастной, как и у Дарьи, любви:

И летела по небу, летела,ни бетона не видя, ни лиц,и чего-то такого хотела,что похоже на небо и птиц.

Но на радость мою и на горе,над ломающей льдины водойпоявился весною в контореинтересный москвич молодой.

Был он гордый… Не пил, не ругался,на девчонок глаза не косил.Увлекался искусством, а галстуки в рабочее время носил.

Далее Нюшка, чтобы понравиться приезжему, начинает читать книжки, крутит хулахуп и пьет уксус для бледности. И вот наконец с ней происходит то же, что произошло с Дарьей и Евтюшкиным:

Позабыть я себя заставляю —никогда позабыть не смогу,как отпраздновать Первое маямы поплыли на лодках в тайгу.

Пили «гымзу» под частик в томатеза любовь и за Братскую ГЭС.Кто-то был уже в чьей-то помаде…Кто-то с кем-то куда-то исчез…<…>Несся танец по имени «мамба»и Парижей и Лондонов гул,и шептала я: «Мамочка-мама,хоть бы раз на меня он взглянул!»

И взглянул – в первый раз любопытно…Огляделись – мы были вдвоем,и, кивнув на вечерние пихты,он устало сказал мне: «Пойдем…»

После «гневления Бога» Нюшка, натурально, понесла, о чем поспешила сообщить москвичу: